Авторский блог Галина Иванкина 15:53 24 февраля 2015

В аглицком стиле

В Государственном Историческом Музее сейчас проходит выставка «Английский завтрак в России конца XVIII–XIX века». Впрочем, указание именно на «завтрак» тут выглядит весьма условным, ибо речь идёт не только о фаянсовой посуде, но и об англомании, как о серьёзном культурно-историческом явлении в русской жизни.

«Вот уж не угадаешь, my dear», - отвечал ей Григорий Иванович…»

А.С. Пушкин «Барышня-крестьянка».

Всё, что мы думаем об окружающем нас мире, закладывается в детстве, а вся последующая жизнь лишь корректирует наши взгляды, вкусы и предпочтения, поэтому начну с одного, быть может, не самого яркого, но подходящего к случаю, воспоминания. Мне тогда было лет восемь, мне очень нравилась книга питерского писателя Радия Погодина «Кирпичные острова: рассказы про Кешку и его друзей». Роскошный пример в духе советского дидактического романтизма – дворовые мальчики, мечты о каравеллах, драки «до первой крови», дружба, соперничество. Но был там один рассказ под названием «Копилка» - наиболее красочный и динамичный. Детективный. Всё началось с обывательницы-тётки, которая натащила в дом всякого миленького барахла – салфеточек, вазочек, ковриков, однако, на вершине этой «мещанской пирамиды» оказалась громадная копилка из английского фаянса. «На письменный стол, где Толик готовил уроки, тетка водрузила большущую толстобокую собаку с прорезью на спине – Зачем мне такое чучело? – отпихнул собаку Толик. <…> Толик ткнул пером в блестящий собачий бок. – Что ты делаешь? – Тетя побледнела… – Это английский фаянс!» В общем, именно эта копилка чуть не завлекла хорошего, но нестойкого советского мальчика в гнилое филистерское болото, а заодно и в преступную деятельность. Смысл рассказа читался сходу и был прямолинеен, как любой соцреализмовский шедевр – страсть к деньгам ведёт к духовному обнищанию. Однако же мною было сделано и другое – гораздо более скромное - открытие: английский фаянс – это нечто особенное. Уже потом были статьи о Веджвуде и легендарной британской посуде, об особом очаровании фаянсовых чашек, о георгианском и викторианском чаепитии, о…бытовой переписке русских аристократов, которые отмечали, что хозяева – щедры и богаты, ибо подают гостям угощение «на аглицком фаянсе».

…Итак, в Государственном Историческом Музее сейчас проходит выставка «Английский завтрак в России конца XVIII–XIX века». Впрочем, указание именно на «завтрак» тут выглядит весьма условным, ибо речь идёт не только о фаянсовой посуде, но и об англомании, как о серьёзном культурно-историческом явлении в русской жизни. Вспоминаются многочисленные эпизоды из школьно-программной классики – все эти милые дворяночки, листавшие в своих имениях «Памелу» и «Клариссу», а потом делавшие вид, что предпочитают Грандисона – Ловласу. Тут и Онегин, который, как все помнят, был «…как dandy лондонский одет…», читал Адама Смита и, как водится, оказался подвержен типовому английскому недугу - сплину. Если уж разочаровываться в человечестве – так по-байроновски. Замечу (для любителей обвинить русского дворянина в вечном заимствовании), что англомания конца XVIII-XIX веков носила общемировой характер, и даже в пресыщенном Париже не считалось зазорным подражать первому денди – Джорджу Браммелу.

Безусловно, англомания вызывала иронию у мыслящих людей, которые, правда, и сами были не прочь пошить себе фрак из аглицкого сукна. Помните пушкинское? «Этот был настоящий русский барин. <…> Развел он английский сад, на который тратил почти все остальные доходы. Конюхи его были одеты английскими жокеями. У дочери его была мадам англичанка. Поля свои обрабатывал он по английской методе». Наше Всё потешается над отцом барышни-крестьянки Лизы (которая, о, разумеется, Бетси!), указывая, что англомания – это очередная дорогостоящая прихоть истинного, то есть - широкого и расточительного русского барина... Ибо потом добавляет, что на чужой манер наш хлеб не родится. Но мода - есть мода, которая, как писал всё тот же Пушкин – невероятно деспотична: «Лихая мода, наш тиран,/ Недуг новейших россиян». А ещё – увлечение иноземными фраками, фаянсом Веджвуда и разным-прочим Адамом Смитом никогда не заслоняло истинной, глубинной сути нашего человека.

