Южно-Уральскую столицу раскалывала, томила и жгла континентальная жара. На светлом парапете парадного подъезда пятиэтажного здания в перекрестье проспекта Победы и улицы Кирова сгрудилась горстка пацанов, лет девяти-десяти, легкомысленно подставляя беспощадному солнцу русые затылки.
Замедлено перебирая ногами, поднимаемся по ступенькам к входным дверям бывшего НИИ. В благословенном Советском союзе, называемом когда-то Теплотехническим институтом, с тишиной и голубыми коридорами, высокими потолками и кафе "Наука" на четвертом этаже. Сегодня - что-то вроде очередного бизнес-центра, напичканного, как селедками бочка, разношерстными компаниями "Рога и копыта", киосками и магазинчиками. В подвале, на месте прежних механической мастерской и испытательных стендов жаропрочных сталей, разместился супермаркет. На первом этаже бывший вычислительный центр, когда-то оккупированный поочередно парой банков, трансформировался наконец в очередной сток дешевых тряпок. Зачем в стране, забывшей, что такое собственное производство, огромное количество магазинов? Вопрос, который задать некому.
От всего великолепия НИИ осталось два крыла, и те в аренде, да и не институт это уже, а организация по котлонадзору. Все научное оборудование, электронные микроскопы, распроданы.
Да, только эти два этажа за автоматическими стеклянными дверями выглядят красиво, сделан евроремонт, современные компьютеры на столах, стильная мебель. Остатки - сладки.
Но общее впечатление от здания с кричащими вывесками - омерзительное.
Однако, память - удивительная вещь, мгновенно все преобразует, и ностальгия скрашивает впечатление, перенося в прошлое. По-прежнему люблю сюда приходить, хотя сотрудников, что помнят меня все меньше и меньше, единицы.
Нас привела нужда, нужны срочно деньги на лекарство дочери, состояние которой ухудшилось.
- Борис Иванович, мы подошли, - задержавшись у входа, сообщаю по сотовому телефону бывшему заведующему, красивому семидесятилетнему мужчине, кандидату наук, автору уникального изобретения советских времен. Тем не менее оно успешно кормит до сих пор не только автора, но и группу молодых сотрудников. Несмотря на недавнюю операцию на сердце, по-прежнему, как кормчий, ведет свою каравеллу в трудные для науки времена.
- Да, хорошо. Вы поднимитесь? - раздается в ответ приглушенный голос с чуть заметным акцентом. Мама Бориса Ивановича была армянкой.
- Нет, к сожалению, уже пять часов, лифт отключен, по лестнице на пятый этаж дочке подняться будет трудно.
- Понятно. Ждите в холле, спущусь через две-три минуты.
Прячу телефон в сумочку, и невольно вздрагиваю от незнакомого голоса.
- У Вас есть документы? - спросил, подскочив неожиданно, мальчуган, отделившийся от скучающей горстки.
Темно-зеленная футболка, черные джинсы, на загорелом лице играет широкая улыбка, в серых глазах - хитрые чертики, короткие русые волосы в крупных локонах.
"Дурачатся от скуки и безделья. Играют. В кого? В вымогателей, инспекторов миграционной службы или ГИБДД?" - мысленно путаюсь в догадках, молча, улыбаясь в ответ. "Неприкаянные, никому не нужные дети. Лето, вместо того, чтобы отдыхать за городом, дышат автомобильными выхлопами и выбросами заводов".
Делаю добродушный непонимающий вид, не желая вступать в разговор, с чувством юмора сегодня плохо.
"Прости малыш, пошути с кем-нибудь другим".
Мальчик в ожидании заглядывает в глаза, задрав мордашку, но не слыша ответа, беззлобно возвращается к своим приятелям.
В прохладной холе в ожидании Бориса Ивановича, пока дочка гуляет по коридору, разглядывая то киоск по ксерокопированию, то стеклянные двери магазина одежды "Сток", облегченно прислоняюсь к опустевшему киоску по ремонту сотовых телефонов.
