22 ноября 2022 года вышел юбилейный фильм Родиона Чепеля «Пелевин». Событие это в кругах коллег-литераторов прошло почитай незамеченным, практически никто из моих знакомых, видимых в соцсетях, что называется, не отписался. Меж тем, 60 лет ПВО, для многих по-прежнему загадочному Solus Rex русской словесности, не каждый день, поэтому набросаю кое-какие соображения, хотя бы субъективно, отрывисто-тезисно.
Вообще традиция фильмов о Пелевине уже существует. Во-первых, это артдокфестовский фильм 2013 года «Писатель П. Попытка идентификации», а ещё раньше был сюжет-расследование на 18 минут в программе «Главный герой» (НТВ, 2009). Новый докфильм, вышедший на сервисе «KION», отличает визуальная составляющая, анимация, всякие хм… хэппенинги-гэги – хоть и довольно попсово, но всё же повествование оживляет. Публикуются новые фото «самого загадочного писателя», есть попытка некоего «отслеживания» (ага, почти как отслеживают бандероль – едва ли не шпионские штучки), но всё это, если честно, так себе. Лично я ничего нового о Пелевине не узнал.
Но нет – одно всё же узнал. Один из преподнесённых в фильме фактов меня удивил, и даже сильно. Автор фильма заявляет, что Пелевин посещал Южинский кружок! Общее место – что Пелевин читал Кастанеду, переводил Кастанеду (вернее, участвовал в переводах – редактировал и т.д.), посещал эзотерические кружки, где читали Кастанеду. Но знаменитый Южинский – это, простецки говоря, не совсем то, «где читали Кастанеду». Так называемый Южинский – как известно, андерграундное литературно-эзотерическиое сообщество, «южинское шизоидное подполье», конца 1960-х – начала 90-х. Здесь зародились метафизический реализм, русский традиционализм. Собственно, на квартире «советского Кафки» Юрия Мамлеева в Южинском переулке мамлеевский кружок существовал, по свидетельству Гейдара Джемаля, до 1967 года. В любом случае, первый и классический период – до отъезда писателя за рубеж, то есть до 1974 г. То бишь Пелевину, как и Дугину, было тогда максимум по двенадцать лет!
Александр Гельевич в прошлогодних видео с воспоминаниями о Джемале и Головине рассказывает о своём «нео-южинском» периоде – насколько я понял, с 1980-го до начала или середины девяностых. (Я не специалист, но, кстати, очевидно, массу нелепостей о кружке понагородил в своей биографии Проханова «Человек с яйцом» Лев Данилкин.) В фильме называются фамилии лишь четырёх, не считая самого Мамлеева, участников неформального объединения: Евгений Головин, Игорь Дудинский, Борис Свешников, Владимир Ковенацкий. Что, мягко говоря, странновато: Дугин, Александр Проханов, Владимир Буковский, Валентин Провоторов, Эдуард Курочкин, Алексей фон Раух – все за кадром…
Когда именно Пелевин посетил группу или примкнул к ней – подробности не уточняются. А подробности-то сенсационные. Чуется в Пелевине что-то мамлеевское, но кто ж знал!.. Как известно, бывал «там», вернее, с ними, и Венедикт Ерофеев. Сапгир, Холин, Зверев. А дальше – Курёхин, Лимонов, Александр Ф. Скляр. Из современных – В. Сорокин, позже Михаил Елизаров, чья генеалогия от мамлеевской жути и хтони очевидна. Есть фото, на котором с Мамлеевым и его женой заседает за столом Егор Летов. Тут уже дела наклёвываются чуть ли не те, что, если приглядеться, оказывается, что днём с огнём не сыскать известного русского-московского интеллектуала-нонконформиста, который избежал бы мамлеевского влияния – этого странного, мистического-метафизического родословия, едва ли не посвящения! А по сути, не мамлеевского даже, а головинского. (Летов, кстати, особенно ценивший Достоевского и Введенского, в одном из своих интервью начала нулевых категорически заявлял, что «Пелевин – плохой писатель».)
