Разбор лжи про «белорусский национализм – самый мирный в Европе»

Немалое оживление в Интернете вызвала публикация Максима Саморукова «Кто и когда придумал белорусов», вышедшая 21 мая на сайте Московского центра Карнеги аккурат к началу предвыборной кампании в Белоруссии и вызвавшая большое воодушевление у московских либералов (так, несколько сотен репостов собрал пост, опубликованный 31 мая в Facebook генеральным директором популярного сайта sports.ru Дмитрием Навошей, посвященный протестам в Минске). На нынешний момент это одна из самых читаемых статей на сайте Московского центра Карнеги за все годы существования оного.

К тому же, стоит заметить, в заголовке и в тексте рецензии ее автор умело разбросал очевидные приманки для русских национал-патриотов, напоминающие аппетитного червя на крючке – все эти фразы про «белорусскую нацию придумали совсем недавно, в СССР», которые начали дальше радостно разносить и постить в соцсетях. Некоторые в порыве радостного коленопреклонения даже объявили, что, «действительно, Максим Саморуков – один из лучших в России специалистов по Восточной Европе». Серьезно?!

Так уж получилось, что белорусский национализм я изучаю – по литературе, по источникам, общаясь со специалистами – с 2014 года, написал об этом ряд статей и книг. И могу уверенно сказать – Саморуков вообще не понимает, о чём он пишет. Это тот самый случай, когда нет ничего хуже невежды, с апломбом вещающего о том, о чем прочел одну популярную книгу и уверен, что обладает исчерпывающим представлением о предмете.

Вообще, сам Саморуков как автор мне минимально интересен, даже для полемики с ним, но есть хороший информационный повод показать – что на самом деле представляет собой белорусский национализм, как он относится к соседним народам и к тем, кто выступает за (вос)создание единого государства, включающего и Белоруссию тоже.

«Вильно и Смоленск – утерянные белорусские земли»

Так, про созданную в 1918 году Белорусскую народную республику (БНР), культовую в идеологии современных белорусских националистов, Саморуков пишет следующее: «В БНР не было почты, но были собственные марки – с названием страны, надписями на белорусском и прочими национальными символами. Там не было своей армии, полиции и пограничников, но были нарисованные на карте границы, которые мало чем отличаются от нынешних».

Хорошо, что Саморуков упомянул марки БНР. Потому что на этих самых марках, сохранившихся до наших дней и не раз опубликованных в популярных СМИ, изображены в том числе границы этого – пусть и эфемерного – но государства. И они, мягко говоря, не очень похожи на современные границы Белоруссии.

На западе БНР включала в себя современный литовский Вильнюс (причём, который считала «своей древней столицей Вильней») и польский Белосток.

На севере – часть современной Латвии с Даугавпилсом (тогда – Двинском) и часть современной Псковской области России, включая Себеж, Невель и Великие Луки.

На востоке – часть современной Тверской (практически до Ржева), большую часть Смоленской (практически до Вязьмы) и Брянской (практически до Брянска) областей.

На юге – пограничные участки современных Волынской, Ровенской и Черниговских областей Украины.

Несложно заметить, что территория, очерченная границами БНР, больше современной Белоруссии примерно на треть. Хотя да, центр государства находится там же. Но можно ли, например, так же сказать, что между Первой и Второй мировыми войнами границы Польской Республики (она же Вторая Речь Посполитая) «мало отличались от современных границ»? Да, центр польского государства тоже тогда находился в Варшаве и Кракове, но, вообще-то, на востоке Польше принадлежали Западная Украина и Западная Белоруссия, а также целый кусок Литвы с Вильнюсом.

Про прежние границы в современной Белоруссии все это очень хорошо помнят, и статьи с картами – вот нынешние границы, а вот проведенные в 1918 году по границам этнического расселения белорусов с утерянными нами потом землями – и заголовками вроде «Как белорусы потеряли Вильнюс и едва не вернули его 29 лет назад» регулярно выходят на популярных новостных сайтах.

