Четырёхкомнатная велика для него – одинокого, до недавнего времени ходившего за отцом тиранического нрава, протянувшего 94, не давшего ему жениться; калужская четырёхкомнатная шибко велика ему – 55-летнему, живущему в основном в своей комнате, которую несколько лет назад отделал, сверкает белизною, новую технику купил, и - на кухне…
Скучно готовить для себя.
Работая на телефонной станции, делит жизнь между квартирой, работой, огородом, и вечером, вернувшись в пятницу с работы (самая обычная пятница) читает в смартфоне: Просто ты, Коля, ничего в зайцах не понимаешь: они растут на деревьях, шлёпаются, когда созреют, и их надо ловить…
Саша из Москвы пишет.
Муж его одноклассницы.
Когда-то они приезжали в Калугу, встречались тогда, пили весело, потом мать одноклассницы, жившая в соседнем подъезде, умерла, квартира была продана, и теперь общаются вот… по вацапу…
Шуточно в основном, но и всерьёз иногда.
Жалко, что не приезжают.
Коля, вытаскивая из холодильника еду, думает, что ответить.
Тут же летит вопрос: Зайца съел?
И маленький, забавный портрет зайца.
Не придумав ничего оригинального, пишет: Не ел я зайца.
Берёза в окне.
Она всегда была, сколько помнит себя Коля, а квартира, даря воспоминания детства, словно молчит тяжёлым своим четырёхкомнатным избытком, - он нависает, гнетёт предметами, и, вспоминая, как уставал от старого, распадающегося на глазах отца, Коля думает: Вот если б жил, не было б так одиноко…
Вацап оживает: А что же ел?
Коля глядит на котлеты, которые собирался жарить, думает – сделать ли пюре, или сварить макароны, и пишет: Котлеты ел с пюре.
Значит пюре…
Саша женат.
У них поздний сын – десятилетний чудесный мальчишка, и Саша, почти два года назад потерявший маму, которая была вселенной, словно разорванный долго жил, и вспоминая без конца, как возился с малышом, жена всё больше в офисе, а он, литератор, всё время гулял с мальчишкой, читал ему, купал, и мама, мама всегда помогала, - не понимает теперь банально, какая метафизическая корова слизала языком время…
Переписка с одиноким Колей вошла в привычку: в Калугу трудно теперь поехать, хотя родственники остались там; переписка забавляет порой, и, думая, что бы забавное написать, слышит: Пап…
Отрывается, идёт в другую комнату…
-Что, сынок?
-Вот, поможешь с русским…
Листок, испещрённый предложениями, надо вставить буквы, запутался сынок.
-Давай.
Быстро кончается.
Когда-то – долго играли, долго читал ему, пел на ночь.
Вернуть бы…
Желание вернуть события четырёхлетней хотя бы данности сродни желанию оказаться в древнем Египте…
Саша пишет: Ах что-то эти заяцы…нигде не попадаются…
Коля, ваяющий пюре, не отвечает.
Через какое-то время к нему, Коле, летит портрет хрюшки с подписью – Кабанятины нет желания отведать?
Коля отвечает: На свинятину значит перешли…
Летят, прободая расстояния, сообщения одиночества.
Летят, шутя человеческими чувствами, замаскированными под игру…
Сгущается ноябрьская темнота.
Темнота – торжественное время: отъединяя от обыденности, она диктует свои правила, словно связывая с чем-то огромным, и в то же время провоцирует мысли о смерти.
Сидя в маленькой своей, такой белой комнате, Коля пишет: Три года назад отец умер. Мой. Посадил его в специальное кресло, он сходил кое-как в туалет, пошёл горшок мыть, возвращаюсь, а он мёртвый…
Содрогаясь, Саша отвечает: Что тут сказать, Коля…
Нечего.
Колю закручивает в душе.
Страшно вспоминать.
Понятно, что страшно – приходит ответ.
Про зайцев как-то неудобно теперь.
А самим-то как умирать? Ещё страшней – это Саша…
У отца хоть я был… - отвечает Коля, чувствуя резкое желание выпить.
Резко и мучительно накатывает оно: истрёпанный пожилой организм не принимает ничего, кроме вина.
В этом году ставил отцу памятник: гранитная плита с портретом старика, скамейка, участок, куда ляжет сам.
Страшно.
Что тут ответить, Коля? Высвечивается в зелёном поле.
И – потом: Попробуй какую-нибудь тётю себе поискать.
Кому мы нужны в таком возрасте, - грустно бухает Колин ответ.
Коля встаёт, подходит к узкому платяному шкафу, достаёт бутылку красного, идёт на кухню, открывает, наливает стакан.
Жизнь проносится в уме: мальчишка, растущий в полной семье, увлекающийся радиоделом, солдат армии на дальнем востоке, студент, инженер…
Романы мелькали, да всё распадалось, мама рано умерла, тянул отца…
Нет, сначала отец здоровый был.
Одиночество наваливается всей заоконной тьмою.
Коля пьёт, ожидая расслабляющей волны.
Саша, отложив смартфон, накрывается с головою.
Завтра суббота, он будет пить – много лет уже пьёт по субботам.
Сочинительство, когда-то окрылявшее, давно стало пустой бессмысленной привычкой; когда была мама, жизнь казалась вполне сносной, теперь, несмотря на хорошие отношения с женой, словно тяготит она, и, думая о мальчишке, продолжающем его жизнь, хотя живущим уже своею, Саша вздыхает, банально надеясь поскорее заснуть.
