"Не очень русское..."

Премьеры "Кармен" Бизе, "Героя нашего времени" Демуцкого закрыли 239-й сезон Большого театра. "Вода и камень", "лед и пламя" — опера на исторической сцене театра, балет — на Новой; ставка на классику и "чисто" эксперимент — они сошлись, две эти параллельные линии пересеклись в точке сборки сцены и зала, постановщика и зрителя. И ясно вдруг стало: и тот и другой как будто лишен какого-либо театрального опыта, трудно предположить даже, знаком ли он с историей Большого театра вообще, его прославленными постановками — в частности. Во всяком случае, есть такое впечатление. Впрочем, постановщики и не скрывают сегодня — они обращаются к публике современной, которая с "чистого листа" воспринимает театр. Закономерен вопрос: что есть театр и современная публика?

Человек от поколения к поколению не меняется, или меняется мало, тогда как композиция вокруг него становится резко неузнаваемой. Вот композиция Большого театра вчера: зрительный зал, знаменитый по-византийски щедрым убранством лож бархатом и сусальным золотом. Зритель в благоговейном преклонении перед искусством. Вот композиция Большого театра сегодня: тот да не тот (после реконструкции) зрительный зал, знаменитый хищением финансирования на реконструкцию по-византийски щедрого убранства лож бархатом и сусальным золотом, в подсветке сотен и сотен экранов айфонов и айпадов. Эти экраны вспыхивают, как по команде. Едва в спектакле провисает пауза: рабочие сцены монтируют новые декорации или объявлен антракт, как вспыхивают экраны айпадов и айфонов. Зритель — не иначе как ответственный за пуск термоядерной торпеды с подводной лодки или ракеты "Протон" с космодрома "Плесецк" — не до искусств, со скоростью F-16 подключается он к источнику связи, едва представляется на то возможность. В мертвенно-бледном свечении жидко-кристаллических экранов мерцает факт: история искусств — история смены композиций.

Премьеры "Кармен" Бизе, "Героя нашего времени" Демуцкого — история смены композиций.

Он ворвался на театральные подмостки Москвы, когда на театральные подмостки рваться особо было некому. На сцене МХТ имени Чехова, театра Пушкина, театра "Современник" он заявил о себе как о режиссере-радикале, мастере эпатажа и провокации, как следствие, сорвал все мыслимые и немыслимые в спешке навороченные "Золотые маски", и "вся Москва" закипела: вот он, кого мы так долго ждали! Камня на камне не оставляет он от русской классики, в парад уродов превращает "совков" и "коммуняк", рвет в клочья устои христианских представлений о любви, стоит на страже ЛГБТ и "заразы патриотизма", чтобы не проникла та в театральные ряды, сметает объедки со стола интеллигенции, что "мутировала в буржуазию"… Он сам — креатура буржуазии. Им-то и пробили театр имени Гоголя, устроив на его месте кластер — "Гоголь-центр".

Он — в тренде.

Он — Кирилл Серебренников. "Ну, я, наверное, хамелеон. Я хамелеон. Я как-то быстро подстраиваюсь….".

Подстроился с "Золотым петушком" к исторической сцене Большого театра, тюкнул золотым клювом петушка по государству, за счет государства. Сам Бог велел подстроиться с "Героем нашего времени" к Новой.

Новое — хорошо проклинаемое старое. Не избежать фразеологизма, будучи свидетелем премьеры "Героя нашего времени". Давно ли это было?.. Когда вся клака Серебренникова выставляла русский балет с его сюжетностью на посмешище, гестаповскими щипцами вырывала из истории десятилетия торжеств советских хореографов. Задача: переформатировать русский балет на сontemporary dance, сделать всё, как на Западе. Большой театр для зарубежных гастролеров в Клондайк превращался! "Херман-шмерман", "Апокалипсис" и другие "выдающиеся достижения цивилизации" слепили драйвом, сексом, уродством. Так было вчера. Сегодня тренд: обращение к основам и традициям, национальным особенностям как к святыням. На коне или под конем, Кирилл Серебренников обращается к повести Лермонтова, претендует на лавры драматического балета как одной из вершин советского балета, имя Галины Улановой который обессмертило.