Видимо, речь идёт о самом конце 80-х, когда Пелевин стал учиться в Литиституте и познакомился с кое-какими людьми из литературных и эзотерических тусовок. Скорее всего, «посетил» и тем более «примкнул» – это громко сказано. Если таковое и было (в фильме это вообще упоминается мельком, без доказательств и свидетельств!), то, скорее всего, молодого ПВО представили начинающим писателем и мало кто на него обратил внимание. Однако, это-то, как мы знаем, и не столь важно – важно, что ОН кого-то увидел, что-то услышал… Прочёл раннего хард-Мамлеева, услышал его чтение… Кто читал первые пелевинские рассказы, зная уже тексты Мамлеева, сразу понимал, что попахивает тут чем-то не только булгаковским, но и явно мамлеевским (у Пелевина, на мой взгляд, во сто раз продуманнее – в нынешней лит-ре на озарениях да всяких советских авосях не вылезешь!). А вообще… гм… я вот поздно спохватился читать Стругацких… а там-то как раз…
Любопытна также подробность из рассказа «друга юности» Пелевина С. Москалёва, что толчком к пелевинскому видению была этнографическая книга на немецком языке об Африке – о ритуалах и т.д., что в компании тогдашних близких знакомых писателя всё это иронически связывалось с ритуалами советскими. Волне может быть, что и впрямь именно этот параллелизм, эту «метонимию» и сделал молодой ПВО основой для своих ранних вещей. Плюс метафизический реализм. А потом уж – пресловутый дзен-буддизм.
Большой плюс картины, что в качестве экспертов в ней не участвуют либеральные литгуру Н. Иванова и С. Чупринин («Витя был какой-то серый, неприметный…», – а мы, мегакреаторы, его открыли и сделали!). В докфильме «Писатель П.» мне запомнился такой отвратный и показательный момент: Г. Успенский, бывший гендиректор издательства «Вагриус», со смаком вспоминает о том, как он сказал Пелевину году в 1994-м: «Мне обидно тратить свою (sic!) жизнь на развитие чьего-то тщеславия!» (Джакомо, как знакомо! Они не меняются!) И тогда молодой Пелевин, – которого до Босса с большой буквы уже открыли и в журнале «Знамя», и недооткрыли в Лите, и сам он себя давно открыл в «Науке и религии», – встал пред ним на колени. (А тут бы можно было для аналогичной сцены фильма и Mlle Kachalkin пригласить!) Но благо пригласили не её, а Ольгу Аминову, редактора писателя в «Эксмо» годов так 2006-2017. Она уже взрослого Пелевина – не то, что впитавшего эзотерику и метафизический дух и стиль, а еле-еле «повзрослевшего» от всех этих Чуприниных-Успенских! – только хвалит. «Бывш. критика», которому так досталось за критику в пелевинских текстах, а ныне писателя Басинского, а также и прочих разных там литкритиков и литинститушников, акромя Куллэ, в фильме нет.
Есть некий литгвоздь программы – естественно, это критик категории номинальной «позишен намбер уан» – так называемой медузовской* антикритики – Галина Юзефович. Критикует она мягко, а иногда и жёстко: «У Пелевина тридцалетняя героиня-хипстерша, собираясь заграницу, звонит в турагенство! ЗВОНИТ – представляете?! Видимо, Виктор Олегович сто лет не видел московских хипстерш!». Да, непорядок, как Набоков, по его признанию, никогда не знал в своём окружении ни одной двенадцатилетней девочки. (Признаться, я тоже сто лет таковых 12-30-летних хипстерш не видывал, да и никуда никогда не ездил, но навёл некие справки, и – «Не знаю, как там у них у Москве…», но обычно все действия по заказу в мессенджерах, будь то хоть пицца иль роллы, всё равно нужно подтверждать звонком или ответом на таковой.)
И наконец, суперкритикесса резюмирует: «Мне, честно говоря, всё равно, где живёт Пелевин: сидит ли он на даче в Переделкино, у себя в многоэтажке в Чертанове или ещё где. Почему? Потому что он уже давно пишет вещи так себе». Эхх, такие слова… гм… разбивают в пух и прах саму идею подобных фильмов. Но фильмы-то снимают! Да и вообще некое лукавство: зачем же тогда в любом журнале пропечатывают – и вообще-то, хоть без гонорара, но настойчиво требуют от самих же авторов! – Сведения Об Авторе: где родился, где пригодился?!. Ежу ясно: так уж устроен человек, что, прочитав книжку, посмотрев фильм, услышав музыку, он сразу интересуется автором впечатлившего произведения. Впрочем, здесь бы писателем №1 для хипстерш обоего пола «30+» – и уж точно самым загадочным! – обозначить Гузель Яхину.
