Избыточно религиозное воспитание ранит: и то, что, когда мальчику было четырнадцать лет, отец повесился, сделало его до предела ранимым…
Предельно чувствительным.
Дадаизм и сюрреализм Кревеля не есть ли реакция на действительность, всё больше искажавшуюся двадцатым веком?
Блаженное лепетание дада и сложная путаница образов, сплетающихся над реальностью.
«Трудная смерть» - название романа, свидетельствующее о том, насколько Кревель был загипнотизирован её феноменом, и персонаж Пьер Дюмон, не находящий иного выхода из жизненного лабиринта, изучает себя с метафизической иглой: тыкая то в этот центр боли, то в другой.
Такое ощущение, что с самых ранних лет, с истовой религиозности, в которой был воспитан Кревель, он был сплошным сгустком боли, и, изучая и живописуя собственного персонажа, изучал пристрастно себя, анатомировал – безжалостно, как исследователь лягушку.
Туберкулёз, обнаруженный у него, приводит к морфию: болезнь, влекущая порок…
Много ли их было у Кревеля?
Достаточно – дополнительный повод для бесконечных страданий, корень квадратный которых выводя, он уходит в сочинительство.
Вступив в Коммунистическую партию, он производит попытку сблизить сюрреалистов и коммунистов, вторых считая связанных с первыми фантастическими прожектами.
Впрочем, фантастическое уже осуществлено: Россия развивается в русле коммунизма.
…в романе «Вавилон» - при всей его переогромленности и ощущение избытка – есть уморительно смешные места.
Мог ли Кревель, ответивший на вопрос А. Бретона в журнале «Самоубийство: это решение?» - Да – жить долго.
Скандал на международном конгрессе писателей приводит к изгнанию сюрреалистов, Кревель неистовствует, чуть не целый день убеждая вернуть их, собратьев.
Не преуспевает.
Узнаёт, что туберкулёз, считал, что его вылечили, не излечим.
Кончает с собой, пустив газ.
Жизнь, все тридцать пять лет вибрирующая – пороками, даром, отчаянием…
Жизнь, от которой осталось несколько ярких книг.