Тут же, волна воспоминаний накрывает с головой, перенося в далекий июль благополучных семидесятых годов прошлого века...
***
В памяти всплывает еще один пионерский лагерь в Воронежской области, еще один "Восток" - большой, уединенно расположенный в сосновом бору, подступающему к самому берегу мелкой речушки, одному из притоков красавицы Усманки, с белым песчаным пляжем. В то самое лето, между моими третьим и четвертым классом, отец защитил диссертацию, а сестренка в детском садике сломала ногу. Весь июнь пришлось провести, опекая пострадавшую с ногой в гипсе. Но, как только приятная нервотрепка с защитой и банкетом осталась позади, меня решено было отправить на отдых за город.
В лагерь, затерявшийся в далеком Винивитенском кордоне лесничества на правом высоком берегу реки, с мамой прибыли на утреннем автобусе. Чтобы поспеть встали очень рано, а это довольно непросто во время каникул. Больше получаса добирались на троллейбусе до места организованной отправки детей от предприятия, на чьем попечении находился пионерский лагерь.
Почти сразу мама уехала, на том же автобусе. Очень спешила на работу, так как ее отпуск уже прошел в июне, во время защиты отцом диссертации. На этот раз не могла остаться до момента рассортировки школьников по отрядам, как обычно бывало в предыдущие годы, когда сдавала свое дитя буквально "с рук на руки" воспитателю.
- Заведующая отпустила только до обеда, не могу задерживаться. Ну, будь лапочкой, не скучай, хорошо кушай, - чмокнула в щечку и попрощалась, так и не узнав, в каком отряде дочери предстояло провести целый месяц. Иначе вернуться в город можно было только на электричке со станции "Дубовской", до которой долго пришлось бы идти по лесной дороге в зарослях мальв и фиалок.
Так в свои девять лет впервые оказалась одна среди будоражащей суеты большого скопления незнакомых детей разных возрастов и взрослых, воспитателей, вожатых и родителей. Ну что ж, приходилось взрослеть не по дням, а по часам.
Я стояла в прореженной солнечными бликами тени высоких сосен, одиноко и потерянно, возле своего чемоданчика на площадке рядом с эстрадой, слушая щебет птиц и голоса школьников. За столиками на деревянном помосте проходила регистрация приехавших на отдых. Молчаливо рассматривала разрозненную толпу ребят и окружающую местность, отыскивая глазами сверстников.
Одноэтажные спальные корпуса с прилегающими беседками, лужайками и присыпанными шишками песчаными дорожками, располагались в значительном отдалении друг от друга, занимая большую площадь, утопающую в деревьях и кустарниках, практически в нетронутом лесу. Нескучный, живописный пейзаж чередующихся взгорков и ложбин, память израненной фашистскими бомбежками земли, очень понравился.
В самой глубине лагеря на фоне янтарных стволов и нефритовой хвои сосен на солнечном пригорке белел кирпичный корпус в несколько этажей для младших отрядов.
В ожидании записи дети «кучковались» сами собой небольшими группками по возрасту. Смех, шутки, гул голосов. Видно было, здесь много знакомых, раньше уже отдыхавших в этом лагере. Вскоре внимание привлекла стайка девочек, примерно одного со мной роста. Одеты были по-детски, но держались манерно, тихо переговариваясь между собой. Пристроилась к ним поближе. Оказалось, что все они - из одной школы, и перешли в четвертый класс, так же, как и я.
В положенный по возрасту отряд, хотели попасть многие дети, но мне все-таки удалось в него записаться. Воспитательницей оказалась преподаватель школы, из которой было большинство ребят. Отдав путевку администратору, обрадованная тем, что зачислена в нужный отряд, с чемоданчиком потянулась за детьми в направлении кирпичного здания.
Возле правого крыла белого корпуса пришлось еще долго ждать воспитательницу. Молча стояла, слушая щебетание незнакомых девчушек. Все были довольны, что воспитателем будет их любимая учительница, очень добрая и интересная, как поняла из разговоров. Заранее уже успела полюбить незнакомую женщину. Все, что услышала, живо напомнило воспитательницу из детского сада, Юлию Яковлевну, которую когда-то просто обожала.
