Смерть и кофе
…Танкисту оторвало голову. Стальной тридцатикилограммовый бочонок, под завязку набитый гексогеном вперемешку с болтами и гайками, ухнул по звонку на старый мобильник, служивший дистанционным детонатором. Бризантная туча вспухла над обочиной, и во все стороны понеслись гигантские огненные шмели. Мехвод не успел пригнуть голову, торчавшую из люка, и через мгновение, уже обезглавленным, провалился в жаркую темень заброневого пространства. Т-55 громко рыкнул и заглох. Пока пыль, взметнувшаяся фонтаном, серым мелкодисперсным облаком накрывала замершую колонну брони и "техничек", молодой стрелок вывалился из башни и заметался вокруг танка. Вдоль колонны уже неслись две машины медиков, покрытые, ради маскировки, ровным слоем мокрой грязи. Я не помню, как выскочил из-за руля машины и понесся сломя голову вслед микроавтобусу с красным полумесяцем на борту. До танка было метров 300, не больше. Пока бежал, матерясь под тяжестью бронежилета и рюкзака с техникой, искренне надеялся на лучшее. Может быть, смогу как-то помочь, если надо — дать пачку "Селокса", помочь погрузить… Все напрасно.
Пока я бежал, убитого мехвода успели достать и погрузить в микроавтобус.
Метавшийся вокруг онемевшей машины стрелок вдруг стремительно взлетел на башню и пропал в люке.
Харизматичный офицер медицинской службы, похожий на Алена Делона, молча кивнул в сторону танка и провел раскрытой ладонью перед глазами, одновременно закрыв веки. Мол, все… Кровавый пунктир, быстро мешавшийся с мелкой пылью, протянулся от брони до задних дверей микроавтобуса. Неожиданно, с каким-то резким, щелкающим звуком открылся аварийный люк танка, находящийся под днищем, и на побитый асфальт полилась темно-красная струя, послышался скребущий звук. Ни экипаж, ни другие бойцы не произнесли ни слова. Кровь на жаре в танке уже через пару часов превратится в смердящую лужу, и то, что ещё двадцать минут назад было живой материей, теперь стало грязью, которую нужно убрать…
Колонна встала, и медики быстро организовали привал. Появилась бензиновая горелка, термосумка, полная пластиковых бутылок с ледяной водой, белые одноразовые контейнеры с рисом, банки с фасолью и пакеты со свежими лепешками. Все это — буквально в десяти метрах от танка… Я присел на асфальт и, как завороженный, смотрел на красный ручеек, протянувшийся от гусениц к обочине. В двухстах метрах за нашими спинами горела какая-то глиняная деревня с непроизносимым названием. Несколько столбов черного дыма встали над россыпью домиков с плоскими крышами…
Молодой врач (как оказалось позже — анестезиолог) подошел ко мне и на хорошем английском спросил, хочу ли я кофе.
— Да… Спасибо!
— Давай к нам! В тени всяко лучше, — сказал медик и доброжелательным жестом указал на тень под бортом микроавтобуса.
— Откуда? Француз?
— Нет, русский.
— Ого! Я русских здесь никогда не видел. А вот и кофе!
Врач протянул мне маленький бумажный стаканчик. Кофе было мало — на самом дне. Напиток пах то ли чабрецом, то ли анисом.
— Хороший кофе, — сказал я, одним глотком втянув в себя содержимое миниатюрного сосуда. — Только горький.
— Так надо. По-другому не пьем, — грустно, будто сожалея о моей неосведомленности, пояснил собеседник.
— Вы же кофе вообще не пьете. Чай в основном.
— Чай, да… А кофе в Курдистане пьют на похоронах. Или, как сейчас — после гибели товарища. Кофе должен своей горечью напомнить о горечи потери. Когда едем на фронт — варим заранее, заливаем в термос. Здесь только разогреваем. В хороший день наш термос остается полным.
Узоры курдского ковра
Курды. Нация, сумевшая выстроить и осознать собственную историческую парадигму, будучи разделенной границами четырех (а с учетом проживающих на территории СНГ соотечественников — десяти) государств.