Поэтому, когда Саморуков далее ставит в заслугу то, что «белорусский национализм получился уникальным в Восточной Европе – он… не содержит одержимости мифологизированными обидами из далекого прошлого, которые до сих пор не позволяют выстраивать конструктивные отношения с соседними странами», это показывает лишь полное незнание им описываемого предмета.

Потому что тезис об утрате Белоруссией целого ряда «этнических белорусских земель», и прежде всего Вильнюса, который накануне Первой мировой войны был центром национального белорусского движения (вопреки тому, что, по мнению Саморукова, тогда «белорусы почти не жили в городах»), прочно сидит в умах.

Процитирую статью лидера Белорусского народного фронта (БНФ) Зенона Позняка «О русском империализме и его опасности», опубликованную в 1994 году: «Мы не должны забывать, что в результате русской коммунистической политики… Беларусь (Белорусская народная республика) потеряла треть своих исконных территорий с автохтонным белорусским населением, в том числе свою столицу Вильню, города Белосток, Смоленск, Брянск, Лепель, Себеж, Новозыбков, Дорогобуж, огромные земли на востоке вплоть до Вязьмы. Русские коммунистические политики распоряжались нашими землями, роздали и забрали наши территории. Если в России теперь у власти некоммунисты, то пора восстановить справедливость… Вопрос о возвращении восточнобелорусских земель будет снова поставлен (об этом шла речь в 20-х и 30-х годах)».

Вполне откровенный реваншизм, мало чем отличающийся от лозунгов адептов Речи Посполитой «Львов и Вильно – польские города», или объединяющего всех украинских националистов – вне зависимости от партийности, радикальности и прочего – стремления к воссозданию Украинской народной республики (УНР) 1917 – 1919 годов, границы которой включали (на бумаге, как и у БНР) несколько регионов российского Черноземья и пограничные территории современной Польши.

Между тем, по мнению Саморукова, «белорусский этнический национализм получился намного слабее, чем в соседней Украине, Польше». Хотя в чем разница в данном случае?

Но, может быть, в Белоруссии фантомные боли по поводу Вильнюса и других потерянных «этнических белорусских земель» были присущи только БНФ в 1990-е годы? Но вот в нулевые создается «Правый альянс», военизированное крыло белорусской антисистемной оппозиции, и первое же, что его активисты размещают в 2009 году в своем паблике «ВКонтакте» – это картинка «Этнические территории Белоруссии и ее нынешние границы». В комментариях обещают эти земли вернуть, а «не отдадут – сами заберем».

Ладно, все-таки националисты – это лишь один из сегментов белорусского общества. Но, однако, за последние пару лет те же самые карты с потерянными белорусскими Вильнюсом, Белостоком и Смоленском замелькали и во вполне официальных научных изданиях, и даже на государственном телевидении Белоруссии.

В октябре 2018 года был подписан в печать сборник статей «Славянский мир и национальная речевая культура в современной», выпускаемый Гродненским государственным университетом (ГрГУ) имени Янки Купалы. Одной из первых статей в сборнике стоит «"Этнографическая карта белорусского племени" Евгения Карского в контексте современной теории этногенеза белорусов», написанная профессором кафедры истории Беларуси, археологии и специальных исторических дисциплин ГрГУ Светланой Морозовой (статья одна из немногих в сборнике – на белорусском языке). На странице 17 видим ту же самую карту «Этнические территории Белоруссии и ее нынешние границы», которую десятилетием ранее активно продвигали в соцсетях радикальные белорусские националисты.

30 декабря 2018 года в вечерний прайм-тайм на первом государственном канале белорусского телевидения «Беларусь-1» выходит передача «Точка отсчёта», где демонстрируется карта Белорусской Советской Социалистической Республики (точнее, тогда она называлась Социалистическая Советская Республика Белоруссия, а нынешнее название приобрела лишь спустя три года) 1919 года, в тех же границах, что и БНР. Просто, поскольку режим Лукашенко предпочитает эксплуатировать советские образы, решено было обратиться к той недолго существовавшей в этих границах республике, а не к любимой оппозицией БНР.

