Главный сюжет этого года — строительство китайской сети политического влияния. Конечно, это строительство идёт дольше, чем большинство читателей этого текста живёт на свете, но лишь недавно долгие и тихие инвестиции в этот проект глобальной китайской империи начали перерастать в громкие декларации. Одной из самых громких таких деклараций последнего времени стало показательное примирение Саудовской Аравии и Ирана — открытие посольств, восстановление отношений и робкие разговоры об общих проектах неизменно включали в себя параграф о роли Пекина в этом потеплении.
Другим примером стала работа пекинских отелей бизнес-класса в три смены — они в промышленных масштабах принимали нескончаемый поток высокопоставленных гостей со всего мира. Начиная от Олафа Шольца осенью и (пока что) заканчивая Генри Киссинджером в июле, все флаги устремились в гости к китайцам — это напоминало растянутое во времени турне всех на свете в Москву в конце зимы 2021–2022 годов, что наталкивало на нехорошие мысли о том, что же выкинет Пекин по итогам этих визитов.
Наконец, третий признак выросших китайских амбиций будет явлен миру в двадцатых числах августа — отсутствие на саммите БРИКС в ЮАР Путина и предположительное отсутствие индийского премьера Моди намекает на то, что гвоздём программы съезда будет именно Си. Да, СМИ принялись опровергать информацию об отказе Моди, но сделанный индусами вброс, как обычно, с головой выдал настроения источника — лидеру главного регионального соперника Пекина не очень хочется аккомпанировать китайскому председателю. О том, как строится китайский континентальный контур, в "Завтра" писали не раз — в тексте про коронацию Карла III, в материале про саммит Лиги арабских государств, в обзоре визитов в Пекин руководителей американского бизнеса и разведки, но неизменным всегда было одно. Ключевым звеном, связывающим Китай с Ближним Востоком, Африкой и Европой, в условиях растущего на море с востока бамбукового занавеса для Пекина неизбежно является Пакистан. О драмах, которые разворачивались в этой пёстрой стране, в "Завтра" тоже писали неоднократно. На днях эти драмы всплыли на поверхность новостного болота.
В Исламабад 30 июля приехал вице-премьер китайского Госсовета Хэ Лифэн. Центром притяжения всеобщего внимания в свете этого визита должен был стать проект CPEC. Китайско-пакистанский экономический коридор — совокупность ряда громадных инфраструктурных проектов, направленных на расширение связи Китая с Индийским океаном.
Порт Гвадар, который китайцы взяли у Пакистана в аренду, — это, конечно, хорошо, но товары туда нужно как-то довозить. Для того и нужны были от 60 до 90 миллиардов долларов инвестиций в дороги, склады, путепроводы, электростанции, вахтёров со шлагбаумами и будки с собаками. К слову, в Гвадар недавно ещё и вложились саудиты, оплатив строительство там установок по переработке российской нефти.
На примере CPEC отлично виден механизм китайской экономической экспансии — у него, цитируя соседей и врагов Китая, нет цели, а есть лишь путь. По ходу следования дороги длиной где-то в тридцать сотен километров перенаселённый Пакистан перестал испытывать проблемы с электричеством и логистикой, так что местные жители, как с обидой писала американская пресса в 2019 году, только рады "китайскому Плану Маршала".
CPEC был заложен в 2013-м, а полноценно начал функционировать в 2017-м. Так для чего же вспоминать его сейчас? Формальным поводом для поездки Хэ было именно десятилетие начала истории CPEC, на деле же Китай визитом высокого чиновника приехал убедиться в сохранности гигантских инвестиций. Дело в том, что сейчас Пакистаном заправляет клан Шарифов, которые как раз стояли за стартом CPЕC. Шарифы, имеющие огромные связи во Франции и Лондоне — товарищи себе на уме, поэтому некорректно было бы говорить о том, что они представляют "прокитайскую группировку" или "прозападный блок", они постоянно дрейфуют. Хотя, конечно, до прошлого года Шарифов вполне можно было назвать сторонниками добрых отношений с Китаем — примером тому служит транспортный коридор. Но близкие контакты лондонца Наваза Шарифа, брата нынешнего премьера Шахбаза, с Катаром, а точнее говоря, с шейхом Хамадом бен Джассимом, "хозяином Лондона", покровителем Карла III и одним из главных инвесторов сирийской гражданской войны, намекают, что Шарифы слишком увлеклись своей многовекторностью. Для понимания того, насколько это угрожает глобальным планам Китая, в Пакистан и приехал Хэ Лифэн.
Товарищ Хэ — не только вице-премьер Госсовета, но ещё и близкий друг Си, чуть ли не на свадьбе у того отплясывавший. То есть такого человека посылают с самыми щекотливыми и тонкими поручениями. О том, что же именно должен был донести Хэ до пакистанского руководства, мы не узнаем — его визит полностью перекрыла трагедия.