Курды. С 20-х годов прошлого века курды, сохранив скромный политический статус, являются индикатором абсолютного большинства политических событий, происходящих на Ближнем Востоке. Все войны и кризисы, затрагивавшие интересы Турции, Сирии, Ирака и Ирана, в большинстве случаев, гласно и негласно, прокатывались по курдам. Тем не менее, этническая однородность не может являться гарантией мирного существования. Помимо конфликтов с окружающими народами, курды, в целом миролюбивые, подвержены и внутренним пертурбациям. Конфликты случаются на религиозной, территориальной, но, преимущественно, на политической почве. Но с появлением ИГ большинство внутренних и внешних противоречий были решительно отставлены в сторону, и бывшие противники объединились в борьбе против общего врага.
В настоящий момент иракский Курдистан является несомненным гегемоном курдского мира. После свержения Саддама Хусейна курдская автономия поступательно набирала политический вес и влияние не только в собственных границах, но начала играть одну из важных ролей в рамках иракского внутриполитического дискурса, не давая стране окончательно скатиться до уровня марионеточного государства. В частности, весомейшая политическая фигура последних двадцати лет — Джаляль Талабани, стоявший у истоков создания партии ПСК (Патриотический союз Курдистана) и длительное время бывший ее лидером, не испугался претендовать на кресло президента Ирака, каковое и занял в апреле 2005 г. Талабани пробыл в статусе президента до конца июня 2014‑го, и даже арабы (в частности, арабы-сунниты), по большей части относящиеся к курдам с некоторой неприязнью, признают, что период правления Талабани был в целом благоприятным для страны. Нынешний президент Ирака Фуад Масум также является курдом и выходцем из Патриотического Союза.
Надо заметить, что ПСК на данный момент является единственной партией Регионального Курдистана, дружественно настроенной к России. Именно ПСК открыли представительство Курдистана в Москве. В свою очередь ДПК — правящая партия региона, на протяжение долгого времени тяготеет к США и ЕС, не пытаясь налаживать отношения с Россией, несмотря на присутствие в столице Курдистана — Эрбиле, контролируемом ДПК, российских дипломатов.
Стоит также вспомнить, что любая война, вызревшая в жарком климате Ближнего Востока и Азии в целом, почти всегда, так или иначе, касается России. Географическое положение — штука бескомпромиссная. Так называемая "Большая игра", затеянная Великобританией и Российской империей в XVIII веке, не окончена до сих пор. Победителей нет, сплошные проигравшие.
Да, сменился противник, прибавив при этом в весе за счет сдувшегося в экономическом и политическом смысле оппонента. Да, выросли барыши и ставки, геополитические интересы де-юре уступили место экономическим (последние, впрочем, касаются в основном углеводородов, ergo, геополитическими и остались). Но противостояние продолжается. И кто в конечном итоге поставит точку в затянувшемся противостоянии — большой вопрос.
Смерть и курды
У курдов нет страны, но есть земля курдов. Четыре государства, обязанные курдам своей историей не меньше, чем основным этносам. Зеленые долины, к середине июля выжигаемые солнцем до мягкого золотого свечения. Реки, иссыхающие к середине сентября и снова наполняющиеся водой в начале марта. Есть горы, чьи склоны напоминают бархатные спины гигантских животных, идущих долгим караваном по одним им ведомым делам. Есть города, похожие на деревни, и вчерашние деревни, ставшие большими городами. Небоскребы и глиняные хижины. Гранит и песчаник. Мёртвые пылевые пустоши и плодородные предгорья. Олива, виноград и малорослая акация… Гамада, джазвар и трибулюс — неизменные постояльцы пустыни.
— Навит чийа? (как твое имя)
— Курдистан…
Родина курда — его язык, дробимый диалектами. Неважно, говорил ли твой отец на курманджи, был ли родным языком матери сорани или бадини… Курд — прежде всего курд, и только потом мусульманин, езид, атеист, житель Рожавы, Бакурэ или Басура.
— Сарчава! Бахер бейан! Чони?
— Чони баши! Спас!