Тем временем дети с родителями все продолжали прибывать. Неожиданно, ближе к обеду, к нашей группе подошла пара опоздавших пионерок. Мест в отряде уже не было, и их записали в отряд третьеклассников. Но подружкам непременно нужно было оказаться в отряде своей учительницы. Когда, наконец, подошла воспитательница, новенькие, проворковав с ней, ласково стали уговаривать меня и еще одну девочку обменяться местами.
- Пожалуйста, здесь наша учительница, мы очень хотим быть в ее отряде. А вам ведь все ровно. Нам разрешили. Ну, пожалуйста-а-а...
- Нет, не все ровно, мне тоже она нравится, - сопротивлялась уговорам, как могла, не желая меняться, привыкнув к мысли, что буду именно в этом отряде.
- Хочу отдыхать со сверстниками. Я приехала вовремя, а вы опоздали, сами виноваты.
Все дети стремятся быть старше, и я не была исключением, хотя по возрасту - ближе к третьеклашкам, так как пошла в школу с шести лет, и десять должно было исполниться только грядущей осенью.
Настырные девчонки периодически бегали то к воспитательнице, то к нам и обратно.
Отнекивалась до тех пор, пока не попросила сама воспитательница. Внутренне сопротивляясь, согласилась. Расстроенная, чуть ли не до плача, вместе с соратницей по несчастью, потащились с вещами в младший отряд. Девочку, как узнала, звали Олей.
Так и попала в компанию детей младше на один класс. Единственная была пионеркой, в связи с чем, тут же выбрали председателем, в третий раз.
Спальные палаты располагались на втором этаже корпуса, рядом были туалет и умывальники. В большой светлой с высоким потолком спальне для девочек, выбрала себе кровать, недалеко от окна, сложила вещи в тумбочку, и немного успокоилась. В плохом расположении духа, и как-то сразу затосковав по дому, не скрывала, что мне совсем не интересно с малышами. Попыталась найти утешение в том, что принялась рьяно за ними присматривать, иногда позволяя себе командовать, а те совершенно не слушались. Однако две самые старшие, почти одного роста со мной девочки, Таня и Нелля вскоре изменили мое настроение.
- Не жалей, что не попала в тот отряд. Наоборот, считай, что тебе повезло. У нас самый лучший воспитатель в лагере! - уверяли дружно девчушки.
Невысокий темноволосый мужчина, тоже учитель, веселый и добрый, с ямочками на щеках и подбородке, был кумиром всего отряда. Девчонки были в восторге от этого обаятельного и справедливого человека. Пионервожатой в отряде была его жена. Вместе с молодыми родителями отдыхал маленький сынишка, лет трех.
Я довольно быстро утешилась, сблизившись с тремя девочками, голубоглазой нежной Неллей, озорной Таней, и умной, с короткой стрижкой рыжих волос, той самой Олей - чуть пухленьким, всегда улыбающимся чудом.
К тому же между мной и отрядом вскоре образовалась невидимая нить, связывающая председателя и отряд на пионерской линейке, которой начинался и завершался каждый день. Разбуженные звонкими звуками горна, дети одевались, умывались холодной водой, делали зарядку на улице, и строем под речевку шли к асфальтированной площадке в центре лагеря, выстраивались по ее краю, окаймляя ровным живым прямоугольником. Каждое утро привычно маршировала впереди своего отряда и подавала реплики, а отряд в тон слажено отвечал. В такие минуты мы были одним целым.
-Отряд ровнясь! – кричала, когда походила очередь рапортовать, и отряд выпрямлял спины.
Бегом летела к трибуне со стягом, взмахивала рукой, остановив ладонь ребром попрёк лба, и замирала перед председателем пионерской дружины.
- Отряд!- набрав воздух в легкие выдыхала слова как можно громче, чтобы меня услышали ребята
- Искра! – раздавался стройный хор голосов.
- Наш девиз?! – полу вопрошала , не поворачивая головы
- Из искры возгорится пламя! – дружно скандировали мои подопечные.
