«Он одевался по моде, нюхал «головкинский» дорогой табак из золотой табакерки времен Людовика XVI и жил в своем доме на Мещанской, недалеко от Сухаревки, на которую ходил каждое воскресенье, коллекционируя миниатюры…»
Владимир Гиляровский из «Москвы газетной»
Человечество любит всё огромное, а на контрасте – всё крохотное. Потому неслучаен интерес к телескопу и микроскопу – науки во многом являются продолжением обычного любопытства. В старых цирках показывали «чудеса» - великанов и карликов. Гигантомания соседствует с манией миниатюр. Громадные порталы и пространства – завораживают. Вещица, которую надобно рассматривать в лупу – тоже. «Подали мелкоскоп, и государь увидел, что возле блохи действительно на подносе ключик лежит. — Извольте, — говорят, — взять ее на ладошечку — у нее в пузичке заводная дырка, а ключ семь поворотов имеет, и тогда она пойдет дансе...», - читаем у Николая Лескова. А ведь надобно ту блоху ещё и подковать!
Поговорим сегодня о маленьких шедеврах – о портретах, что помещаются внутри кулона; о вышивках размером со спичечный коробок; о миниатюрах и камеях; об игрушечной посудке и мебели, о бисере размером чуть не с просяные зернышки. Благо, есть повод – экспозиция «Крошечная выставка» в Музее Василия Тропинина и московских художников. По факту, не такая уж и крошечная – около 160 экспонатов.
С первого шага нас ожидают сюрпризы. Так, мало, кто задумывается, что «миниатюра» изначально – это вовсе не от «мини» и «минимальный», а от minium – красная краска, сурик, применявшийся в оформлении рукописных книг. Миниатюра - небольшая иллюстрация, использовавшаяся для декорирования древних и средневековых манускриптов. По сути, вышла игра слов, и всё крохотно-изящное стало называться миниатюрным. Поэтому выставка открывается книгой «Служба и акафист святителю и чудотворцу Митрофану Воронежскому», созданной в XIX веке, но по традиционным заветам. Однако же фолианты в этой экспозиции – не основное, а лишь вводное.
С чем же мы ознакомимся? Вот микромозаика – необычное искусство, примыкающее к ювелирному мастерству, а иногда считающееся одним из его направлений. Картинка, весьма сложная и причудливая, формируется из мелких кусочков смальты. Родина микромозаики – Ватикан, а в России она получила распространение в XIX веке. Посетив Ватикан, император Николай I оказался под таким впечатлением от увиденных диковин, что повелел открыть в Петербурге мастерскую, куда приглашали итальянских мозаичистов.
Появились и свои умельцы. На выставке - целый ряд произведений Георга Векслера, этнического немца из Риги, подданного Империи. Наиболее ценна его миниатюра с изображением петуха. Такое и нарисовать сложновато, а здесь – микроскопические фрагменты смальты, некоторые из них столь малы, что кажутся пылью. Всё это собрано в узор, полный цветовых нюансов. Также хороши «Кролик, грызущий листья», «Лиса с пойманной уткой» и стильная «Ваза с цветами» - в ней есть нечто древнеримское. Сопроводительные таблички гласят, что на сотвоение этакой крошечки в 3 квадратных сантиметра требовалось от 500 до 4000 тессер – кусочков стекла.
На сопроводительных табличках много искусствоведческой терминологии. Так, зрителю предстоит узнать, что такое эгломизе - техника нанесения декора из металлической фольги на стекло. Verre églomisé – стекло эгломизе так названо в честь французского рисовальщика, гравёра, антиквара и мастера по изготовлению зеркальных рам Жана-Батиста Гломи, жившего в XVIII столетии. Расцвет его деятельности пришёлся в 1750-1780 годы. С помощью вставок эгломизе декорировали мебель и различные предметы домашнего обихода, но чаще техника использовалась для выполнения медальонов с силуэтами. В экспозиции есть несколько таких медальонов конца XVIII века.
Сейчас в это сложно поверить, но куклы и – кукольные домики с мебелью и посудой в XVIII – XIX веках предназначались не только для детской забавы. Популярны были точные копии домов и поместий, со всей обстановкой, даже с фигурками людей и их питомцев, а уж выдуманные, фантазийные дворцы тем паче восторгали. «На зелёной, усеянной цветами лужайке стоял замечательный замок со множеством зеркальных окон и золотых башен. Заиграла музыка, двери и окна распахнулись, и все увидели, что в залах прохаживаются крошечные, но очень изящно сделанные кавалеры и дамы в шляпах с перьями и в платьях с длинными шлейфами. В центральном зале, который так весь и сиял (столько свечек горело в серебряных люстрах!), под музыку плясали дети в коротких камзольчиках и юбочках», - разумеется волшебный чертог, сработанный магом-технарём Дроссельмейером, мог существовать лишь в сказке, но более скромные прототипы существовали и в реальности. Лидировала южная Германия, в частности, Нюрнберг.
На выставке можно увидеть немецкую куклу, созданную на фабрике Gans & Seyfarth Puppenfabrik Doll, и этот кукольный образец надолго стал непререкаемым эталоном. (В советских артелях 1920-1930-х годов всё ещё повторяли именно эту головку с тугими локонами). Кукла-барышня - большая, и на «Крошечной выставке» она очутилась потому, что к ней прилагался маленький чайный прибор: чашки, чайничек и молочник.