На базаре, в чайхане и на бруствере окопа звучат громкие слова, ровесники строк Авесты. Главная задача курда: мужчины или женщины, мусульманина или езида, веками остается неизменной — смотреть в лицо смерти, не отводя глаз. Иногда смерть приходит с Севера. С конским топотом, тюркским окриком и свистом сипахских сабель. А ныне — с танковым рокотом, авиаударами, а то и с чеченским, аварским, кумыкским, ингушским говором нелюдей, возомнивших себя борцами за веру. Иногда смерть накатывает с юга, она многолика и хитра. У нее много имен. "Тариб" и "Анфаль" — два самых известных. Ещё смерть приходит с запада, через сирийский кордон, чтобы бурей расплескаться в езидских районах, обезглавливать мужчин, продавать женщин и девочек. Смерть не пытается быть честной, благородной. Эта смерть — задумка дьявола. Всем, осененным именем архангела Тавуси Малака — обращение в ислам, смерть и рабство. Всем, поклоняющимся Назареянину — черная литера "нун" на дверях домов, налог на веру, унижение и смерть. Смерть чёрной тенью преодолевает горные хребты и пустыни, из небоскребов Катара и Саудовской Аравии, из турецких казарм, дагестанских аулов, таджикских кишлаков, арабских деревень, заокеанских кабинетов. А ещё она порой протискивается в души власть предержащих и прорастает внутри Курдистана, упрекая брата перед лицом братьев в неверном понимании политики, веры, независимости, бросая друг на друга…
Но курды привыкли. Сотни способов борьбы с этой заразой давно опробованы, опыт закреплен и передается из поколения в поколение. Игра в гляделки со смертью — национальный вид спорта. Играют все, от мала до велика. Все мужчины Южного Курдистана, носящие оружие — Пешмерга. "Предстающие перед смертью". Не представший и сознательно уклонившийся — не курд. Странно, что сорани так мало похож на русский. Только базовая лексика апеллирует к дальнему, индоевропейскому родству. Мы похожи. Русские тоже умеют глядеть в эти пустые глазницы.
Узоры курдского ковра
В настоящий момент курды представляют собой одну из немногих сил, активно противодействующих экспансии Исламского Государства на территориях Сирии и Ирака. Именно о южный (называемый также региональным) Курдистан армия исламистов, захватившая всю территорию т.н. Суннитского треугольника в центральном Ираке, внезапно обломала зубы. Впрочем, ИГ по-прежнему контролирует часть исконно курдских территорий. Иракская мухафаза Найнава, населенная преимущественно курдами и ассирийцами и расположенная на границе Ирака и Сирии, досталась ИГ почти без боя. Крупный город Мосул, столица мухафазы, приобрел статус иракской столицы ИГ. Город Шингал (или Синджар) в настоящее время поделен противоборствующими сторонами на две неравные части: две трети контролируется Силами обороны Шингала, состоящими преимущественно из курдов-езидов и ассирийцев; треть города осталась за ИГ. Ополчение Шингала, также иногда именуемое армией Шингала, попало в своеобразный политический капкан, лишившись какой-либо поддержки со стороны правящей партии регионального Курдистана — ДПК. Барзани и подконтрольные ему силы Пешмерга открыто заявили о нелегитимности шингальского ополчения. Шинальцы, будучи удручены подобным отношением, в свою очередь абсолютно справедливо заявили Барзани, что ИГ заняли Шингал и Мосул с попустительства ДПК, т. к. вооруженные силы правительства региона просто ушли из Найнавы, оставив многонациональный и многоконфессиональный регион на съедение террористам, чем последние не преминули воспользоваться.
Особенно жестоко ИГ обошлось с христианами и езидами. И если христиан по большей части облагали неподъемными налогами, но не убивали на месте, то езидов, почитаемых радикальными исламистами за дьяволопоклонников, попытались обратить в ислам. А когда массовое принудительное обращение потерпело фиаско, езидов начали показательно казнить, забирать малолетних детей для "перевоспитания", отстреливать на улицах ради забавы. Езидские женщины сотнями продавались на рынках рабов по 150-200 долларов за голову.
