КОРАБЛИ
Фонарь преображен
За ним бесконечные дали,
Он в вечности укоренен
И в настоящем мае.
Так расцветает огонь
У самой кромки заката,
На воду ложится ладонь
И волны гонит обратно.
К самому краю земли
Где солнце горит устало.
В море идут корабли,
И даже вечности мало.
ПЛАВАНЬЕ
Загудели колокольны колокола-звоны
Гнутся зЕмные опоры, пали в синь бездонну,
А в бездонном – чудо-рыбы, корабли крылаты:
Всех пожаров перевивы, грозных туч раскаты
Движут их по синю морю, меж кораллов сольных,
Где развернуты просторы, ходят ветры вольны,
Где по синь-волне гудящей – яблочные каты
К заполярьям, оснежённым белизной обрата.
Сё чудесная эскадра, флаги синекрестны:
Экипажные артели, путники безместны,
Торят путь под белокрылым лётом альбатроса,
Где огни святого Эльма – штормовые росы,
Где китовое кочевье – знАменье Ионы,
И гудят сквозь сини-волны колоколы-звоны.
ПАМЯТИ РУССКИХ БРОНЕНОСЦЕВ, ПОГИБШИХ ПРИ ЦУСИМЕ
В корабле омертвелом
Который уходит вниз,
Приникая к прицелам
Среди катящихся гильз,
Нет руки, ноги ли,
Теперь уже все равно,
В этой стальной могиле,
Уходящей на дно.
Прими, Господи, Сущий
Твой хлеб и вино:
Победную песнь поющих,
Уходящих на дно.
И под залпы орудий
В бесконечную высь
Смотрят мертвые люди,
Уходящие вниз.
ЦУСИМА
Сущен в разбитой рубке
Труп капитана Егорьева,
Перебывает сутки,
Где плывет, объегорена,
Вся надежа империи:
Броненосные силы.
Бабка бредет в безверии
До бугорка могилы.
Что же вы вьетесь, вороны,
Кружите, чайки-галки?..
На расчетыре стороны
Бесы играют в салки.
Прикоснутся к железу,
Глянь – а оно бумажно.
Мачты уходят в бездну,
Трубы, черные сажей.
Суша уже не суща,
Не узревшие порты,
Броненосные души
(Калики и сироты)
Встали свечами, огнями,
Светом, грядущим вскоре,
И сияет звездами
Море, а дальше – за морем
Бабка идет сквозь поле
Кается Чудотворцу,
За ней – капитан Егорьев,
И солнце,
заходит солнце.
ПАМЯТИ ГВАРДЕЙСКОГО БРОНЕНОСЦА
“ИМПЕРАТОР АЛЕКСАНДР ТРЕТИЙ”
Государь Александр Терцина
По тверди ходил один.
Под тяжестью исполина
Трещали обломки льдин.
Ему бы медвежьей властью
Утишить ветреный лес,
Гле удит морозной снастью
Дерзающих стылый бес.
Дышать жаропламенно, чтобы
По церквам теплил огонь.
Но умер и встал из гроба
Среди качающих волн.
Волны назад – на запад,
Волны и на восток.
Курсом на северо-запад
Эскадры во Владивосток
Шли. Озирали дали,
Целились в корабли
Матросы – в Царе из стали,
В Александре, внутри.
Пылая посередь мая,
Причастники битвы сей
Видели, как всплывает
Невидимая досель
Левиафан – Цусима.
Но с крестом рыбаря
Шел Александр Терцина,
Весь, весь из огня.
ДВА МИКЛУХИ
Миклуха-Маклай бородатый *
Шел за упряжкой собак,
Господи Боже Распятый
Глядел на него сквозь мрак.
На него, на Миклуху, **
Который вел “Ушаков”,
Миклуха слушал вполуха
Слова, восклицания слов.
Постигнув – дорогой крестной
Корабль рыскает днесь,
И куражат японцы
Что побеждают здесь.
Миклуха глядел на Миклуху
С разных обочин земли,
И поглощала проруха
Сани и корабли.
“Это двойной Миклуха”, –
Так говорил Господь:
“Идет по воде, как по суху
Его корабельная плоть,
Идет в ледяной пустыне
За упряжкой собак,
И обоюдно ныне
Одолевают мрак”.
* Имеется в виду Артемий Миклухо-Маклай, геолог, исследователь Севера, внучатый племянник Н. Н. Миклухи-Маклая.
** Владимир Миклуха, капитан броненосца “Ушаков”, погибший в Цусимском бою.
ВЕЛИКОЕ ОСВЯЩЕНИЕ ВОДЫ
В чин Великого водосвятья,
Как больные с кровати,
Поднимаются с дна корабли.
Мачты неся, как распятья,
(Шаг за шагом, по палате…)
Добираются до земли.
И стоят, как нищая братия,
В бинтах, в окровавленной вате,
С нимбами корабли.
У берега, как на паперти
Рядом стоят они.
НА ДНЕ
Вижу линкор затонувший
С пробоинами в бортах
Размером с матросские души
(То есть широкими). Взмах
Мачтовый освящает
Воду крестом рыбарей,
Ибо флаг пребывает
На верхушке, на ней.
Сё великое диво!
Движется стадо рыб
Серебреньем-извивом
Между надстроек-глыб.
И поднимают к солнцу
Серебренье воды
Голытьба-богомольцы:
Кочующие киты.
На небесах офицеры
Видят глубины вод.
День исчисляют верный
Чтоб дать машинам ход.