- На линейку построен! – объявляла, приходя в радостное возбуждение, от выполненного долга и предвкушения бодрого и веселого дня.
После линейки все также строем шли завтракать в столовую по сменам, так как лагерь был многочисленным. После завтрака отряды отправлялись каждый на свой запланированный отдых, в лес или на речку. Ниточка расслаблялась, и каждый ребенок был предоставлен своим симпатиям, проводя время свободно со своими друзьями.
Больше всех, втайне, мне сразу понравилась невозмутимая и тихая, Нелля, красавица, чуть выше меня, с тонкими белесыми волосами до плеч, высоким белым лбом, с просвечивающими синими прожилками на висках, и кукольными чертами лица. Мы, часто вместе играли на солнечной лужайке недалеко от корпуса, то в "резиночки", то в прыгалки, то в мячик, или бродили, беседуя, по огромному лагерю под кронами высоких сосен. Таня, Неллина подружка детства, не мешала нашей дружбе. Рядом с ироничной, острой на язычок, большеротой девочкой с длинными русыми косами, всегда было весело. Большую часть времени живая «Пепи –длинный чулок» носилась с мальчишками по всему лагерю, изредка прибиваясь к нам, нисколько, похоже, не ревнуя Неллю. А та, в свою очередь, не отдавала особенного предпочтения ни кому, продолжая ровно относиться к обеим. Настолько разные, что вместе никогда не скучали, проводили время в беспрестанных играх.
Для того, чтобы играть в "резиночки" нужно было, как минимум трое человек. Две пары ног, за которые цеплялась резиночка, и третья пара, прыгающих через них. Впрочем, резиночку можно было зацепить за пенек. Игра была многоуровневая. Первый - на уровне щиколоток, второй - на уровне коленок, и третий - на середине бедер. В эту игру с охотой играли все, и девочки, и даже мальчики. Играли иногда втроем, каждый за себя, или вчетвером с Олей. В этом случае делились на команды по два человека - Нелля с Таней, я с Олей, и играть становилось еще интереснее, поскольку все участницы были очень ловкими. Если с Неллей оставались вдвоем, то скакали с прыгалками, тоже "многоуровневыми".
Иногда играли в классики "три пятнадцать", выдавая из себя знатоков дробей. На асфальте чертилась окружность, и делилась мелом на пятнадцать секторов, вместо привычных квадратных домиков. Такие классики были намного сложнее, потому и увлекательнее. Словом, все игры были в этом возрасте, переходном между детством и подростковым, уже не просто так, а намного сложнее, но, тем не менее, оставались играми.
Близость, хоть и мелководной, но все-таки, реки и песчаного пляжа, сделали речное купание и загорание, чуть ли не обязательным приятным ежедневным моционом. В то лето загорела, как никогда, и немного научилась плавать. Особенно нравилось плавать под водой в огороженном специально "лягушатнике".
В прохладную погоду всем отрядом совершали набеги в соседнюю дубовую рощу, где на корточках с упоением собирали ароматную землянику. Ягод в то лето было так много, что алые сочные капли на тонких ножках средь зеленой травы и листочков, снились по ночам, вместе с мамой, по которой скучала всегда.
Удобство расположения водоема и дубравы позволяло не покидать ближайших окрестностей лагеря. Только однажды воспитатель перевел несколько вызвавшихся смельчаков, куда затесалась и я, через мелкую речушку, и повел через поля к другой реке, к более глубоким местам. Шли очень долго заливными лугами, поглядывая с осторожностью на попадавшихся, то и дело, пасущихся пегих коров, и изрядно устали под конец пути.
Оставив нас отдыхать на заросшем осокой и камышом бережке, воспитатель вплавь нарвал охапку кувшинок и лилий, чтобы ребята смогли смастерить костюмы для русалок к традиционному празднику "Нептуна". Фотография тех дней сохранила для моей памяти это событие на всю жизнь.
Неожиданно из-за совершенного пустяка, оборвалась дружба с Нелей.