Если уж мы заговорили о посуде, то нелишне вспомнить о ярчайшем экспонате – о двухслойном стакане с миниатюрным пейзажем «Псовая охота», расположенным между стенками. Пейзажик выполнен из бумаги, соломки и мха. Сам стакан обыкновенного размера, но аппликация – миниатюрна. Эти чудеса производились на стекольном заводе Бахметевых, но то не было поточным производством. Бахметьевские стаканы – авторская работа крепостного мастера Александра Вершинина, их сохранилось не более двадцати штук.
Особое место в экспозиции занимают вышивки бисером, но не обычным, а невероятно мелким. Рукоделие считалось и ремеслом, и барским, купеческим времяпрепровождением – все высокородные, богатые девицы и дамы непременно вдевали нить в иголку, дабы сотворить феерию. Мадемуазели корпели не от нужды, а для моциону, но белоручек средь дворян не водилось – они и варенье в своих поместьях сами варили.
Но вернёмся к бисеру. «Ольга после обеда и чая садилась к пяльцам у окна и молча, пристально, бесконечно вышивала бисером необыкновенно яркие цветы», - читаем о быте мильёнщиков Артамоновых в романе Максима Горького. На выставке - не обычные вышивки, а под стать всему остальному – крошечные, и здесь уже требовалась сноровка плюс отменное зрение. Вышить кошлелёчек для мелочи или, допустим, картинку, умещающуюся на детской ладони – это дивное изощрение. Имеются и обычные вышивки гладью – размером со спичечную коробку.
Холмогорская резьба по кости – знаменитый промысел, существовавший издревле, но ставший общеизвестным в Галантном веке, ибо тамошние мастера столь искусно вырезали манерные рокайли, что это не могло не вызвать фурор при дворах Европы. К популяризации холмогорской техники приложил руку Михаил Ломоносов, продвигавший своих соотечественников, а будучи другом Ивана Шувалова – фаворита императрицы Елизаветы, он добился для холмогорцев высочайшего признания. Представлены миниатюрные подарки монархам – медальный профиль Екатерины, обрамлённый фигурной рамкой и «неформальный» портрет Павла Петровича в бытность его Великим Князем. Внимание привлекают гребни, шкатулочки и табакерки, выполненные из кости.
Что касается последних, то коробочки для табака в XVIII столетии были предметами хвастовства среди господ, а у иных любителей хранились целые коллекций табакерок, в том числе, костяных. высшую ценность имели табакерки с портретами монархов, и чаще всего, они дарились самими государями за честную службу и за милую дружбу. На одной из витрин есть черепаховая табакерка с профилями Павла Петровича и его жены Марии Фёдоровны, сделанными из бисквита – неглазурованного фарфора. Бисквит был востребован в конце XVIII – начале XIX веков; отсутствие блеска создавало эффект мраморной «серьёзности», а тогда любили строгость, драму, словом – ампир!
Есть тут и прочие штучки для неспешного бытия в поместье - игольницы, мешочки для рукоделия, вышитые всё тем же мелким бисером, и, конечно же, чернильные приборы – сами по себе не зело крошечные, да причудливо декорированные мелкими детальками. XVIII – XIX века – эпоха переписки, и писали буквально все, кто умел складывать буквы. Письма хранились и перечитывались. У каждой барышни был дневник, где отмечались не одни события в духе «на меня взглянул князь Николенька Г.», но и мысли, порой не самые глупые. Посетителям выставки будет любопытно взглянуть на чернильницы, украшавшие письменные столы и бюро.
Миниатюрный портрет – важная составляющая экспозиции. Их брали с собой в путешествия и на войну, дарили будущим супругам и друзьям детства. Пока не родилась фотография, такой портретик заменял «остановившееся мгновение», и у художников не было отбоя от заказчиков. Попадались халтурщики, умевшие выписать шаль, но рисовавшие лица-маски без признаков натуры, а вот Пётр Соколов прославился быстрыми, но точными акварелями, где выражения глаз удивительно живые и ясные. Его рисунки представлены в выставочном зале – настоящая панорама типажей николаевской России.
Другое дело - портреты-медальоны, ставшие «хитом» в эпоху сентиментализма, когда подобный предмет носили тайно, рядом с нательным крестом или вручали в качестве символического дара. Вот – личико дитяти. Это - Дмитрий Николаевич Шереметев, сын Николая Петровича Шереметева и крепостной актрисы Прасковьи Ивановны Ковалевой. В кротких глазах этого ребёнка нет грусти, хотя, он – плод самой печальной истории любви, каковая может случиться меж неравными. К тому же, Прасковья умерла в том же 1803 году, когда был создан портретик, и мальчик уже – сирота.
Какой же разговор о старине возможен без упоминания камей? «Никак бы нельзя было сказать, какая страна положила на нее свой отпечаток, потому что подобного профиля и очертанья лица трудно было где-нибудь отыскать, разве только на античных камеях», - говорится у Николая Гоголя. Мода на камеи возникла во последней трети XVIII века – вместе со становлением классицизма и увлечением греко-римскими антиками. На экспозиционных витринах – камеи русского мастера Ивана Пескорского; обе вещи датированы приблизительно 1780-1790 годами. Перед нами некая дама в повязке на римский манер и мужчина в парике и жабо. Исполнители частенько льстили заказчикам камей - мало, кто соответствовал идеалу античной красоты, а камея требовала изысканной чёткости профиля.
Несмотря на то, что выставка заявлена «крошечной», описать её полностью, увы, не удастся. Чересчур много предметов, нюансов, эпох и смыслов. При том, что каждый портрет и каждая вещица – это часть социокультурной биографии русского общества. Таким образом, экспозиция разрастается чуть не до масштабов вселенной, название которой – Русский Мир.
двойной клик - редактировать галерею