"Ведь она не была танцоркой! Она была величайшей драматической актрисой!" — говорят об Улановой. Участие в "Герое нашего времени" Светланы Захаровой, этуали мирового балета, Ольги Смирновой, восходящей "звезды" Большого театра — неотвратимая заявка на успех. Хореограф Юрий Посохов, экс-солист Большого театра, ныне резидент-хореограф Балета Сан-Франциско обещает представить классическую хореографию, на что евроинтеграторы временно прикрывают глаза. Тому есть резон. Илья Демуцкий! сорвавший славу симфонической поэмой "Последнее слово подсудимой!" (на слова Марии Алехиной, участницы Pussy Riot) — автор музыки к "Герою нашего времени"! Ну и Кирилл Серебренников — режиссер постановки, следовало бы поспешить ему! Кулябин под фанфары "Тангейзера" уж в спину дышит, грозит скетчем "Дон Паскуале" в Большом. Однако Кирилл Серебренников перехватывает инициативу: в "Герое нашего времени" он и сценограф, и автор либретто, и художник по костюмам (вместе с Еленой Зайцевой).

Все эпохи героические.

Хотя бы потому, что во все эпохи есть герои, которые что-то делают, и что они делают и почему, объяснить подчас невозможно. Кирилл Серебренников что-то делает в режиме нон-стоп. Спектакли, кино, опера, Гоголь-центр и вот теперь — балет. Универсальность Кирилла Серебренникова сродни разве что универсальности мультиварки. О той или иной его продукции говорят: "что-то есть".

В "Герое нашего времени" на Новой сцене Большого театра — "что-то есть".

Прежде всего, балет оригинален. Современный хореограф, современный композитор, современный сценограф и режиссер — по сегодняшним меркам: эксклюзив! Представляет собой три одноактных балета, три хореографические сюиты по повести Лермонтова: "Бэла", "Тамань", "Княжна Мери"", пронизанные единым сквозным действием, раскрытием образа Печорина, как это и принято в драматическом балете.

Свежа, неровна, внезапно выразительна музыка Ильи Демуцкого. Словно горная река, она полна порогов: влияний на композитора то наступления грома ударных от классиков ХХ века, то провалов в мелодию флейт от классиков века XIX. Она увлекает вслед за собой воображение зрителя к подножию горы Машук, к снежным вершинам Эльбруса, в пропасть ущелья Кавказских гор, где "ночевала тучка золотая". Пик выразительности приходится на "Тамань". И хореография здесь — словно музыка. Сливаются в унисон. Артистам балета (Артем Овчаренко — Печорин, Екатерина Шипулина — Ундина, Георгий Гусев — Слепой мальчик) только и остается, что "раствориться" под сенью Терпсихоры и воссоздать запретный для чужака мир тревог и опасностей и потому вдвойне в себя влекущий. Мир лермонтовской Тамани… Именно здесь оркестр Большого театра не дал Кириллу Серебренникову развернуться в полный рост, пресек попытку креатива: превратить сцену в бассейн.

"Бэле", "Княжне Мери" повезло меньше.

Казалось бы, трудно вестернизировать лирику "Бэлы". Восток — дело тонкое. Но Кирилл Серебренников сделал это!

Под гору (задник сцены — геометрия горы), с которой еще, колорита ради, муэдзин в чалме провозглашает время от времени азаны, установил балетный станок с брошенной поверх балетной пачкой. Цвета pink! Непременно — цвета pink! Но Кирилл Серебренников не был бы Кириллом Серебренниковым, не заговори он со станком этим на самую, что ни на есть "актуальную тему", не награди его смыслом границы цивилизаций (тайным). Вот Печорин (Игорь Цвирко) упражняется за станком в экзерсисах: батман-тандю, плие… Публика слегка в недоумении. Тогда как это — мессидж: Печорин — европеец в засаде мракобесия Бэлы. Бэла (Ольга Смирнова) — само изящество французского Двора, но никак не дикарка из аула — окультуривается. Примерила было пачку-pink, причастилась европейским ценностям, как потеряла для Печорина всякий интерес. Без мук душевных он тащит труп Бэлы по сцене. "Истинно несчастливый".