Ведущий передачи параллельно рассказывает: «Границы новой республики планировали провести в соответствии с этнографической картой Беларуси академика Карского: согласно ей Вильнюс, Белосток, Смоленск и Брянск были белорусскими. Но той республике, которую провозгласили [1 января 1919 года] в Смоленске и которую торжественно декларировали манифестом, в этих границах было суждено прожить меньше месяца – уже 16 января 1919 года в Москве принимают решение: территорию Беларуси обрезать, Смоленскую, Витебскую и Могилевскую губернии забрать в РСФСР».

2 января 2019 года, опять же в вечерний прайм-тайм «Беларусь-1» показывает фильм «БССР. Вытокі». Главный герой фильма, заведующий отдела новейшей истории Беларуси Института истории Национальной академии наук Республики Беларусь Сергей Третьяк сообщает следующее: «Границы новой республики были проведены в соответствии с тем, как было на карте Карского. Если подробнее, то если бы не советско-польская война [1919 года] и эта установка была бы проведена в жизнь, то восточные границы Беларуси сейчас бы проходили всего в нескольких десятках километров от Москвы».

Кстати, подобные тезисы – один в один с тем, что преподавалось в школах довоенной Литвы. И карты Великого княжества Литовского XV века с границами до Вязьмы тоже красовались там на видном месте, с чем столкнулись позже советские солдаты.

А вот экс-банкир Виктор Бабарико, вполне себе прозападный умеренный либерал, сейчас один из наиболее популярных кандидатов в президенты Белоруссии. Год назад, когда Бабарико еще занимал пост председателя правления Белгазпромбанка и не подумывал о политической карьере, в интервью газете «Салiдарнасць» 25 апреля 2019 года он честно сказал: «Вильнюс я воспринимал как то, что отобрали у меня. Потом понял, что ни у кого ничего нельзя отобрать. Сами отдали или потеряли». Это смягченная позиция, но в основе ее лежит та же уверенность – «но город-то нашенский», как говорил Ленин про Владивосток, тогда еще не входивший в состав Советской России.

И ведь Бабарико – не выходец из националистических кругов, а сын рабочего с окраины Минска. И не адепт распространяемых нынешней белорусской госпропагандой идей, а как раз их противник. И все равно является носителем идей реваншизма, пусть и мягкого! Не случайно опять же вполне либеральный Tut.by констатирует, что Вильнюс «для интеллигенции это «крывіцкая Мекка» и символ белорусскости».

«Совсем неагрессивный национализм»

Следующий глубокий вывод Саморукова, представленный читателям, состоит в том, что «белорусский национализм получился уникальным в Восточной Европе – он не агрессивен, далек от антисемитизма и прочей ксенофобии».

Вообще ощущение, что представление о национализме у Саморукова состоит из каких-то щелкающих перед глазами шаблонных кадров – вот еврейский погром, вот еще в таком духе. Между тем, вполне может быть агрессивный национализм, сосредоточенный при этом отнюдь не на евреях или других нацменьшинствах.

Например, Украина 1990-х годов – антисемитизмом и прочей «чистотой крови» были обеспокоены только в организации «Государственная самостоятельность Украины» (укр. Державна самостійність України, ДСУ), обладавшей, правда, не самым мощным среди националистов силовым ресурсом на улицах, тогда как в УНА-УНСО* принимали даже негров (и это не шутка), эта организация была занята практически на 100% борьбой с действующей властью и с русскими националистами, которых на Украине тоже хватало. С евреями в УНСО потом подчеркнуто дружили.

Аналогично, с пророссийскими и советскими активистами воевал на улицах – причем с кровью – и такой же многочисленный «Тризуб имени Степана Бандеры»*, а вот до евреев и ему не было ровным счетом никакого дела. Можно ли на этом основании сказать, что агрессивного-то национализма на Украине тех лет и не было вовсе?

Кстати, а как было в эти же самые 1990-е годы в Белоруссии?

