"…Вихрь лёгких душ, в забвенье карнавальном
Блуждающих, горя, как мотыльковый рой,—
Зал свежесть светлая, блеск люстр — в круженье бальном.
Мир, околдованный порхающей игрой!"
Шарль Бодлер
Усадьба Кусково — бывшая вотчина господ Шереметевых — замечательна прежде всего тем, что здесь явлены все направления европейского зодчества XVIII века. Кинематографисты часто используют кусковские виды в качестве исторически-правдоподобного фона — можно снимать костюмные мелодрамы длиной в две-три жизни. От скромного Голландского домика — до классического Большого дворца, минуя прихотливые рокайли Грота: все вкусы и капризы Галантного столетия в гармоничном созвучии. Любое упоминание о кусковском парке обычно сопровождается разговорами о фарфоре, крепостном театре и романтическом мезальянсе графа Николая с актрисой-пейзанкой Жемчуговой, однако же сами павильоны "увеселительного дома в Кускове" интересны ничуть не меньше.
В выставочном помещении Большого дворца открылась экспозиция "Архитектурная линия. Виды усадьбы Кусково в графике и живописи". Линии Кусково — это линии века. Глядя на гравюры и полотна, мы отмечаем — да, многое сохранилось, но чего-то уже нет. Как оно выглядело при жизни хозяев? Можем ли мы себе это представить? Безусловно. В XVII-XVIII веках все крупные владельцы заказывали художникам и гравёрам панорамы своих угодий, обязывая воссоздавать точные копии сооружений, прудов и парков (кстати, именно это послужило сюжетом культовой картины Питера Гринуэя "Контракт рисовальщика"). Тут всё достоверно, никаких эстетских вывертов и присочинённых деталей. Авторы проекта сообщают: "Представленные на выставке картины, гравюры, чертежи, мебель и макеты — всего около 50 экспонатов — дают возможность познакомиться с историческим обликом усадьбы, архитектурным своеобразием каждой из построек. Живописная серия была выполнена неизвестным русским художником в 1768-1771 гг., гравюры создавались в 1771-1780 гг. в Париже и Санкт-Петербурге. Экспозиция выставки дополнена редким предметом мебели работы мастера Н. Васильева. На столешнице стола для хранения нот и гравюр в технике маркетри выполнена панорама усадьбы".
Прогулка в Кусково — своеобразное путешествие по старинной Европе и одновременно — путеводитель по стилям.
Начинать следует с Голландского домика — этого оригинального памятника Петру Великому. Царь-плотник не только посылал боярских сыновей учиться корабельным премудростям, но и сам не гнушался постигать науки — в городе Саардаме царь московитов (о яхонтах и соболях русских государей по всей Европе ходили фантастические слухи) жил и работал, как обычный ремесленник. Примечательно, что неумеренное франкофильство, которым страдала тогда вся Европа, было сугубо противно Петру: он считал рафинированные и напудренные дворы Европы скопищем ожирелых бездельников, кои оказывались ничем не лучше его собственных тугодумных бояр. Жилые постройки надлежит сооружать на голландский манер — строго и рационально. Любимое слово петровского правления — "регулярность" в значении "чёткость, бесперебойность". Функциональный, безо всяких причуд Голландский домик, возведённый в Кусково уже при императрице Елизавете, выглядел своеобразной данью памяти её отца.
А вот совсем другая точка на карте мира — Итальянский домик. Италия для дворянина галантной эпохи — центр притяжения никак не меньший, чем королевский Версаль. Мир изящных искусств, тонкой любви, элегантных платьев. В Рим и Флоренцию ехали учиться ваянию и живописи, в Неаполь и Милан — слушать оперные колоратуры, а заодно — пополнять свои коллекции раритетов. Повышенный интерес богатых профанов к римским древностям и к живописи "старых мастеров" не остался незамеченным. В крупных итальянских городах орудовали разветвлённые преступные сообщества, предлагавшие поддельного Тинторетто, "малоизвестные", а потому "крайне редкие" наброски Рафаэля Санти, ну, и по мелочи — камеи времён Нерона, которые, между нами говоря, стряпались на соседней улочке. Важным представлялось другое. Италия — страна, где исполняются мечты и формируется особый смысл жизни. Во всём мире ценились итальянские певцы и танцовщики, а каждый уважающий себя государь желал видеть в своём театре оперную примадонну вроде Франчески Куццони или Фаустины Бордони. Гонорары, которые зарабатывал своим искусством кастрат Карло Броски-Фаринелли, не снились даже современным кумирам публики. Италия — это архитекторы, поэты, учителя танцев, скрипичных дел мастера. Считалось, что сам италийский воздух способствует развитию творческого гения.
