В канун юбилея Карена Шахназарова Российское телевидение показало его "Анну Каренину. Историю Вронского". Вообще, Шахназарова всегда можно видеть на телеэкране – и поэтому меньше всего можно поверить, что речь идёт о его 70-летнем юбилее: так, как выглядит он – можно выглядеть и в 60, и в 50, и в 40 лет. Вот в 30 – наверное, уже нельзя, а в 40 - вполне можно. И в нём живёт мир, эпоха и цивилизация, которых, как многим кажется, уже нет. Но в нём они есть – и поскольку и он, и его книги, и то, что он говорит в публицистическом эфире, остаётся живым, интересным и современным – значит, всё это еще есть.
Он живёт в сегодняшней эпохе – и другая эпоха живёт в нём, а через него – накладывается и в чём-то меняет эту, сегодняшнюю эпоху. Он соединяет эпохи – и соединяет не перекличкой образов, а неким наложением содержания, некой ткани, не обозначающей время, а являющейся самим временем.
Именно в этом отношении интересна и его "Анна Каренина" - потому, что его "Анна Каренина" - это уже не только Анна Каренина Льва Толстого, а что-то ещё.
Роман Толстого – это, конечно, не просто светская драма. Это мир распадающейся жизни, иногда ещё не распавшейся – но уже распадающейся, что ощущает смутно и сам этот мир, и, более глубоко – описавший этот разлад Толстой: разлад жизни, казавшейся симфонией.
И в этом отношении "Анна Каренина", конечно, есть продолжение "Войны и мира2, в котором как бы начинается эта цивилизация и эта жизнь. В одном случае Война и Мир – идут рядом, сплетены и определяют друг друга, в другом – казалось бы, разнесены. Мир "Анна Карениной" - это "Мир между Войнами": Крымской и Балканской 1876-78. Собственно, "Войну и Мир" Толстой и начинал писать как предысторию тех, кто в 1825 году вышел на Сенатскую Площадь, а во времена Толстого начал возвращаться из ссылок. Эпохи соединяются и войны соединяются – и Вронский в финале уезжает на новую войну. А эпилог к "Анне Карениной" Толстой пишет таким, что цензура запрещает его публикацию ввиду крамольности…
Конечно, роман Толстого, хотя и много объёмнее светской драмы, воспринимается, в первую очередь, именно как светская драма: драма светской жизни, теряющей свою, хотя бы кажущуюся, гармонию, и драма женского бесправия, сохраняющегося даже на самом элитном уровне. Шахназаров ушёл дальше: в своей «Анне Карениной» созданный Толстым мост эпох достроил, превратив сюжет светской драмы в драму столетия и драму уходящей цивилизации.
У Толстого, так или иначе, присутствуют три войны-вехи ХIХ века: Наполеоновская, Крымская и Сербско-турецкая1876-1877 гг. – по сути, начало Русско-турецкой 1877-1878 гг. Шахназаров включает в свою картину Русско-японскую – пролог уже новых эпох и новых цивилизаций. И он своим мостом соединяет, сшивает эпохи. В наполеоновскую эпоху Мир, описанный Толстым, казалось бы, восходил и приобретал внешнюю гармонию. Между Крымской и войной 1877-1878 гг. – входил в полосу разлада. В русско-японскую - умирал. В романе Льва Толстого Вронский уезжает воевать на Балканы, ожидая смерти – но остаётся жив. В фильме Шахназарова он остаётся с арьергардом, приняв командование им и прикрывая отход госпиталя – точно зная, что погибнет. Может показаться, что Шахназаров воскресил его на один миг, чтобы граф мог рассказать сыну Анны, Сергею Каренину, историю гибели его матери и их любви, и сказать, что каждая сторона имеет свою правду.
Но это - не всё: и в том отношении, что слова «своя правда» относятся не только к тому, что он и Анна по-разному видели их общую драму, но и к тому, что в противопоставлении правды Анны и правды воспитанного в осуждении её сына – всё-таки есть правда Анны. И Вронский, по сути, перед лицом выросшего без матери Сергея, защищает мать, погибшую потому, что сам он тогда не ощутил и не понял её правды.