«Визит делегации НБП* в Белоруссию превратился в беспрецедентное побоище, – сообщалось в статье, опубликованной в №3 газеты «Лимонка». – 18 декабря [1994 года] в 14 часов в помещении ДК им. Киселева в Минске должна была начаться пресс-конференция Э. Лимонова и А. Дугина, а вслед за нею концерт минской рок-группы «Красные звезды». Однако лидер Белорусского народного фронта, депутат парламента Зенон Позняк прислал свои «войска» на трех автобусах. До 500 боевиков БНФ и БЗВ (офицерская организация) ворвались в здание ДК, избивая зрителей и журналистов, круша окна, двери, мебель и аппаратуру. Показательно, что явились они прямиком с митинга в поддержку Дудаева. В борьбе с превосходящими силами противника служба охраны, состоявшая из членов белорусской организации Славянский Собор, НБП, РНЕ* и движения «Красный марш», проявила исключительное мужество. Несколько парней были ранены, но отказались выдать толпе Э. Лимонова».

Рассказ об этом есть в дневнике Эдуарда Лимонова, вошедшем (вместе с процитированной выше статьей из «Лимонки») в его книгу «Анатомия героя» (1998 год): «Мы издалека увидели необычно агрессивное скопление людей, один из наших прибежал нам навстречу, сообщив, что люди Позняка прибыли, но мы все же вошли в здание через черный ход и прошли в гримерную… В зрительном зале, однако, началась битва. Были сорваны все сиденья, сломаны стулья, повреждены усилители, выбиты стекла. Нас охраняли местное РНЕ, «Красный марш», ребята из Белорусского отделения Славянского Собора и юные наши нацболы. Наши ребята были ранены, у одного по всей длине распорота рука, он обильно кровоточил. Хладнокровная девица стала хладнокровно зашивать ему руку иголкой с черной ниткой, а он лишь морщился. Попытки выйти из гримерной оказались невозможны, драка шла уже в коридоре, на подступах к гримерной. Нападающие требовали выдать им «Лимонова, эмиссара москалей!» Отступив опять в гримерную, мы забаррикадировали дверь столами. Ушли через окно, выпрыгнув со второго этажа. На наше счастье, бегавшие толпой с флагами вокруг ДК цепочкой, выкрикивая лозунги, враги наши не знали, куда выходят окна гримерной. Выпрыгнув, мы ушли через белую снежную пустыню, стараясь не бежать. Все это в страшный 25 – 30-градусный мороз. ДК, как мы позднее узнали, был разнесен вдребезги пятью сотнями БНФ и БЗВ, разнесен в щепки».

Воспоминания об этом эпизоде уже в нулевые оставил один из видных членов белорусского РНЕ 1990-х годов – Сергей Коротких, предпочитавший тогда называть себя Сергей Малюта (в 2014 году он вступил в батальон «Азов», такой вот поворот судьбы): «Охрану ДК, где должна была состоятся выступление, осуществляли всего полтора десятка членов РНЕ. В зрительном зале произошла схватка: были разломаны кресла и стулья, разбиты стёкла и аппаратура… Наши ребята были ранены, но не отступили, хотя на стороне нападавших было не только численное преимущество; они также были вооружены ножами».

Мирный, абсолютно лишенный агрессивности национализм!

А если серьезно, подобный уровень озверения невозможно себе представить даже в Киеве тех лет, с трудом – может быть, во Львове, где в массовых драках коммунистов и националистов шла в ход и напиленная арматура. А тут – в Минске!

И позже, всю вторую половину 1990-х годов, в Минске и других городах шла яростная уличная война между бойцами БНФ и РНЕ – белорусскими и русскими националистами.

Если брать мобилизацию, которую демонстрировал БНФ на протестных акциях в Минске в 1996 – 1999 годах (десятки тысяч человек, легко вступавших в бой с милицией), то украинским националистам, да и оппозиции в целом, такое было не под силу вплоть до первого Майдана. Даже «Украина без Кучмы» 2000 – 2001 годов была куда слабее.