Искусство ради искусства? Увы. Реальность века XIХ — не реальность XXI века. Бизнес ради бизнеса и ничего лишнего.

"Княжна Мери" — апофеоз лишнему. Понапихать "здесь и сейчас" "всего и много" — сценография от Кирилла Серебренникова. Так было с "Золотым петушком": "Тополь М" пока двигался по сцене от кулис к кулисам, едва не придушил детей в резиновых масках на лице с леденцами в руках, хор и солистов; таково видение Кириллом Серебренниковым слова "экшн". С "княжной Мери" и вовсе! превзошел ожидания увидеть в партии княжны Мери саму Светлану Захарову! Сцена жестко схвачена в каркас павильона из белого пластика (поймешь, почему греки называют белый цвет цветом смерти), тут тебе и фитнес с винтажными тренажерами для офицеров-гусаров, и больничные палаты с солдатами-инвалидами, и курзал, где тургеневские барышни развлекают себя уроками танца и бювет "Нарзана" — всё смешалось в доме "Княжны Мери". Вариации княжны или Грушницкого (Артемий Беляков) лишаются всякого намека на рафинад хореографии, адажио княжны Мери и Печорина (Руслан Скворцов) рассыпаются в прах и пепел. И как-то, ближе к финалу, не до "трюков" режиссера уже становится, покоя требует душа, а на авансцене — уже три Печорина!!! Вернее, Печорин один, но в трех своих лицах, трех ипостасях. И каждое "что-то значит"… Зато без вопросов: кто здесь — герой нашего времени.

И если с "Золотым петушком" Кирилл Серебренников представил на сцене Большого театра образчик режиссерской оперы, мейнстрим, от экспансии которой публика уже не знает куда бежать, артисты готовы рвать волосы на голове, то с "Героем нашего времени" дал на-гора образчик режиссерского балета. Апгрейд драматического балета. Вместо увертюры — чтение отрывков из глав повести Лермонтова (для тех, кто не понял). Вместо кантилены хореографии разрыв её в комиксы. Есть место и одинокому музыканту на сцене, и оперному вокалу….

Где-то в 2000-х клака Кирилла Серебренникова веселилась: современная опера — это шоу из оперы, балета, оперетты, цирка, акробатики, джаза… Гремучая такая смесь. Коктейль такой Молотова. Прошло пятнадцать лет. Шоу, но — уже в балете. "Не надо людей, которые показали то, что вам не близко, призывать к аутодафе, чтобы их сожгли, расстреляли, убили, это очень русское", — Кирилл Серебренников выписал себе индульгенцию.

"Герой нашего времени" от Кирилла Серебренникова, "это" — не очень русское. При всех своих достоинствах и недостатках, предназначено для публики, что "с чистого листа" воспринимает Большой театр; для зрителя, который пришел в Большой театр в первый раз. И в последний.

P.S. Участие инвалидов, чемпионов мира по бальным танцам среди колясочников (сцена госпиталя, "Княжна Мери") Кирилл Серебренников называет в интервью "социальной акцией". Только вот в гуманизм режиссёра-провокатора мало кто верит. Активно обсуждается уже такая "тема": Серебренников в поисках новых путей финансирования замахнулся на кэш от Комитета параолимпийских Игр. Рыба ищет, где глубже, — говорят, — человек, где лучше, Демуцкий с Серебренниковым — где глубже и лучше. Флюгеранты. "Новый Иерусалим" (опера об охотниках за педофилами, запрещена властями СПб) — балет "Герой нашего времени" (Демуцкий). "Голая пионерка", театр "Современник" — "Герой нашего времени", Большой театр (Серебренников). Продолжение следует.

Фото Дамира Юсупова/Большой театр. «Тамань».