Льётся млеко стихов: льётся лентами, переливаясь нежными оттенками, вспыхивая на онтологическом солнце бытия:
Снова глаза закрываю несмело,
Вспомнить пытаясь детство своё…
Помнится только: матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.
Зимами злыми над прорубью белой,
В стылой воде полоская бельё,
Вся коченея, матушка пела.
Песней наполнено детство моё.
Удивительна звукопись – вибрации ли острого «з», ничуть не мешающие напевам, перекличка ли «л» - тонко отсвечивающих драгоценными камнями живой сути бытия…
Константин Скворцов – от хлеба и млека, от российской глуби, от потаённых корней жизни; и песни его, исполненные глубины, тепло влияют на читательскую душу:
Ко всему
Старики в добром доме привыкли.
Спит деревня,
Склонившись к плечу моему.
До зари
Лишь меня будят дальние крики,
Будто просят о помощи.
Кто – не пойму!
Трагедий в жизни много (она и сама-то, если посмотреть в сущность её формулы – трагедия), и поэт не имеет права забывать об этом, обязанный чужую боль ощущать, как свою, будто подтверждая – нет чужого на свете.
Смерть деревни воспринимая катастрофой, и поэт живописует её, раскрывая в образах, сделанных жёстко и чётко:
Не став избою, доживает сруб.
Дымит полынь из выбитых окошек.
Не пахнет хлебом из холодных труб.
Нет ни мышей пронырливых, ни кошек.
Петух уже не сядет на плетень.
Ворон, и тех не видно на деревьях.
Старушка, словно собственная тень,
Едва плывёт по вымершей деревне.
Спасает ли стоицизм?
Белый высверк его соли наполняет отдельные стихи поэта:
Не жди благих вестей,
Готовь мешок в дорогу.
Затеял коростель
По всей Руси тревогу.
Зовёт его труба,
А нас не видно в поле…
Напрасно городьба
Протягивает колья.
Стихотворения Скворцова становились песнями: летели над страной, плавным звуком чаруя души.
В них заложенные мелодии словно сами вливались в музыкальные ряды песен…
И ткалось полотно поэтического великолепия, и созидался словесный сад: разнообразный, пространный, тянущийся к метафизическим небесам.