Народу, значится, не всё равно, а вот Галина Юзефович озвучила общую тенденцию нашей, так сказать, актуальной интеллигенции. Что Пелевин, дескать, выдохся, и с середины нулевых, а уж точняк с 2010-х выдаёт на гора нечто конвейерно-вторичное. (Ольга Аминова категорически опровергает пресловутый «кабальный контракт» сверхплодовитого прозаика.) Поскольку Пелевин для нашего поколения автор и впрямь самый известный, от кухонь и блогов до кафедр филфаков, я сам с ними постоянно сталкиваюсь: с интеллидженсией и тенденцией моих ровесников, превозносивших Пелевина в конце девяностых или в начале нулевых (я тогда общих восторгов не разделял; солидаризируясь разве что – как потом оказалось – с упомянутой фразой Егора Летова), а теперь просто и как-то запросто его не читающих, с ежегодной отмазкой, что «всё, исписался». И только старый (по… сторож пьяный… – зачёркнуто) либстраж Дм. Быков** в 2010-е неустанно баил о том, как интересен – по сравнению практически с любыми текстами любого нашего тиражного автора! – каждый новый роман живого классика. Причём и вышеназванная тенденция, что «Пелевин уже не тот» также идёт, по-моему, от того же Быкова. (В одном ролике, кстати, начитанный Быков очень благопристойно отзывается о Южинском и даже о книге «Ориентация – Север»!)
Известный своей патриотичностью прозаик и журналист из Севастополя Платон Беседин в авторской программе «Игра в классики», посвящённой юбилею Пелевина, как бы вторя законодателям мод Быкову и Юзефович (патриотическое и либеральное – заединщина?!), сетует о том, что теперь не жизнь идёт по Пелевину, как было встарь, а Пелевин, влачась где-то в хвосте, подражает жизни. На первый взгляд, есть тут рацзерно, но вообще можно поспорить. По мне, так тексты ПВО среднего периода, 2005-2013 годов, гораздо интенсивнее, чем ранние. Плюс в зрелый период, с 2014 года, он переходит на иной уровень: при том же уровне таланта, что и в годы молодые – ясно, как всякий (а)нормальный автор! – достигает интеллектуальной и философской – местами едва ли не религиозной, а жаль, что нет – мощи. Если раньше пелевинская проза проходила по части некоей «фантастики с элементами мистики», в коей описывается «то, чего быть конечно, не может», и формально, да и идейно-метатически красовалась в восприятии нашей либер-любер интеллигенции девяностых как некий отголосок Серебряного века, то в десятые годы, мне кажется, он пишет «чистую футурологию» – опережая реальность, может быть, лет на тридцать, потом на двадцать, десять, пять… Реальность человечества, подобно реальности отдельного человека, психологическому убыстрению восприятия времени с возрастом, разгоняется. Если в «Generation П» мы читали о замещении телеперсонажей компьютерной графикой, это казалось тогда почти несбыточной фантастикой. В фильме Чепеля упоминается реклама, которую крутили – «внимание!», как говаривал М. Задорнов – на общенациональных телеканалах в прайм-тайм, между роликами о «МММ» и прокладках. «Где я в этом потоке?.. В романе Виктора Пелевина «Чапаев и Пустота» – простенько, но со вкусом, как будто креатура криэйтора Татарского. (Примерно в это же время, или чуть позже по первому каналу так же широко и рекламно вещали о премии для начинающих писателей «Дебют»!) Немало изменилось от эпохи наивных перестройки и гласности до эпохи СВО и Метаверса. И вот уже и впрямь эта наша реальная реальность, столь призрачная, но столь герудо-питательная для «запредельного» Пелевина, настоль уже стремительна и абсурдна, что даже самыми отвязными и пугающими сюжетами и концептами трудно её перещеголять.