Выходим из Итальянского павильона и… видим перед собой роскошный и какой-то почти нереальный Грот. Стихия укрощённой воды, фонтаны, ракушки, Нептуново царство. Жемчужина русского рококо. Забавно — сам стиль rococo, часто являющийся синонимом Галантного столетия, связан как раз с морской темой: rocaille переводится как "осколок раковины". Рокайлями по аналогии назывались причудливые украшения окон, мебели, шандалов, книжные виньетки. Грот — это пещера, но замысловатые гроты рококо гораздо больше напоминали сказочные дворцы, нежели собственно пещеры. К концу XVIII столетия в моду вошли "естественные" парки и столь же "натуральные" гроты, будто бы спланированные великой матерью-природой. В кусковском Гроте, как и положено, всегда царит прохлада — даже в самую изнуряющую жару. Причудливый Бельведер, выстроенный в том же стиле рококо, увы, утрачен, и мы наблюдаем его только на иллюстрациях. Само название было весьма популярным в ту эпоху: бесконечные "прекрасные виды" — belvedere или bellevue — украшали сады и парки всей Европы. Кусковский Бельведер, в отличие от "подводного" Грота, связан с цветочной темой — ещё одной любимой фабулой рококо. Здесь — обилие роз, гирлянд, вазонов.
Также безвозвратно утеряна сложная гидротехника усадьбы, представление о которой мы всё-таки можем получить, глядя на гравюру 1768 года "Каскад". В XVIII столетии все короли, герцоги и богатые аристократы желали обзавестись фонтанами, искусственными прудами с островками-беседками, а если позволяли средства, то и неким подобием римского водопровода. Поэтому инженеры-гидротехники ценились на вес золота, в то время как бесчисленные авантюристы разъезжали по городам и странам, выдавая себя за "спецов по фонтанам". При них всегда имелись мудрёные чертежи — иной раз краденые у настоящих мастеров, но чаще — абракадабра с набором линий и цифр. Потом, заморочив голову какому-нибудь немецкому курфюрсту, мошенники убегали с деньгами в соседнее княжество… Вернёмся, однако, в Кусково!
Мы привыкли к тому, что наименование "Эрмитаж" ассоциируется у нас с музейным собранием живописи и скульптуры, с громадными залами, с царским великолепием старого Санкт-Петербурга. В Галантном веке слово ermitage понимали иначе. Буквально. Место уединения, а ещё — "приют отшельника". В Кусково тоже имеется свой Эрмитаж, куда хозяева допускали только избранных друзей. Этот феномен требует небольшого пояснения. Дело в том, что XVIII столетие — антипод веку Людовика XIV, как известно, обожавшего грандиозные пространства и страдавшего неодолимой гигантоманией. Тому нравились помпезные выходы, демонстративность и публичность. Осьмнадцатое столетие, напротив, — эра изящных павильонов, маленьких уютных комнаток, миниатюрной мебели, интимности. Человек хочет покоя и расслабления, приятного ничегонеделания, флирта, игры. Актуальны безделушки, "…блеск лёгкой болтовни" (как в куплетах Бомарше), бегство от проблем. Бледные пастельные краски, семенящие шажки, переменчивость настроения, хрупкость, изнеженность — таким был XVIII век. Маркиза де Помпадур принимала свой особый кружок в Бельвю, Мария-Антуанетта сбегала из торжественного Версаля в Малый Трианон. Фридрих Великий устремлялся с тевтонского плаца — в Sans Souci, что переводится как "без забот". Хозяева Кусково — Шереметевы — для этих целей выстроили себе очаровательный Эрмитаж.
Ещё одна страсть — оранжереи. Массово они появились ещё в XVI столетии, когда европейцы — колонизаторы, мореплаватели, первопроходцы — захотели выращивать южные экзотические плоды и прочие теплолюбивые растения, невзирая на холодноватый, неласковый климат своих Амстердамов и Лондонов. Постепенно "искусственные апельсиновые рощи" становятся важным атрибутом королевских резиденций и богатых усадеб, хотя содержание теплицы считалось дорогостоящим удовольствием. Для Шереметевых это не было проблемой — кусковская оранжерея поражала гостей не только своей продукцией, но и причудливой — поистине дворцовой — красотой. Что характерно, здесь не только выращивались южные фрукты, но и проводились танцевальные вечера, светские рауты, пышные обеды.
Большой Дворец — основное сооружение усадьбы. Точные контуры классического силуэта, царственная величественность эллинской простоты, как понимали её на излёте века Просвещения. Анфилады маленьких кабинетиков, просторных гостиных и парадных спален, изысканная мебель, портреты хозяев имения, а также царей и цариц. Репрезентативность и, вместе с тем, резкое отрицание мишурности — в этом весь классицизм, пришедший на смену миловидно-капризному рококо. Мы глядимся в высокие зеркала танцевальной залы — в них отражается не только наша реальность, но и силуэты прошлых столетий: дамы в пышных платьях с шёлковыми розами на корсаже, кавалеры в напудренных париках, маскарадные маски, тысячи свечей и огни праздничного фейерверка над неподвижным прудом. Как писал Игорь Северянин уже в начале XX века: "Сквозь кружева листьев ажурных / Всплывали дворцов арабески, / Смеялись алмазы каскадов / Под их пробуждённые плески". У нас нет машины времени — мы отделены от прошлого неподъёмной завесой. Быть может, оно и к лучшему, ибо человеку свойственно романтизировать старину, приписывая ей красоту, благородство, грацию. Остаётся только посещать музей и вспоминать фразу Шарля де Талейрана: "Кто не жил до 1789 года, тот не знает всей сладости жизни".
Илл.Усадьба «Кусково». Голландский домик. Гравюра Пьера Лорана (1768)