Несмотря на объективные разногласия, существующие между курдами и правительствами вышеуказанных стран, вооруженные отряды курдов, до этого не радовавшие гегемонов лояльностью, встали плечом к плечу с правительственными войсками в борьбе против радикального ислама. Даже езиды, являющие собой отдельную этноконфессиональную группу и в рамках закрытой религиозной общности предпочитающие не ассоциировать себя с курдами, все чаще и чаще говорят о необходимости всеобщего курдского сопротивления исламистской конкисте. И роль езидских ополченцев трудно переоценить. Силами полутора тысяч езидских сорвиголов при поддержке курдов Рожавы, Шингал не сдан до сих пор и никогда сдан не будет.
На территории западного (сирийского) и южного (иракского) Курдистанов войска ИГ не смогли добиться сколь-либо серьезных успехов. Удачной можно считать только дефенсиву в районе города Кобани, разнесенного в ходе боев в пух и прах, а также молниеносный захват Мосула. Стоит ли говорить, что армия Ирака (известная повальным дезертирством и переходом солдат и офицеров на сторону ИГ) без помощи курдской Пешмерга давным-давно сдала бы все позиции, а САА, несмотря на храбрость и упорство солдат Башара Асада, не отбила бы Хасаке. Последовавшее за этим наступление также было бы невозможно без деятельного участия курдских YPG (частей народной самообороны).
Опасность ИГ как таковая, и, в частности, ИГ как угроза России, явно недооценена нашими согражданами, недальновидно считающими, что война с исламистами в Ираке и Сирии слишком далека и не стоит внимания. Лишь малая часть критически мыслящих граждан обеспокоена фактом присутствия в боевых рядах ИГ 4000-5000 уроженцев России из бывших советских республик.
Качели
Час ожидания атаки, равно, как и вечер перед наступлением, не тревожит бойцов и командиров Пешмерга. Бойцы чинят технику, отсыпаются прямо на песке, подложив под головы свернутые куртки и разгрузки, чистят оружие. Ужинают, собираясь повзводно на земле, разложив на полиэтиленовой пленке компоненты нехитрой трапезы: тарелки с куриным бульоном, рис в пластиковых тарелках, нан — свежие хлебные лепешки. Вода и чай — в общем доступе и никак не дозируются. Огромная бочка из оцинкованного железа — импровизированный фронтовой холодильник. В ледяном месиве из воды и больших ледяных брусков плавают маленькие пластиковые бутылки с питьевой водой — бери сколько нужно. Чай из пятилитровых чайников, сахар — столовыми ложками. Снабжение армии — на твердую пятерку.
Батальон, сменивший соратников на перевалочной базе рядом с городком Таль Альвад, готовится ко сну. Быт Пешмерга отличается поразительной чистотой, порой граничащей со стерильностью. Никаких объедков после приема пищи, никакого "казарменного" запаха. Форма и обувь рядовых бойцов чисты, внешность опрятна, оружие — в полном порядке, правда, частенько не поставлено на предохранитель.
В Курдистане за многие годы конфликтов, оформилась собственная культура войны. Современный этап развития военного дела можно охарактеризовать как "тоску по партизанщине". Видно, что курды воевать умеют. Характер и опыт позволяют. 90% мужчин старше пятидесяти — воевали. С турками, с арабами, с Ираном, с Саддамом и даже с соотечественниками в середине 90-х. Молодые люди, младше 25, также воевали и воюют практически поголовно, совмещая фронтовые будни с ведением бизнеса, работой, учебой и семейными обязанностями. Живешь в городе — гражданский. Приехал на фронт — солдат. Или офицер. Профессиональных подразделений в Курдистане не очень много. Есть, конечно, батальоны специального назначения вроде легендарных "Лехоман Парастин", экипированных по последнему слову техники и военной науки. Есть артиллеристы, танкисты, операторы ПТУР и РСЗО. Но во время больших боевых операций стороннему наблюдателю начинает казаться, что большинство обычных бойцов тяготится размеренностью и некоторой "вялостью" фронтовых будней. Опыт отцов и дедов располагает к лихим налетам малыми группами на укрепрайоны противника. Атаковать внезапно, ночью или на рассвете, посеять панику, смять превосходящие силы и так же внезапно раствориться в желтых складках предгорий. А наступать по всей линии фронта, да еще при активной поддержке авиации — разве это война… Курдский дух требует действия. Разогнать в одиночку прикладом и штык-ножом отделение исламистов… Двое суток, перевязав раненого товарища, гонять полроты солдат ИГ по городскому кварталу, имитируя присутствие пяти-шести бойцов. Неосторожно сорвать "растяжку" и через 20 секунд выбежать из облака дыма и пыли, крича о том, что чуть не потерял автомат. Все это вполне реальные примеры проявлений курдского боевого духа, видеоподтверждения которых довольно просто отыскать в Интернете.
