Музыкальный вечер в трёх частях, дополнивший выставку скульптур Романа Ермакова, прошёл в домашнем театре Дома-музея К.С. Станиславского; Opera live: inspirо уже история, однако значение проекта больше его длительности
Вчера это было. И больше не повторится.
Верный своим музыкальным пристрастиям, пошел в Дом-музей К.С. Станиславского послушать Шёнберга и Бриттена. Обоих авторов нежно люблю, "Лунного Пьеро" ("Pierrot Lunaire" by Schönberg) слушал бессчётное число раз, однако от многократных повторений вокальный цикл не надоел, а вот "Обаяние колыбельных" ("A Charm of Lullabies" by Britten) слышать ранее не доводилось.
Не стану врать, сопровождавшая песни выставка воспринималась как нечто второстепенное и отдельное от музицирования, однако мое изумление раскрашенными деревянными шарами и конусами со скругленными основаниями было столь велико, что их автор – скульптор Роман Ермаков моментально вошел в число наиболее почитаемых художников в области пластических искусств, заняв место где-то между Генри Муром и Джеффом Кунсом не по положению в какой-нибудь спекулятивной табели о рангах, но по творческой манере и способу видеть окружающий мир. Само же событие стало хорошей иллюстрацией тому, что совершенная организация пространства обязана включать не только цвет и свет (а мастер по световому оформлению вчерашнего спектакля Анастасия Приходько постаралась сделать обнимающий выставку мир оптически безупречным), но и звук.
двойной клик - редактировать изображение
Обещан был оперный вечер в трех частях. Знаете, он состоялся. Пусть надутые пафосом посетители Большого и скажут, что "Народные песни" Лучано Берио ("Folk Songs" by Luciano Berio) – ничуть не опера, я не соглашусь. Более того, я варварски смело утверждаю, что лишь в условиях доступности вытянутой руки и может существовать музыка. В конце концов, песня – всего лишь маленькая опера. Или, если хотите, опера – долгая песня. Только то, что мы знаем как домашнее музицирование, делает музыку своей, неотчуждаемой от нашего ego. Убежден, что и опера возникла как песня для просторной жилплощади и вместительного финанса суверена какой-нибудь марки.
И вместимость, и внушительность служат надёжным обоснованием успешности оперного дома, по-прежнему эксплуатирующего аристократизм, однако демократические чаяния плебса, выгнавшие ларов и пенатов на площади, превратили оперу богатых в оперу нищих, тех самых восставших масс, которые в посещении Большого театра находят каплю положенной им dolce vita.
Уверяю, единственно в формате малочисленности и высокобюджетности способно ныне осуществляться искусство, далекое от пошлости. Разглядывая публику – спокойную, умиротворенную, лишенную какой-либо ажиотации, я начал понимать, каким должно быть вместилище сердца меломана. Дом, только дом, который всегда sweet. И публика – красивая, по-домашнему ухоженная, негромкая – милые враги меломана, незнакомцы, которые ближе друзей.
Итак, нас просят в зал. В программе вечера обещана музыка от XX до XXI вв., т.е. как классики, так современники – и из новейших! Меццо-сопрано Варсеник Аванян в сопровождении камерного оркестра со Станиславом Малышевым за дирижерским пультом начинает оперу богатых "Народными песнями" (1964 г.). Уходит, сопровождаемая овациями, каких и в Большом не всегда услышишь, если у клаки отгул. Перерыв.
Нам показывают дом, в котором Станиславский жил последние годы, где ставил оперные спектакли на домашней сцене – мы только что оттуда и снова туда возвращаемся.
Зал трансформирован. Расположение оркестра и публики намекает на иную степень близости, чем была в первой отделении. Будет "Лунный Пьеро". К нам выходит девушка, появление которой определит тот высочайший градус ожога, которым коснется сердца беспокойного любителя песни нынешний розовый вечер.
Алена Верин-Галицкая – сопрано – поразит меня абсолютной артистичностью, ее экстатичность позовет меня в неведомое, и я не устою. По темпераменту, экспрессивности, манере и даже внешности Алена напомнит мне одну из любимых женщин – Патрицию Петибон, и как вокал француженки неотделим от её сценического бытия, так и бытие Алены разворачивается в континууме sound and vision. Я теперь безоговорочный поклонник юной москвички.
Третье отделение. Новая трансформация зала: теперь мы вокруг оркестра. Четверо музыкантов исполняют "Серенаду из струнного квартета №3" Валентина Сильвестрова (2011 г.); но вот к ним присоединяются коллеги и Варсеник Аванян начинает петь Бриттена. Почти полная темнота. Элегия. Good night. Но это еще не конец.
Завершает оперу-live "Simple song #3" Дэвида Лэнга (David Lang, 2015). Снова на сцене Варсеник Аванян, вновь ее мягкое меццо-сопрано
Я перечислил все – обычно я стараюсь избежать этого и сразу перехожу к выводам, но сегодня выводов не будет. Перечисление номеров позволило мне указать на изысканность современной безыскусности оперного промысла, буде последний желает сохранить социально-эстетическую аутентичность. Пожалуй, этот список, а не великолепные трансформации многообразий – тех, n-мерных поверхностей, на которых развернулась битва за нашу любовь, более всего говорит о том, что opera это дело, которое до сих пор живое – live.
двойной клик - редактировать изображение