Итак, английский стиль, чай, фаянс... Тут возникает сразу несколько вопросов – почему он был так популярен, причём, не только в англоманских кругах русской и европейской знати, но и во всём мире? Почему – именно фаянс, ибо тогда все были помешаны на фарфоре? И, наконец, что есть природно-общего (sic!) между русским и английским укладом? Причём, начну именно с последнего, так как сей вопрос выглядит наиболее парадоксально и – спорно, ибо, что может быть родственного у русских с англичанами? Нации-антиподы и вечные противники в геополитике, а уж если союзники, так от большой-пребольшой нужды. Тем не менее, два народа, которые – по собственному определению «не Европа» и даже более того – «анти-Европа». Мы – не они. Так скажет и британец, и московит, подразумевая исключительный «свой путь» и приверженность к некой особой традиционности. В евразийстве, которое, правда, «читается» по-разному. Англичанин, совершенно искренно стремясь на Восток, всегда скажет, что нам с ними «не сойтись никогда»; русский же, напротив, пытается, найти точки соприкосновения. Имперское сознание - даже, если слово «империя» не записано в юридически значимых документах. Два народа, которые уж точно никогда не станут братьями, но всегда будут странным образом «зеркалить» друг друга, даже в такой незначительно-бытовой области, как потребление чая. Впрочем, ещё в екатерининскую эпоху, когда открылся Английский Клуб, а молодые люди предпринимали так называемые Grand Tour-ы, русская пресса писала, что английский стиль нам подходит более, нежели французский по причине разумной простоты первого. Английский сад – естествен и уютен, тогда как французский регулярный парк – это прямая линия выстриженных боскетов, разбавляемых претенциозными клумбами. Лондонский стиль = комфорт (словечко прямиком взятое из разговорника и прижившееся мгновенно). Гигиена! Английский джентльмен – образец чистоты и неброского лоска, он начинал свой день с водных процедур и провозглашал, что лучший аромат – это запах чистоты. Парижско-версальский шик = принужденность, вычурность, неудобство. И – пренебрежение к правилам личной гигиены: протереть лицо и руки пахучим лосьоном, заштукатурить оспины, завуалировать, перебить миазмы сложными ароматическими смесями. И – побольше рюшей, кружев, блеска… Но вернёмся к столу, к чашечке чая, к фаянсу.

…Итак, чаепитие! Только на Руси и в Альбионе принято считать его не действием, но – действом. Процессом. Времяпрепровождением. Безусловно, здесь нет никакой китайской премудрости, заключённой в древних церемониях, и поныне подаваемых в качестве экзотической «изюминки». Русское и английское чаепитие имеет свои законы, привычки, смыслы, причём, у нас это началось немного раньше – ещё со времён Анны Иоановны, когда ко двору прибыли китайские послы, дабы заключить торговые сделки и скрепить их обещанием вечной дружбы. Чай на русский стол поставлялся прямиком из Поднебесной, посуху, не отсыревая в корабельных трюмах. Чай ко двору английского монарха Георга плыл из Индии, по морям и океанам, превращаясь к концу пути в неудобоваримую мерзость, которую оставалось только облагораживать сливками, розовыми лепестками да прочими радостями бытия. Кстати, это одна из причин модного пития чая с добавками – неприятный вкус оного. Но таковы уж англичане – из своей ущербности они всегда создают модный тренд. Больше того, считается, что чаепитие «в высоком лондонском кругу…» было внедрено именно королями, дабы милорды перестали потреблять эль и пиво на завтрак. Говоря современным языком, это проводилось в рамках борьбы с бытовым алкоголизмом, ибо в XVIII веке именно британцы держали первенство по числу «выпитого» на душу населения.