На плоской крыше бывшей деревенской школы стоят одинокие садовые качели. По большому счету — каркас дивана, висящий на стальной перекладине, приваренной к кованым стойкам. До атаки — примерно 3 часа. Пешмерга сидят на качелях, курят и поминутно делают "селфи" с заезжим журналистом. Смерть — в полутора километрах к юго-западу. Сидящим на крыше хорошо виден дым горящих нефтяных луж и ручейков, текущих в долине. ИГИЛ пытается маскировать передвижение своих войск. Ночью я забираюсь на крышу по шаткой приставной лесенке, сажусь на качели, пью чай и курю. Черная пустыня полыхает в дюжине точек, вокруг спят курдские бойцы, а развернутые под непривычным углом созвездия качаются со мной в такт, разрешая, минуты на полторы возвести огонек сигареты в ранг звезды.
Узоры курдского ковра
Термин "Новая большая игра" родился не на пустом месте. Будучи фактически производным от талмуда "Стратегии национальной безопасности США", а в последнее время — еще и источником угроз для БРИКС, новый "Турнир теней" со всеми его "арабскими веснами", исламскими государствами и "курдскими вопросами" унес столько жизней и разрушил столько судеб и государств, что не замечать его, — преступно.
Курдское общество, будучи раздробленным границами, войнами, религиозными и политическими воззрениями, имеет, тем не менее, полное право называться "народом". Да, демократы Иракского Курдистана под предводительством Барзани пребывают в больших контрах с социалистами Курдистана Сирийского, с Рабочей партией Курдистана (Турецкого) и даже со своими ближайшими соседями по парламенту автономии — Патриотическим союзом.
Да, на государство из всех имеющихся образований похож только Иракский (он же — Южный) Курдистан. Со скидкой на отсутствие собственных паспортов и валюты. Да, его вооруженные силы неохотно помогают сирийским курдам в совместной борьбе против ИГ, при этом игнорируя, с подачи правительства, интересы Курдистана Турецкого…
Демократическая партия Курдистана под руководством президента Барзани создала в столице весьма благоприятный климат для западной прессы. А вот пресса российская в Курдистан ездит нечасто.
В Сулеймании, вопреки ожиданиям, тон общественной жизни задает Патриотический союз Курдистана — политическая партия, издавна находящаяся в оппозиции правительству Барзани. В частности, по вопросам взаимоотношений с сирийскими курдами, а также (внимание!) с Россией. На парламентских прениях ПСК регулярно высказывает мнение о необходимости сближения с Россией как в рамках борьбы с терроризмом, так и в плане экономического сотрудничества.
Так или иначе, влияние США в Ираке заканчивается в Багдаде. Правительство автономного Курдистана, хоть и получает военную помощь от США и других стран-членов НАТО, придерживается нейтральной позиции. Сулеймания на этом фоне — оплот критики проамериканской позиции правительства. ПСК позволяет себе критиковать не только Турцию, с которой, вопреки историческим неувязкам, пытается наладить отношения ДПК, но и Соединенные Штаты, резонно выставляя на общий обзор косвенную связь двух гигантов — НАТО с ИГ.
Одним из шагов по сближению с Россией была инициированная правлением ПСК встреча курдской делегации с президентом Татарстана Рустамом Миннихановым, состоявшаяся в мае 2014 года. Основными пунктами встречи были согласования поставок вертолетов Ми-8, Ми-17 и грузовиков "КамАЗ" для Курдистана. Также на встрече обсуждались вопросы взаимодействия в области нефтепереработки.