Немаловажный момент. Якобы «абсолютно лишенные агрессивности» белорусские националисты почему-то всегда обладали мощным силовым блоком. Сначала это было упомянутое выше Белорусское объединение военных (белор. Беларускае згуртаванне вайскоўцаў, БЗВ), созданное в 1991 году и включавшее в себя огромное количество действующих и отставных силовиков. Затем – «Белый легион», бойцы которого тренировались у разделявших их взгляды бойцов белорусского спецназа, одевались как полноценное воинское формирование (камуфляж, берцы, береты) и дрались тоже. Затем, уже в нулевые годы, эстафету подхватил военизированный «Правый альянс».

Отдельная история – про лозунги «Москалей на ножи» и прочее, что мы видели у белорусских национал-оппозиционеров в последние годы.

Национальная религия

Еще откровение от Саморукова: «С религиозной общностью тоже не получилось. Греко-католическую церковь на землях будущей Белоруссии отменили еще при Николае I, в 1839 году – задолго до появления первых белорусских будителей. Местным жителям приходилось выбирать или католицизм, или православие, причем обе конфессии четко ассоциировались с другими национальными проектами – польским и русским».

Да будет известно автору, но после разрыва (под руководство царских властей, сильно обеспокоенных первым польским восстанием 1830 – 1831 годов) унии с Римом, белорусы были автоматически переведены в число прихожан Христианской православной кафолической восточного вероисповедания церкви (так она официально именовалась в «Полном своде законов Российской империи»), как ранее «отпавшие» от нее.

Выход же из господствующего вероисповедания или побуждение к этому вплоть до 1905 года в Российской империи были законодательно запрещены, причем второе квалифицировалось как тяжкое уголовное преступление.

Заглянем в принятое в 1845 году «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных». Глава 187: «За совращение из православного в иное христианское вероисповедание, виновный приговаривается: к лишению вех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к ссылке на житье в Сибирь или к отдаче в исправительные арестантские роты».

А вот глава 189: «Кто в проповеди или сочинении будет усиливаться привлекать и совращать православных в иное, хотя и христианское вероисповедание… за сие преступление подвергается: в первый раз, лишению некоторых… особенных прав и преимуществ и заключения в смирительном доме на время от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев; а во второй, заключению в крепости на время от двух лети восьми месяцев до четырех лет, а также с потерею некоторых… особенных прав и преимуществ; в третий же раз присуждается к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к ссылке на житье в Сибирь или к отдаче в исправительные арестантские роты».

Какой тут мог быть выбор между православием и католицизмом?

Можно еще добавить такой, судя по всему, неизвестный Саморукову момент – даже при желании перейти в католичество в Белоруссии было достаточно затруднительно, потому что после второго польского восстания 1863 года в Западном крае (как официально именовались в Российской империи земли современной Белоруссии) конфисковывались и превращались в православные уже не греко-католических (униатские), а римо-католические храмы. Большинство из них просуществовало в таком статусе до 1917 года, когда царизм пал и к власти пришло Временное правительство, сразу же получившее целый ворох прошений о возвращении католикам этих костелов. Часть этих документов опубликована в сборнике «Конфессиональная политика Временного правительства» (2018 год), который я в прошлом году рецензировал для «Журнала российских и восточноевропейских исторических исследований».

Ну и добавлю, что после царского указа «Об укреплении начал веротерпимости» от 17 апреля 1905 года, отменявшего запрет на выход из господствующего вероисповедания, произошел просто обвальный переход белорусов из православия в католицизм. В том же сборнике документов опубликовано письма министра исповеданий Антона Карташева о том, что «с изданием указа 17 апреля 1905 года свыше 200.000 бывших униатов в Западных губерниях и Царстве Польском официально заявили о своем отпадении от православия в католичество». Во многих населенных пунктах современной Белоруссии католиков к 1917 году было уже абсолютно большинство. Например, согласно официальной справке, «в Омнишевском сельском сообществе православных 11 чел., католиков – 1713 чел.», при том, что конфискованный в 1860-е годы костел в Омнишево (Минская губерния) вплоть до 1917 года оставался православным храмом.

То есть, как видим, в белорусском национальном сознании придавалось важное значение религии (раз массово возвращались в ту, у которой даже не было своего храма в населенном пункте – безразличные к религии люди так не поступают), и римо-католицизм не считался исключительно польской религией, хотя при возможности ему бы предпочли греко-католицизм.

