Современность прочеканена соответствующим словарём, и человек, спустившийся в метро, изымает оттуда щедрые пласты поэзии:
Не склеены поцелуем,
спускаемся в андерграунд,
где черти поют «Аллилуйя»
и ангелы в прятки играют.
Где смрадом, как из лохани,
окатывает игриво.
В неясной толпе с лохами
бессмысленно ждать прорыва.
Нетвёрдым шажком пингвиньим
корячимся до платформы.
Толкаются все упорно,
хоть зенки пустые вынь им.
Стих И. Панина, играя всерьёз, живописует вариант жизни, предложенный градом: не обязательно миром; стих звуком насыщен, и пропитан разными вариантами восприятия оной: то, что чувствуется в метро, известно…
Строчки растягиваются, согласно замыслу: воплотить как можно больше, взять в поэтический субъектив (объектива не предполагается) различные виды яви, плотно, вещно уложив их в стихи:
Я люблю дешёвые пивнушки,
дремлющие около вокзалов;
заскочишь в такую под вечер выпить пива кружку
и грамм сто пятьдесят вдогонку – чтоб не казалось мало,
закажешь глазунью из трёх яиц
и бекон, не внушающий доверия,
а вокруг – столько живописных лиц,
и никакого лицемерия.
Интересно творится антиутопия:
Конечно, Москвы не будет,
исчезнут Берлин и Прага;
чуть дольше продержится Лондон, мечтая о чуде,
но порвут его по образу и подобию флага.
Мрачные тона развернутся полотнищами: современному поэту неоткуда черпать живой влаги оптимизма…
Стих выверен, фантазия играет гранями…
Сарказм и пафос мешая своеобразно, Панин творит собственную модель мировидения, проводимую через ленты стихов: и модель эта испускает достаточно яркий поэтический свет.