Существует две версии – по одной этим озаботился ещё Георг III, по другой – уже королева Виктория. Но суть от этого не меняется – чай предлагался англичанам в качестве замены. Теин бодрил, вызывал прилив творческой энергии, заставлял сердце биться чаще, но при этом – не уродовал здоровье и не приводил к иным социальным пагубам. Со временем утвердилась новая привычка, манера. Сформировались и соответствующие догмы: чаепитие утреннее – это одно, тогда как five o`clock – совершенно иное. Приглашение к чаю – допущение в избранный круг друзей, где светская леди имеет возможность не столь туго стягивать корсет, а джентльмен – не сильно заморачиваться насчёт галстучного узла. Светский разговор за чаем – о погоде, о шляпках леди N и лошадях баронета L, а иной раз – о политике вигов/тори. И вообще, как писал Оскар Уайльд: «Не следует делать того о чём нельзя поговорить за чашкой чая». Русский купец за чаем тоже беседовал, …а ещё, сидя в чайной - у гигантского самовара – заключал (под пироги с калачами) выгодную сделку. Однако же повторюсь - для англичанина чай сделался по-настоящему «национальным напитком» только к середине XIX века, тогда как русский человек и в XVIIIстолетии предпочитал именно этот напиток. Помните, ещё у Фонвизина? «Сын его, в дезабилье, кобеняся, пьёт чай».

Однако же, увлекшись чаем, мы начисто забыли о фаянсе, хотя представленная выставка имеет именно к нему прямое отношение. Следовательно, перенесёмся снова в Галантный Век – время увлечения …фарфором. Разгадать загадку китайского чуда европейцам так и не удалось – пришлось изобретать нечто своё. Так, сначала у немцев появился мейсенский порцелен, потом у французов – претенциозный севрский вариант с «розами Помпадур», а следом и у русских – виноградовский, но только англичане пребывали в растерянности по этому поводу. У них не оказалось природных ресурсов для создания своего первоклассного фарфора, а довольствоваться иноземными вариантами они никогда не любили. У них же свой путь! Зато была возможность создавать фаянс – это, разумеется, не так шикарно, как порцелен, однако же, английские мастера стали в этой области лидерами. Если уж фаянс, то – первоклассный и знаменитый на весь мир!

Фирму Wedgwood сейчас знают, наверное, все, а началось всё это в середине XVIII века, когда основатель этой марки – Джозайя Веджвуд сделался поставщиком фаянсовой посуды к английскому двору, а потом и ко дворам Европы. Так, для Екатерины Великой (большой поклонницы аглицкого стиля) Веджвуд создал несколько крупных сервизов. С тех пор так и повелось – фарфор считался «репрезентативным» вариантом и его доставали по праздникам или же - давали в приданое, тогда как британский фаянс сделался образцом «повседневного шика». На выставке вы сможете увидеть не только великолепные образцы фаянсовой посуды, но и проследить господствовавшие стили в искусстве, ибо дизайн прикладного творчества всегда следует за «генеральной» художественной линией. От торжественного изысканного классицизма с его нимфами и римскими профилями – к романтическим пейзажам, выписанным на тарелках, а затем - и к роскошно-аляповатым букетам стиля «бидермейер».

Помимо этого, экспозиция содержит интереснейшие примеры русской посуды, создаваемой по британским образцам и даже превосходящей её по качеству. Увидите вы и посуду, создаваемую в Англии, но в расчёте на русского потребителя – с петербургскими видами и даже с русским-народным орнаментом - как это видели тамошние мастера. Подобная практика диктовалась, разумеется, выгодой – английский фаянс любил сам Николай I, хотя в политике (как мы все помним) был ярым ненавистником Альбиона. Кстати, на выставке присутствует один занимательный – исключительно английский - экспонат под названием «кувшин Тоби», причём представленный в самых разных вариантах. Тоби – это довольно крупная (в масштабах обеденного стола!) керамическая фигурка развесёлого выпивохи, символизирующего собой старую-добрую (пьяную!) Англию. Такие своеобразные сосуды начали выпускаться ещё в XVIII веке, но сия традиция жива и поныне. Кстати, со временем создание кувшина Тоби стало разновидностью …политической карикатуры – так, в 1800-х годах были популярны кувшины Бони, то есть в виде Бонапарта. Но такая карикатура вовсе необязательно должна быть злой – в XX веке кувшин Тоби часто выполнялся в виде Уинстона Черчилля.

…Однако же лучше один раз увидеть, чем сто раз прочесть. Кстати, первоначально выставка «Английский завтрак» должна была работать до 3 марта, однако, в связи с популярностью темы было решено продлить до 31 августа. Напоследок мне остаётся добавить, что автором экспозиции является Дарья Тарлыгина, хранитель фонда фаянса Исторического Музея – человек, который знает о фаянсе всё и даже немножко больше…

1.0x