Курдистан, несмотря на войну, остается крупным нефтедобывающим регионом, чья инфраструктура была в свое время целиком и полностью выстроена с помощью Советского Союза. Это касается не только нефтедобычи. Например, недалеко от нашего дома в Сулеймании стоит огромный элеватор, построенный советскими инженерами и рабочими незадолго до Ирано-Иракской войны. Сотни километров автомобильных дорог, нефтеперерабатывающие комбинаты, молокозаводы и птицефабрики, до сих пор функционирующие на территории Иракского Курдистана, были построены и запущены советскими специалистами. На мой взгляд, это достаточный довод для завязывания дружеских отношений с регионом, в который вовремя было вложено столько сил.
Курдская дорога
— Ты идиот!
— Сарханг, послушай…
— Нет, ты идиот! Вы оба идиоты! Я теперь знаю: все русские — психи! Особенно журналисты! — раис (майор) Омар пытается быть сердитым и серьезным. Получается плохо.
— Если сейчас что-нибудь рванет, я не стану собирать ошметки. Сами доползете до отделения DHL в Киркуке, попросите упаковать вас в гробы и отправить в Россию! Будут две посылки. Килограмм по десять каждая.
С Сархангом мы говорим по-немецки. Бригадный генерал Абдулла-Мохаммед, узнав, что я много лет прожил в Германии, вызвал Сарханга и передал нас ему на попечение.
Майор 8 лет жил в Германии и владел немецким не хуже меня. Дважды сопровождая силы Пешмерга в наступлении на позиции ИГИЛ, мы старались держаться поближе к Сархангу, ставшему нашим командиром, переводчиком и информатором.
Нагло обогнав всех курдских военкоров, мы с коллегой прилипли к группе саперов, расчищающих шоссе Рияд от многочисленных "сюрпризов", оставленных отступающими "воинами Аллаха". Отступали "воины" быстро, курдская пехота поджимала их с флангов, а бронетехника черепашьим шагом продвигалась по узкой ленте двухполосного щоссе, оставляя за собой брошенные деревни и вражеские блокпосты.
Справа и слева от дороги то и дело вспыхивали перестрелки, но любые попытки навязать курдам бой оканчивались для ИГ плачевно. Два из трех танков, продвигавшихся в первой линии наступающих, открывали огонь на любой шорох в развалинах поселков. После первого выстрела на рубеж выезжали многочисленные пикапы с установленными в кузовах "дошками" (так курды любовно называют советский крупнокалиберный пулемет ДШК) и молотили короткими очередями, насквозь прошивая остатки глиняных стен.
Саперы буквально шагали по минам. Самодельные взрывные устройства с радиоуправляемыми детонаторами, сварганенными на коленке из трехвольтовых батареек и мобильных телефонов, извлекались из каждой дыры. Каждые 300 метров дороги "дарили" группе пару-тройку стальных ведер или канистр с пластидом. Вслед за саперами шли мы. Вслед за нами по дороге шел батальон. Бригадный генерал, обалдевший от нашей беззаботности, хотел было отправить нас в тыл, но Сарханг вступился за нас, коротко объяснив генералу, что с сумасшедшими разговаривать не имеет смысла.
Двенадцать километров мы прошагали неспешным шагом…
До этого момента я не знал, что на горячем асфальте шоссе можно жить вполне нормальной жизнью. Пока курды вытягивали из россыпи бетонных блоков и сгоревших машин очередную пару смертоносных ведер, мы успевали снять их работу крупным планом, поговорить об устройстве СВУ, проклясть исламистов, выпить чаю, покурить и даже поспать, подложив под голову каску или привалившись к ржавому цилиндру обезвреженного "фугаса".
— Вставай, сахафийн! Идем дальше. — Сарханг тычет в нагрудную пластину моего бронежилета запыленным прикладом своего G-36.
— Сколько достали? — интересуюсь я количеством извлеченных за время моей дремы "сюрпризов".
— Три штуки. Дальше будет больше. Впереди деревня…
В дрожащем жарком мареве похожая на мираж дорога утягивалась куда-то за холмы, курды наступали…
На фото: пешмерга