Особо напирается в фильме на «тот невероятный факт», что «никаких личных аккаунтов в социальных сетях Пелевин никогда не имел и не имеет». Это, конечно, самое невероятное для зрителей моложе тридцати! Смехотворно (то «без бумажки ты букашка», а то небытие реальное фактически равно виртуальному), но времена, а вместе с ними и мозги и впрямь сменились. И сменились галопом, у нас на глазах, а Виктор Олегович как раз всему этому процессу есть хроникёр-свидетель. Смотритель, так сказать. Не bystander – уличный зевака, все мнения и фразы коего «по поводу актуального» заранее известны. Тут и нужен смотритель трансфизический и метаисторический, и вместе с тем чокнутый документалист-мокьюментарист типа нынешнего Нэйтона Филдера. По мне, так лучше раз в год написать глобально-эпохальное «объяснение всего», чем выдать 356 или тысячу наскоро намазанных бутербродов в год. Вообще-то и у меня ФБ*** не было до 2019 года, причём из принципиальных соображений; по сей день нет в соцсетях, например, Павла Крусанова.
Одна из главных и, на мой вкус, ценных мыслей фильма – о том, что Пелевин частично признавал публичность-популярность эпохи СМИ, примерно до начала ХХI века, а новую цифровую реальность соцсетей и прочего – отринул. (В то время он коротко стригся, почти «под бандоса брился» – что само по себе уже было неким эпатажем, не токмо восторженные дамы, а даже критики не остались равнодушны!) Да и как её не отринуть? Антисистемно-антиглобалистские пассажи Пелевина – и мне они даже нравятся, потому как, по возможности минуя интернет, пытаются переварить эту фронду и эзотерику для широких масс – весьма похожи на некоторые пассажи Джемаля. (Если взять, например, выступление в «Смене» 13.12.2014, то местами едва ли не буквально!). Читаем зрелого Пелевина и вспоминаем не заморских авторов и кручёных постфилософов, с коими обычно его сравнивают, и даже не популярного в Советском Союзе Станислава Лема, а писателей куда более близких и родных. К примеру, читая «KGBT+», – «Хищные вещи века» Стругацких.
Либерально направленные критики записывают ПВО в либералы. Иной раз даже патриотически настроенная пропагандистка метамодернизма Анна Жучкова. В одной из своих последних статей старожил-зоил – смотритель тоже, кстати, одногодок Пелевина и Дугина – Александр Кузьменков заявляет, что наше всё «сдулся», и что «и завсегда-то у него и была одна тема», что всё, дескать, есть ничто или ничего, дзен-буддизм энтот дрянной, да ещё над этой литературно-картонной бездной потрясание колокольцами шутовской шапчонки – отнюдь не «вровень с колокольнями», а так, мишура каламбуров там всяких, столь всем милые неуклюжие намёки на личность бро кукуратора… Вроде бы можно и согласиться. Конечно, Пелевин, даже зрелый, не чужд иногда пошловатого и сиюминутного, бьющего на массово-попсовый вау-эффект. Очевидно, это и имел в виду Кузьменков, чья смерть в ноябре 2022-го напоминает смерть Кастанеды – о его уходе узнали лишь спустя месяц. Очевидно, это и имел в виду Егор Летов. Конечно, я думаю, Пелевин писал бы намного лучше, если бы он писал по одному роману лет так в пять. Но у кого сплошное многотемье? У Булгакова? Да, но… У Льва Николаевича? Да, но… У Фёдора Михайловича – при всей полифоничности – такой же монотемизм, чистый монотеизм. Не иначе как у Яхиной.
А Пелевин разрабатывает свою заветную тематику основательно и последовательно – как руду добывает, выгружает… вырабатывает – как электричество. И здесь именно примечательна и значима связь между писателем и человеком, их единство. В фильме Чепеля это, пусть и попсово, названо внутренней свободой. Которая была у Венечки Ерофеева, у Льва Толстого – с большими ограничениями, как стремление. Но есть ведь и некая реализация. Конечно, Кастанеда. Конечно, Сэлинджер (кстати, о нём снят неплохой докфильм, реж. Ш. Салерно, 2013). Тот же Платон Беседин указывает на ещё один типологический «прототип» Пелевина – американского автора-отшельника Томаса Пинчона (причём ещё здравствующего, 1937 г.р.). Кто ещё в этом ряду? Фигура, о которой не говорят в «серьёзной» литературе, – популярный российский автор неоэзотеризма Вадим Зеланд, о коем тоже неизвестно, где он живёт и есть ли он вообще – и родственен он Пелевину не только тёмными очками, но, как мне кажется, и идейно. В любом случае, ряд этот невелик. Амброз Бирс – может быть, и невольно – перещеголял всех. Он вообще исчез. Как дон Хуан, дон Хенаро и прочие воины из их магической партии. Как в получившемся негероическим финале биографической книги Эммануэля Каррера её герой Лимонов, не исчезнувший реально, говорит о своих мечтаниях: вот бы стать беззубым нищим при стенах мечети где-нибудь в Самарканде, раствориться и сгинуть. «Что касается меня, – написал Бирс в последнем письме, – то я отправляюсь отсюда завтра в неизвестном направлении». Чем не эпиграф к жизнеописанию Пелевина?