Почему же униатство не превратилось в Западной Белоруссии в национальную религию, как это произошло на Галичине?

Дело в том, что Белорусская греко-католическая церковь была возрождена лишь в 1991 году, и, кстати, уже в следующем году опрос Белорусского государственного университета показал, что к униатам относят себя около 100 тыс. жителей страны. Но тогда же Костел и РПЦ вступили в яростное соревнование за то, кто проявит себя самой «беларускай царквой», переводя на белорусский язык богослужения и литературу, рукополагая в священники преимущественно этнических белорусов и т.д.

«За 35 лет владыка Филарет успел стать для Белоруссии «своим». Мне довелось брать у него в 1993 году интервью – оно пришлось на недолгий период «белорусизации» Белорусской православной церкви, – вспоминал 25 декабря 2013 года в комментарии «Газете.Ru» период пребывания митрополита Филарета (Вахромеева) во главе Белорусского экзархата РПЦ, сейчас чаще именуемого Белорусской православной церковью (БПЦ), редактор научно-аналитического журнала «Перекрестки» Александр Федута. – Митрополит был откровенен: он рассказал и о том, что рукоположение в епископы при нем шло исключительно из «местных кадров», и про белорусский язык, на котором начали произносить проповеди и вести делопроизводство в БПЦ. Да, потом, после прихода к власти Александра Лукашенко, это потеряло свою актуальность».

Справедливости ради стоит отметить, что к концу 2010-х годов власти страны вновь взяли курс на «белорусизацию» – а вслед за ними и православные иерархи. Например, в 2017 году в БПЦ официально представили Новый Завет на белорусском языке.

В католических храмах Белоруссии введенный в начале 1990-х годов белорусский язык богослужений удержался без изменений. Как отмечал процитированный в том же материале «Газете.Ru» ее источник в БПЦ: «В большинстве костелов служение проводится на белорусском языке, а в целом католическая церковь очень благосклонно настроена к белорусской национальной идее». И я во время поездки в Минск в 2013 году заметил, что именно в небольшом католическом книжном магазинчике – сплошь белорусскоязычная литература и в целом «белорусский дух», не особо заметный тогда в городе.

Как видим, выбора одной религии в качестве национальной белорусы не сделали не потому, что их национализм был каким-то особенным, или православие с католицизмом ассоциировались у них с соседними народами. Наоборот, их симпатии разошлись между православием и католицизмом, потому что и та, и другая Церковь активно боролись за паству, стараясь показать себя наиболее соответствующими ее национальному духу.

Выводы

Белорусский национализм в целом очень похож на украинский – основным противником является Россия (которая пытается восстановить империю), в обязательный нарратив входит реваншизм к соседям (украинский – к Польше и России, белорусский – к Литве и России), он имел мощную силовую составляющую в 1990-е годы.

Антисемитизм, который в нашем шаблонном представлении является необходимым элементом украинского национализма, на практике был свойственен лишь отдельным организациям (ДСУ, неонацистские группировки, добавим сюда еще Межрегиональную академию управления персоналом, в нулевые выпустившую огромное количество антисемитской литературы), в то время как крупные национал-радикальные организации интересовались совсем другими вопросами. В последнем они похожи на белорусов.

Религиозная ситуация в Белоруссии иная, нежели в Польше и Украине, но это объясняется другими причинами, нежели тем, что католицизм и православие для белорусских националистов были связаны с чужими национальными проектами. Как раз наоборот, в свое время каждая из этих Церквей старалась оказаться для белорусов «своей».

Является ли белорусский национализм опасным сейчас? Нет, но не из-за каких-то его уникальных особенностей, а из-за общего спада радикализма в постсоветском обществе и репрессий белорусских силовиков, пересажавших все и вся. В результате идеология национализма шире расползлась по обществу, но стала гораздо менее радикальной. Но делась выводы по её нынешнему состоянию несколько наивно.

* Организации запрещены Верховным судом РФ