Собственно, когда Вронский остаётся погибать, прикрывая отход Сергея с лазаретом – он ведь искупает перед Карениным и свою вину перед ним за то, что лишил его матери, и свою вину перед Анной, которую он лишил любви и жизни.
Но, что важно, и Анна Шахназарова, как человек, - это не Анна Толстого: просто потому, что они принадлежат разным временам и эпохам. Анна Толстого – это женщина, живущая чувствами и переживаниями, женщина времён рождения дамского романа, в чём-то наследующая бедной Лизе Карамзина. Анна Шахназарова – это женщина, живущая волей и устремлениями, она потому и оказалась разделена с Вронским, что была сильнее и больше его.
И отсюда – Анну Толстого убивает, что её любовь не нужна любимому человеку, а сама она – отторгнута своим кругом. Анна Шахназарова оказывается от жизни потому, что сама она, со своими устремлениями, волей и способностями оказывается не нужна своему времени и своему Миру. Если говорить о времени – образу Анны Шахназарова скорее соразмерен образ леди Гленарван из "Детей капитана Гранта" Жюль Верна, настаивающей на том, чтобы свадебное путешествие посвятить поиску пропавшего путешественника, или образ Софьи Ковалевской. Если в Анне Толстого действительно ещё живёт бедная Лиза либо Наташа Ростова, Анна Шахназарова принадлежит уже не XVIII-XIX, а началу XX века, в ней уже намечаются черты Александры Коллонтай.
И паровоз, который у Толстого воспринимается как предопределенность судьбы, у Шахназарова выглядит, скорее, новым железным веком инженерии и свободы. Который приняла Анна, но который - ещё не наступил и не дал места для неё, его принявшей.
И Шахназаров, сам ставший мостом эпох, в своей "Анне" достраивает мост эпох среди чередования Войн и Миров. Включив в связь времён, обозначенную Толстым, эпоху начала ХХ века, он не просто добавил к Войнам Толстого Русско-японскую – через неё он подвёл выстроенный мост к Большой войне – Первой мировой, и через неё – к Новой Эпохе, к роману совсем другого Толстого, Алексея: к "Хождениям по мукам".
Русско-японская война – это и Первая Русская революция. Мировая война – это уже и Великая русская революция 1917 года.
То есть своей Анной Шахназаров соединил двух Толстых, их романы и их Столетия – показав и дав почувствовать, что всё это – один процесс расцвета, упадка и нового рассвета.
И это то, что завораживает в его лучших фильмах: он не просто говорит и даже не просто показывает: он даёт ощутить.
Его фильмы и образы воспринимаются не слухом и зрением, как таковые: они ощущаются какими-то другими чувствами - через каждую клеточку кожи, нет больше – через каждый нерв, как бы позвоночником.
Человека как будто бы просто погружают в мир ощущений, напрямую соединяют с некой информационно-эмоциональной средой, в которой он становится растворённым в ней её составным.
На творческом корпоративе, когда встречали тогда ещё Новый 1991 год, в 12 часов, под бой курантов – только Карен Шахназаров и Владимир Меньшов встали при исполнении Гимна СССР – остальные продолжали пить и есть икру. А они двое – встали и стояли, пока звучал Гимн.
В эпоху распада, возглавив "Мосфильм" - он спас киноконцерн в условиях требования повсеместной приватизации культуры – и смог сделать его прибыльным без государственных вложений – тогда как в начале 2000-х практически все крупнейшие киностудии страны оказались рыночно уничтожены – включая и Студию Горького, и "Ленфильм".
А "Мосфильм" сохранился.
В новую эпоху, выступая на Российском телевидении в самой популярной программе страны, он первым из знаковых элитных фигур стал уверенно декларировать и свою приверженность марксизму, и убеждённость в том, что у мира нет иного разумного будущего кроме социализма.
И это – действительно эпоха. И действительно – соединение и воссоединение эпох. И это – действительно искусство.