Были отшельники в литературе, в том числе и русской, вроде бы и вынужденные, но в тоже время как будто и добровольные, которые просто не могли в этом мире жить иначе, – прошу прощения за трюизмы и за сопоставление – такие личности, как Даниил Андреев или Велимир Хлебников. Были люди, которые в 70-80-е всерьёз относились к книгам Кастанеды. Говорят, что таков, например, был Андрей Тарковский. Но Пелевину образ Кастанеды, как и его образы, гораздо ближе не только идейно, для него именно это стало поведенческой стратегией. По большому счёту, мне кажется, вся эта тема мухоморов, столь близкая в разговорчиках обывателю, сильно отражённая в визуальном оформлении фильма, как и столь близкая беседам нынешних «продвинутых» тема ашрамов – ерундистика. Потому как в нашем многострадальном отечестве мы имеем величайшую – в том числе и культурную, и даже как бы метафизическую – алкотрадицию, идущую, если взять только блестящую на солнце и в тени верхушку айсберга, из того же Южинского - ерофеевско-мамлеевскую. Пелевин шарахается то на Восток, то на Запад, но якорь «Шатунов» и «Петушков» его держит крепко.
А вот где писатель-отшельник живёт, как и почему фактически отвергнувшись общества, никакая не ерунда. Не во Владимирском Централе и не в Персии, но живёт и существует интеллектуально и виртуально в каком-то интеллектуально-виртуальном пространстве, много лет немыслимом без старых и новых его книжек. В самых пронзительных абзацах последней декады Пелевин пугающе близко подходит, как бы подбегает к христианству, едва ли не к проповеди, но тут же, спохватившись, отбегает – всё же времена не те, даже Нью-эйдж и постмодерн уже в прошлом, остаётся неуязвимой лишь буддистская пустота. Интересно, что он напишет сейчас, когда тему тектонического сдвига СВО нельзя проигнорировать.
Мы в своём объединении «Общество Зрелища», возникшем, очевидно, во время полного распада южинского общества, в 1997 году, своеобразно, «на тамбовском материале и с тамбовским провинциальным колоритом», в чём-то, какими-то отголосками, как бы повторили историю Южинского. Только, пожалуй, «без излишков интеллектуальности», без философии и эзотеризма (в теории – мы их не изучали, хотя и гм… возможно, как-то излучали!), совсем без политики, а занимаясь рок-музыкой, хэппенингами, авангардной поэзией, аудиоспектаклями. Триггером для нас стала передача Александра Дугина "Finis Mundi". И, конечно, не последнюю роль во всём этом играли изолированность от общества («изгойство») и алкоголь.
Но не только питие есть Руси введение, но и чтение и письмо. Поколение СССР, П, X, Y, Z, Й… – всё размывается, рассыпается. Пелевин как будто индикатор, поплавок этого процесса. В одном интервью один из известных участников южинского подполья Игорь Дудинский утверждает, что первые собрания кружка будущих «южинских» проходили в курилке Ленинской библиотеки, – интерьеры которой стали в фильме Чепеля некой скрепой-лейтмотивом. Знал ли это автор или нет, но получилось символично. Такое вот кино, пусть и к юбилею – в принципе, нужное.
*"Медуза", СМИ признанное в РФ иностранным агентом
**физическое лицо, признанное в РФ иностранным агентом
***Фейсбук, соцсеть запрещённой в РФ экстремистской организации Meta Platforms Inc.