Она постоянно негромко напевала одну и туже песенку. Мелодия мне очень нравилась, и я невольно запоминала некоторые слова. К близившемуся дню "Нептуна" приурочили еще и концерт. Мне очень хотелось, чтобы Неля выступила со своей песней, но она упорно отказывалась, как не упрашивала. И лишь, когда предложила петь вместе дуэтом, тогда согласилась. Привыкнув выступать с детского сада, пела и танцевала, читала стихи, совершенно не боясь сцены, и моя уверенность передалась подружке. Неля написала слова на листочке тетради, и мы стали каждый день репетировать.
Однажды после репетиции решили поиграть, как обычно, в прыгалки. Суть игры состояла в выполнении поочередно ряда различных упражнений, как сказали бы сегодня: "все повышающихся уровней сложности". Сначала, нужно определенное количество раз прыгать на двух ногах, вперед, назад, затем с перекрещиванием прыгалок, потом тоже самое надо было повторить на одной ноге. Я была худенькая, легкая как пушинка, к тому же занималась спортивной гимнастикой, выиграть у меня было сложно. Но Неля тоже прыгала хорошо, и не сдавалась. Я вошла в азарт, и не догадалась вовремя умерить прыть, пощадив самолюбие высокомерной девочки. После неудачно выполненных очередных па Неля решительно остановилась.
- Думала, что ты такая же, как я! - тихо, но твердо сказала Неля обиженным голосом, свернула прыгалки, и вместе с ними ушла. А я осталась стоять, в недоумении, ничего не понимая. Игру с сильными соперниками всегда находила намного интереснее. Победу у слабых детей не очень ценила, было просто скучно. Нелю считала достойной соперницей, мне и в голову не приходило: сыграть в поддавки ради сохранения ее расположения.
Впрочем, все настолько быстро произошло, что не нашла слов для ответа. К тому же, искренне считала, что лучше быть самой собой, и походить на других не обязана.
"- Я же не обижаюсь на нее из-за того, что она красивее меня," - подумала резонно.
Растерявшись, не стала догонять подружку, в тайной надежде на быстрое примирение, поскольку нам предстояло вместе выступать. Но на следующий день Неля не стала со мной играть, и на следующий тоже. Правда, так бывает с тихими девочками, они никогда не спорят и не выясняют отношения, они просто... уходят. И, только время могло нас примирить. Но его то, как раз, и не было. Накануне выступления, решилась сама подойти с просьбой.
- Нелечка, ну что ты обиделась, давай еще попоем, ведь сегодня вечером концерт.
- Больше не хочу, - сказала подружка упрямо, на мое удивление.
Так мы и не отрепетировали слова под музыку. От нашего отряда был заявлен только этот номер, и я вовремя никого не предупредила о его отмене. Все надеялась - Неля одумается. Верила в это до самого выхода на сцену.
Вечером возле летней эстрады собрался весь лагерь. Скамейки, с первого по последний ряд, были плотно набиты юными зрителями.
Концерт шел долго, и близился уже к завершению, а наш номер все не объявляли, я с облегчением перестала думать о предстоящем позоре, наслаждаясь выступлением детей, и одновременно прислушиваясь к разговорам среди зрительниц о костюмах к предстоящему баллу цветов.
Но вдруг, только две старшеклассницы в красных сарафанах закончили танец под музыку "Плывет лебедушка, плывет красавица", ведущий объявил наш номер. Вынужденно встала со скамейки и неуверенно пошла к эстраде, с волнением пытаясь безуспешно отыскать глазами Нелю. Но она так не поднялась вместе со мной. Пришлось гармонисту на сцене тихо напеть мелодию, чтобы подобрал аккомпанемент. Сделать это было довольно трудно, ведь слышала песню только в исполнении Нели, и постоянно путалась.