За несколько часов до того, как китайский самолёт сел в аэропорту Исламабада, в городе Хар, что в округе Баджаур в приграничной провинции Хайбер, произошёл взрыв. В толпе, собравшейся на митинге местного движения "Джамиат Улема-э-Ислам-Фазл", себя подорвал смертник, убив более 44 человек и ранив более двух сотен. Движение это часто называют "ультраправым" и "радикально консервативным", но будь это так, в коалицию с левоцентристской Пакистанской народной партией и в хорошие отношения с нынешним правительством "Джамиат Улема-э-Ислам-Фазл" не вступала бы. Корректнее называть их регионалами, которые поддерживают контакт как с многочисленными племенами севера страны, так и со столицей.
Хайбер, только 5 лет назад ставший провинцией, а до того бывший "специальной административной территорией", являет собой удивительную местность, где как угорелые носятся пуштунские племена, торгующие оружием и прочими радостями с оседлыми индоариями. Причём племена эти скачут через границу с Афганистаном по нескольку раз за день, не всегда подозревая о её существовании. И пакистанские, и афганские власти давно уже смирились с заповедником хаоса, творящегося в приграничных регионах — выделялась только особенно активная в Хайбере группировка "Техрик-е Талибан Пакистан" (ТТП). Вопреки распространённому в прессе стереотипу, ТТП не является "пакистанским отделением афганского Талибана*", но сами понимаете, как происходит, когда куча народу, где каждый друг другу дальний родственник и старый приятель, бесконтрольно шастает через границу — там поделились, тут помогли, и вот уже Исламабад открыто обвиняет Кабул в поддержке действующих в Пакистане террористов.
С брендом "ТТП", популярным у не питающих любви к Исламабаду пакистанских пуштунов, не всегда справедливо, но всё же ассоциируют теракты, произошедшие зимой, — тогда взорвали мечети в Пешаваре и Кветте, а также напали на полицейский участок в Карачи. Казалось бы, дело раскрыто — за взрывом на митинге Джамиата тоже стоят террористы-пуштуны. Но нет, вскоре после теракта ТТП, как и афганский Талибан, не просто заявили о своей непричастности, но ещё и осудили произошедшее. Талибан в этом отношении не лукавит — позже поймём, почему — да и подозревать "пакистанских талибов" тоже причин нет.
Итак, сложим воедино всё, что имеем. На митинге лояльной столице партии происходит взрыв, который из-за своего масштаба моментально становится главной темой для разговоров по всей стране. Визит важного китайского гостя испорчен, а тема для разговора, который он приехал вести, на время пропадает из информационного пространства за неуместностью. Возрастает напряжённость на границе с Афганистаном, портятся и без того не самые добрые отношения с талибами. В обществе укореняется не только запрос на активную агрессию в адрес Афганистана, но и ассоциация приезда китайцев с горем и смертью. На что же направлен такой комплексный эффект?
Ответ даст тема строительства, которое с недавних пор ведётся между городом Рохри, расположенном на пути Китайско-пакистанского экономического коридора, и иранской границей. Интерес состоит в том, что путь идёт из Рохри на север, подходит к Кветте, а затем заворачивает на юго-запад и идёт вдоль афганской границы. Иными словами, проект CPEC расширяется, и с помощью связи крупного транспортного узла Кветты с основным потоком он должен был обрести перспективы перехода через границу, а там и до Кандагара рукой подать.
Видимо, именно перспективы включения Афганистана в китайский транспортный контур и должен был обсуждать или, может, даже анонсировать Хэ Лифэн — этого мы не узнаем ещё какое-то время. Вхождение Кабула в китайскую торговую империю мешает много кому — Индии, Катару, Турции, США, Британии. Вместе с этим расширение сети китайского влияния в Средней Азии выгодно тоже много кому — бывшим советским республикам региона, Ирану, Саудовской Аравии, России, Британии.
В разговоре о британских интересах, которые, казалось бы, здесь исключены, нельзя не вспомнить о двух вещах. Во-первых, о том, что Лондон не монолит, а змеиный клубок парадоксальных мотивов, где завязанному на Индию и Катар старому королю наследует смотрящий в сторону Пакистана и Китая принц. Во-вторых, имя близкого друга матери принца Уильяма и по совместительству бывшего премьера Пакистана Имрана Хана. 5 августа этого бывшего чемпиона по крикету и суперпопулярного политика посадили в тюрьму.
