Ранение военкора Евгения Поддубного, к сожалению, продолжает череду негативных событий, когда каждые полтора-два месяца приходит сообщение о ранении или гибели журналистов. В июне 2024 года сообщили о гибели молодого фотографа Никиты Цицаги под Угледаром при его попытке сделать репортаж из Никольского монастыря, расположенного в серой зоне между противоборствующими сторонами. В июне у Горловки погибли оператор НТВ Валерий Кожин и сопровождавший группу офицер Антон Микужис, корреспондент Алексей Ивлиев получил тяжёлые ранения. В апреле в Кременной получили ранения журналисты ВГТРК и погиб сопровождавший их офицер пресс-службы Минобороны Евгений Половодов. Наш президент Владимир Путин заявлял, что в зоне СВО погибли более 30 журналистов.
В силу гуманитарной и журналистской деятельности мне довелось побывать почти в этих же местах и почти в это же время, поэтому понимание ситуации могу передать из первых уст. Из Луганской области весной этого года была запланирована поездка севернее Артёмовска, но в последний момент её отменили из-за двух подряд в течение дня дронов рядом с машиной офицеров, на которой предстояло ехать. Собирались съездить в Никольский монастырь, даже обсуждали детали с одним известным военкором, сделавшим репортаж из того монастыря примерно год назад, но не нашли готового рискнуть военнослужащего с личным автомобилем. В начале прошлой зимы довелось побывать у Марьинки, где корреспонденты RT сняли достойный документальный фильм, и у меня есть полное представление на местности, что и где они снимали. Встреч с журналистами в относительном отдалении от передовой было ещё больше.
Работа журналиста без особого конкретного согласования с Минобороны сейчас допустима только в относительном отдалении от передовой. В основном общение со знакомыми командирами и бойцами, местными жителями и коллегами происходит в тыловых располагах, на частных квартирах, в заурядных точках общепита в пяти-десяти и более километрах от передовой. Так в принципе строится значительная часть работы журналистов, так наших бойцов посещают их земляки, жёны и завершившие контракт сослуживцы, которые привозят им гуманитарную помощь. Особое согласование требуется по линии пресс-службы Минобороны при работе непосредственно в зоне боевых действий, но в реальности такая работа реже тыловой, хотя бы из соображений безопасности. Нужный материал вполне можно записать и отснять в тыловых располагах.
Получение согласования от пресс-службы Минобороны и ответственных за работу с журналистами политруков стало значительно сложнее, чем в 2022-м и даже в 2023 году. Это связано именно с участившимися случаями гибели журналистов и необходимо для сокращения ненужного риска. Представители пресс-службы на местах с местными командирами хорошо владеют обстановкой и точно знают, где риск ради уникальной «картинки» оправдан, а где чрезмерен.
Для иллюстрации этого раскрою некоторые детали съёмок фильма RT о Марьинке (надеюсь, его авторы не будут в обиде). Журналиста и оператора, конечно же, никто не возил в пекло боёв, ограничившись прифронтовой зоной, хотя и в такую прифронтовую зону вполне может прилететь. Основные съёмки делались на старых позициях Минской ЛБС, когда передок уже прилично ушёл вперед, а также с терриконов, расположенных в садоводческом товариществе «Марьинка», которое было нашим всё время с 2014 года и непосредственно примыкает к самой Марьинке. С терриконов ещё и открывается панорамный вид на всю Марьинку, с возможностью разглядеть с хорошей оптикой передвижения по ротации нашей техники и последствия боёв. Также бойцы предоставили журналистам RT свою видеосъёмку боевых действий с камер коптеров и шлемов. Получилось качественное сочетание натурных и боевых съёмок при относительной безопасности для журналистов и сопровождавших бойцов.
Опираясь на личный, относительно небольшой опыт журналиста и гуманитарщика, опишу некоторые детали взаимодействия журналистов и офицеров. За работу с журналистами обычно отвечает старший офицер пресс-службы, командир батальона или зам комполка. Буквально, журналистов на позиции второго эшелона везут старшие офицеры на серьёзной боевой технике (обычно «Тигр» или «Рысь»), за которыми противник следит особо тщательно. Журналиста обычно сопровождает не только старший офицер пресс-службы, но и оператор, командир из местных, боец-водитель, бывает, ещё кто-то, а это уже кучная цель. Противник в прифронтовой зоне постоянно отслеживает мобильные телефоны, и даже их выключение при приближении непосредственно к передку становится для противника знаком следить тщательнее за потенциальным передвижением серьёзных людей на серьёзной технике.
Теперь несколько слов о специфике малозаметного посещения позиций второго эшелона гуманитарщиками и родственниками без особого согласования и сопровождения. Несмотря на запреты, такие посещения бывают, хотя бы в силу и в зависимости от объемов гуманитарки. Гуманитарщикам нужно отчитываться за доставку груза, лично вникать в потребности конкретных подразделений, для чего и нужны визиты на позиции второго эшелона. В серую зону и штурма, конечно же, гуманитарщики не допускаются, к тому же они сами в силу опыта хорошо чуют опасность.
Как-то довелось помочь с размещением в располаге жены сержанта-десантника, которая на своём личном, в меру раздолбанном авто со снятыми номерами привезла много чего нужного. Бойцы на КПП, через которые она продиралась, вполне могут отличить жену бойца от случайной женщины или местной жительницы, особенно, когда жене заранее сделают нужные документы-заявки, а на КПП заранее маякнут о нужном грузе. Устраивать пришлось лишь потому, что её муж в это время был на боевом задании в серой зоне, а лучшая опека – как раз от знающего местных гуманитарщика.
Так вот, самое главное, ради чего писалась это заметка, – это вывод о том, что безопасное перемещение происходит отнюдь не с серьёзным сопровождением и на серьёзной боевой технике. Обычно это просто встречающий боец-водитель с хорошим знанием местных реалий, на изрядно потрепанной «буханке», «ниве», «девятке» или даже «классике» (у местных жителей новых регионов таких всё ещё сохранилось много). Машины такие обычно недорого выкупают у местных жителей с сохранением местных же номеров, просто оформляя доверенности на их управление. Бойцы на КПП такую специфику местного передвижения знают, выучили лица и позывные водителей и сами автомобили, пропускают их беглым обзором. Главное, пропускают без эфирного сопровождения типа «ждите, проследует» или «проследовал тот-то».
Опытные командиры также стараются передвигаться на бывалых «буханках» или раздолбанных легковушках с местными номерами, «кося» под рядовых бойцов и местных жителей. Как-то довелось наблюдать реакцию одного из подполковников на поступившие по гуманитарке от Минпромторга новенькие УАЗ «Патриот». По должности такие машины как раз для командиров, а не для рядовых бойцов, но подполковник чётко понимал, что такой автомобиль недвусмысленно указывает на высокий статус пассажира. «Патриот» в итоге «осел» на коммуникациях между тыловой располагой и Крымом.
Трудно достоверно судить о конкретике передвижения опытнейшего Евгения Поддубного, но мой личный опыт чётко показывает, что излишнее сопровождение может быть демаскирующим и стать причиной особого внимания со стороны противника. Речь не об отмене необходимого согласования с пресс-службой Минобороны, а именно о меньших «понтах» в технике и сопровождающих передвижение военкоров, о необходимости соблюдать секретность именно внешним видом передвигающихся.