Музыкант сначала не мог уловить, что от него хочу. Но, когда пропела припев, заулыбался, и тут же заиграл так понравившуюся мелодию, даже испугаться не успела. Песня была для меня новая, взрослая, и я вдруг запела, на удивление самой себе, каким-то необычным более низким, чем всегда, звучным голосом:
Прощай, Лучия, грустить не надо,
О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао
Я на рассвете уйду с отрядом
Гарибальдийских партизан
Отряд укроют родные горы,
О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао
Прощай, родная, вернусь не скоро
Нелегок путь у партизан
И ждут фашистов в горах засады,
О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао
Здесь будут биться со мною рядом
Мои друзья из разных стран
Нам будет трудно, я это знаю
О белла чао, белла чао, белла чао, чао, чао
Но за свободу родного края,
Мы будем драться до конца!*
Голос в вечерней тишине звучал сам по себе в такт аккомпанементу, не разу не сбившись. На самом деле со мной случилось верно то, что актеры называют перевоплощением. Я была уже не я, а Гарибальдийский партизан. Вот так! Я пела от его имени и чувствовала, как он. И с каждым новым тактом становилась все увереннее и увереннее, совсем перестала волноваться, и под конец испытывала искреннее удовольствие и от звучащих слов, и от мелодии, и от затаенного внимания слушателей. Таких аплодисментов, после окончания пения, еще не слышала в свой адрес никогда.
На следующий день, после полдника, одиноко гуляя возле корпуса, увидела двоих загорелых "гриновских" мальчика из старшего отряда, приближавшихся к нашему корпусу. Подумала, было, что они идут к Нелле. Кажется, в одном из старших отрядов отдыхал, то ли ее брат, то ли просто друг со двора или школы. Но они подошли именно ко мне, и поздоровались. Смотрела на них с недоумением.
- Это ведь ты вчера на концерте пела песню "О белла чао"? - спросил
один из них
- Да, я.
- Молодец! - похвалил, и вежливо попросил слова песни.
- Они в тетрадке, в палате, - ответила смущенно, - сейчас принесу, если подождете.
- Не нужно,- сказал парень, - давай так, просто продиктуй, а я запишу, - достал из кармана шорт карандаш и маленький блокнот, пристроил его на шоколадной коленке, согнув одну ногу.
Пришлось уступить. Записав текст песни, друзья поблагодарили и ушли. А я подумала, что действительно спела неплохо, раз песня понравилась этим взрослым ребятам. Так, невольно снискала лавры, которые по правде должны были принадлежать Неле. Но она сама виновата, я не могла подвести отряд, отказавшись от выступления, только потому, что "это не моя песня". Хотя было очень жаль, что наша дружба расстроилась.
В тот же день, на вечернем сеансе кино, которое часто привозили в лагерь, познакомилась с новой девочкой, Лилей, смуглой, темноволосой с тугими косичками, спускающимися на плечи, и угольками черных глаз. Общительная собеседница оказалась ровесницей, и буквально светилась счастьем. Из-за простуды Лиля приехала позже открытия смены, и поэтому попала в самый последний, младший отряд. Но несколько не огорчилась, в отличие от меня. У симпатичной девочки появилось много друзей, особенно среди мальчишек, с которыми весело проводила время. Дружба с Лилей стала для меня утешительным призом.
В ближайшее воскресенье ждала еще одна радость. В родительский день лагерь навестила вся семья, мама, папа и младшая сестренка. Почти целый день, пропитанный солнцем, провели вместе, гуляя по лесу и отдыхая на берегу реки. Не пошла на обед, и пропустила сончас.
Отец не уставал восхищаться красотой леса, и кружащей по лугам синей речкой. На пляже устроили маленький пикничок с привезенной из города провизией: отварной молодой картошечкой, свежих огурчиков, спелой клубникой, и домашним крюшоном.
- Папа, а почему кордон называется Винивитенским? - спросила в предвкушении интересного рассказа, поедая ягоды с сахаром из баночки. Это название, как и все сложные слова, запомнила сходу.
- До революции, многие самые хорошие земли на Руси принадлежали обрусевшим со времен Петра Первого иностранцам. Так в самой середине девятнадцатого века, этот чудесный сосновый бор принадлежал Карлу фон Вендриху, действительному статскому советнику.
- А что такое статский советник? И почему он действительный?