Три года заключения и пятилетний запрет на политическую деятельность: по меркам азиатских методов избавления от политических конкурентов — не так уж и сурово. Как говорится, а ведь мог бы и полоснуть. Но сам факт тюремного заключения такого человека говорит о многом. Одни усмотрели в аресте Хана достижение каких-то теневых договорённостей Шарифов с китайцами. Дескать, сдача Пекином лояльного человека и отказ от поддержки того, за кого с лёгкостью поднимаются на уши крупнейшие пакистанские города, была элементом торга, а в ответ Шарифы, отстранившие Хана от премьерства ещё прошлой весной, но до этого августа пытавшиеся запрятать его в тюрьму, обязались сделать что-то в угоду Китаю. Что именно — покажут действия Исламабада в ближайшие месяцы. Другие утверждают, что Хан сел после того, как перестал быть нужен и Пекину, и Лондону. В этом тоже есть свой резон, ведь Имран при всей его харизме и стремлении к хорошим отношениям со всеми вокруг (включая даже Индию) всё же не имел за собой внушительной поддержки пакистанского истеблишмента и силовиков. Третьи говорят, что от Хана все просто устали. Да, он популярен, но от той бешеной поддержки, когда за него выходили буквально миллионы в прошлом году весной и осенью, когда ранение на митинге добавило ему электоральных очков, ныне осталась только бледная тень. Отчасти это показали уже майские события — попытка ареста, предпринятая 9 мая, провалилась, но показала, что у Имрана осталось не так много преданных сторонников на улицах. И вот теперь арест Хана встретили только жиденькими митингами, немногочисленными во многом из-за недавнего теракта на митинге в Хайбере.
Стоит сказать, что Хан, которого называли "пакистанским Трампом", интересным образом зарифмовал судьбу своего американского двойника. На самом деле, конечно, сравнение поверхностное, но рифма стоит внимания. Яркий человек с улицы бросил вызов истеблишменту, встал во главе страны, был смещён и обвинён в том, что представители этого самого истеблишмента делают куда масштабнее и чаще. В данном случае предметом обвинения были подарки, которые дарились премьеру. По закону эти подарки положено отправлять в "музей Поля чудес", то есть откладывать их и всячески беречь. Хан же, подлец этакий, этими подарками распоряжался "в собственных целях" и даже перепродавал. Стоит упомянуть пару моментов. Во-первых, решение ещё может отменить Верховный суд. Во-вторых, рейтинги ханского "Движения за справедливость" поползли вверх, а выборы уже на носу. В-третьих, дело Хана шито уж слишком очевидной подставой. Математики в СМИ уже посчитали, что те же Шарифы напродавали подарков на куда большие суммы, но никаких дел против них не велось. Слишком показательное левосудие, жертвой которого стал популярный экс-премьер, может быть частью плана по возвращению Хана к власти — плана, осуществляемого кем-то в Лондоне, несмотря на то что в своём аресте Имран прямо обвинил "лондонский план".
Пятого августа, когда арестованный Хан выпустил заранее записанное обращение, взгляды всего мира были прикованы к Джидде. Саудовский город принимал встречу, посвящённую поиску путей мирного урегулирования на Украине. Все только и говорили о том, как на эту встречу не позвали Россию, но интересно и другое. На встречу не позвали и подобающих яркой вывеске чинов. Советники по безопасности и спецпредставители собрались и побеседовали о всяком. Договорились о том, что война — это плохо, а мир — хорошо. Решили, что нужно следовать уставу ООН и уважать территориальную целостность. Словом, очередной пустой разговор о мире, призванный не добиться прекращения огня, а выставить говорящего видным дипломатом и искренним миротворцем, выдвигающим мирные планы наравне с большими ребятами.
Что интересно: ни саудовским амбициям, ни китайской логистике украинский кризис в своём нынешнем виде почти не мешает — напротив, увеличенный интерес к трансъевразийским торговым маршрутам и разговоры про те самые контуры китайского влияния вызвали резкое ускорение того, чем следовало заниматься ещё вчера. Трансконтинентальные торговые маршруты и сопутствующая инфраструктура, как показал Китай, тянут вверх даже такие ямы, какими были северо-восточные провинции Пакистана до того, как туда пришёл CPEC. В мае на саммите Китая и Средней Азии в очередной раз было решено строить железную дорогу от Китая до Европы в обход России. Суета вокруг предполагаемого включения Афганистана в CPEC показывает, что путь китайской транспортной экспансии в бывшие советские республики будет долог и тернист. Однако уже сейчас России впору задуматься о том, как с китайскими среднеазиатскими амбициями будут уживаться Восточный полигон РЖД, что прямо сейчас прирастает второй веткой БАМа, а также МТК "Север — Юг", чей Бендер-Аббас будет торговать с конкурентами Китая из Мумбаи.
* Запрещённая в РФ террористическая организация
