Зазубренные бумажные фрагменты бытия: изобретённые для оплаты почтовых услуг, прошли своеобразный путь от «чёрного пенни» до… бесконечности окрестного мира, представленного вокруг.
Марки порой выполняют культурную миссию: даже своеобразную пропаганду…
Разные изображения Чехова: но – уже в силе литературной известности: в шляпе и без, в традиционном пенсне, вглядывающийся в реальность писатель, чьи глаза-рентген видят человека насквозь.
Молодой Добролюбов… не суждено ему стать было старым; молодой, доброжелательно глядящий на мир, будто оправдывает фамилию, и знает, сколь важно кипение литературы, как формирует оно мировоззрения поколений.
Не объять литературный пантеон марок: некогда литературоцентричная Россия охотно воспроизводила на бумаге представителей литературного пантеона.
Салтыков-Щедрин – со струящейся длинной бородой – высматривает, что ещё подвергнуть сатирической операции: операции врачевания, разумеется.
Невероятная графика лица Пастернака: лицо: и конский глаз, и горящая свеча, и детскость нескончаемая, и идёт ряд марок, тонко фиксируя состояния, свидетельствующие о бесконечной внутренней работе.
Юный Лермонтов.
Непримиримо глядящий Маяковский…
Спокойно-барственный Тургенев…
…мальчишки собирала марки – взахлёб, увлечённо, менялись ими без конца, экономили на завтраках, собирая мелочь, данную родителями.
Коллекционировали охотнее, чем читали, но и – соприкасаясь с различными писательскими портретами, кто-то, заинтересовавшись, ведь брал в руки книжку, погружался в пласты текстов, раскрывал для меня сияющие, альтернативные миры…
Такова дидактика марок.
Их культурологическая миссия.