- Это гражданский чин, один из высших в России до семнадцатого года. Давал право его обладателю на потомственное дворянство и возможность стать губернатором. Есть забавный анекдот про действительного советника. Не перебивай, подрастешь, сама прочитаешь, - сказал отец, немного недовольный тем, что его перебили, и продолжил увлеченно свой рассказ.
- Так вот, построил Карл в этих местах усадьбу с винокуренным заводом. Но прошло время, и этот завод выкупил знатный купец Веневитинов. Николай Григорьевич славен был тем, что вырубил почти весь лес урочищ в Усманском бору и распродал. Хитрый делец перестроил заново и завод, и усадебный жилой дом о двенадцати комнат. Через пару десятков лет винокуренный завод с землею, аж в три сотни десятин, с остатками мелкого леса, паровой мельницей, и жилым домом, купец продал единственной дочке крупнейшего в Воронеже капиталиста Кряжова.
- Так что, вся эта благодать, - отец оглянулся и повел вокруг рукой, - принадлежала одной госпоже Хвощинской, и простым людям ни дома строить в этих лесах, ни отдыхать, не было позволено.
Отец вздохнул, и глотнул освежающего крюшона из банки.
- Ну, а после революции усадьба на Усманке стала государственным лесничеством, сохранив имя старого владельца. Теперь здесь все принадлежит народу, работает научная биологическая станция, много баз отдыха и пионерских лагерей.
Попрощавшись с родителями, счастливая, успела как раз на полдник.
Кормили в этом лагере особенно вкусно, и как на убой, даже давали на полдник, редкие по тем временам, бананы. Я очень сильно вытянулась за этот месяц, перестала быть одной из самых маленьких в классе, переместившись почти в середину строя на занятиях физкультуры. На сеансах кино дети любили брать, прихваченные с ужина, ломти белого хлеба, посыпанные солью. Своеобразный попкорн. Нам нравилось, поедая хлеб на свежем вечернем воздухе, смотреть фильм и тихонько болтать.
С Лилей было хорошо, однако виделись редко, только вечерами. День она проводила со своим отрядом, и отыскать подвижную девочку на большой, заросшей лесом, территории лагеря было нелегко.
Чаще почему-то, как назло, попадался на глаза отряд, с которым пришлось расстаться. Несмотря на то, что привыкла и полюбила свой, невольно и ревниво наблюдала за его жизнью. Его воспитательница постоянно придумывала занимательные игры для пионеров. То они привязывали маленькие конвертики с загадками к распушившимся ветвям невысоких берез на короткой аллее возле корпуса, то устраивали соревнования по бадминтону. А я с подружками, почему-то, случайно всегда оказывалась рядом, и даже, иногда, принимала с охотой участие в играх.
После необъяснимой молчаливой ссоры с Нелей, отношения с подругой так и не наладились. Теперь днем все свободное время проводила с Олей. С этим "солнышком" всегда было "безоблачно", между нами царило полное понимание, ни разу не поссорились. Часто брали ракетки и шли играть под навесистые деревья, выбирая менее ветреное место, рядом с беседкой, где обычно собирался тот самый отряд. Довольно часто воспитательница в окружении девчонок, как кошка котятами, рассказывала что-то очень интересное, а я из ложного чувства гордости стеснялась подойти. Рядом играли со своими ракетками мальчишки. В одного, загорелого белобрысого и голубоглазого, я, кажется, влюбилась. Заметила, что и мальчик тоже с интересом посматривал в мою сторону.
На площадке недалеко от дерявянных спален среднего отряда притягивала к себе "вертушка" - качели в форме диска, к которому крест на крест, припаяны металлические турники. Держась за холодные брусья, можно было крутиться. Вечерами, проходя мимо, иногда останавливалась и невольно любовалась сидящей в центре диска, сверху перекрещенных под прямым углом турников, юной нимфой с длинными загорелыми до черна ногами в коротких трикотажных темно-синих шортиках. Ее дружно крутили парни, перебрасываясь шутками. Высокая тоненькая девочка, с темными, как смоль, вьющимися, убранными в длинную косу, волосами, словно насурьмленными бровями и чернильными ресницами, выразительно оттеняющими синие глаза, поражала воображение экзотической красотой.
Как-то, прогуливаясь по лагерю после полдника, в любимом платье из белого шелка, разбавленного редкими мелкими розочками, увидела, что обычно занятые качели пусты. Легко раскрутила, и, быстро вскочив, стала кружиться в одиночестве. Когда вертушка остановилась, хотела было соскочить и раскрутить снова, как услышала мальчишеский голос.
- Подожди, давай раскручу - сказал, подбежав к качелям, тот самый мальчик, который так нравился.
Стали крутиться вместе на вертушке, по очереди разгоняя друг друга.
- Как тебя звать? - спросил паренек.
- Злата.
- Ух ты, красивое имя. А меня Сергей. Почему ты не в нашем отряде?
Пришлось подробно поведать свою историю, чтобы не считал малышней. Тогда мне еще было неведомо предпочтение большинством мальчиков, как и мужчин, подружек моложе себя.
Но девчонки из его отряда меня явно недолюбливали.
- Какое короткое платье. Вооброжуля! – однажды случайно услышала от проходящих мимо трех девочек. Хотя мои платья и вправду были "по цигу", по словам мамы, но ничего о себе не "воображала", и слышать было обидно. И все меньше и меньше сожалела, что не попала в этот отряд.
Время вращало свою колесницу, и незаметно душный июль с жаркими днями и короткими ночами подошел к концу. Последнее прохладное облачное утро провели вместе с Олей в невеселом настроении. Оля помогла собрать вещи в чемоданчик, потом стояли возле чугунных витых ворот главного входа под накрапывающим дождиком, в ожидании автобуса с родителями. С одной стороны, конечно радовалась близкому возвращению домой, с другой - было очень грустно расставаться с подружкой. Она оставалась на третью смену. Предательски щемило сердечко, и щипало в глазах. Вскоре приехал автобус и с ним моя мама. Обменявшись адресами и распрощавшись с девочкой, села в автобус к окошку. И как только он тронулся, и я замахала ладошкой смотревшей вслед Оле, из глаз хлынули больше не сдерживаемые слезы. В первый раз в жизни, плакала, прощаясь с лагерем.
Но когда автобус из лесов, перелесков и полей вынырнул на улицы любимого города, не могла насытиться любимым видом старинных домов, скверов и памятников, чувствуя, как же все-таки соскучилась. Боль расставания с Олей постепенно отпустила, сохранив навсегда в памяти светлый образ доброй девочки.
Впереди ждали - встреча с подругами по двору и школе, новый учебный год - знаковый многими важными для моей жизни событиями: наконец-то отдали в музыкальную школу, проснулась любовь к математике, стала читать настоящие умные взрослые книги. И однажды, через годы, по телевизору услышала концерт красавца Дина Рида , поющего, теперь уже и мою, "О белла чао".
***
Голос подошедшего мужчины возвращает в действительность. - У меня мало времени, сколько нужно денег?
- Ничего, мы тоже торопимся, Лиза плохо себя чувствует. В прошлый раз с нас за девять пакетиков фитораствора взяли четыре тысячи семьсот рублей. Думаю, на этот раз будет также, хотя цена варьируется в зависимости от состава трав. И это только на три дня.
- Держи, - Борис Иванович протягивает пять купюр.
- Спасибо большое! Чтобы мы без Вас делали, не знаю. Простите за беспокойство.
- Нечего, ничего лечитесь. Главное, чтобы помогло. Хотя я не верю этой частной медицине. Мошенничество одно.
- Но там опытные специалисты, приглашенные из Китайской Академии традиционной медицины. Это наша последняя надежда. Но цены для инвалида - бесчеловечные, конечно. В этом и заключается антигуманность и безнравственность капиталистического общества, - пытаюсь пошутить напоследок, цитируя слова учительницы по истории.
Попрощавшись , уходим в жару, навстречу неизвестности. "О белла чао!"
* Белла чао (слова Анатолия Горохова)