Татьяна Корниловна Ильякова, в девичестве – Упатенкова, Царство ей Небесное, уроженка Псковской губернии, в Москву попала за несколько лет до войны, в отрочестве, и прожила здесь после этого всю жизнь. Однако события своего детства, прошедшего в деревне под Андриаполем, помнила прекрасно и рассказывала об этом живо и занимательно. Раньше, в молодости, она частенько навещала живших там родственников, однако после смерти матери в 1954 г. (отец, родившийся в один год с Чеховым, настоящий русский крестьянин, каких давно уже нет, умер еще раньше), ни разу, кажется, там не была. Одно время мы жили в одной квартире и беседовать с ней, человеком не нынешнего времени, было для меня большим удовольствием.
Однажды в одной из таких бесед она упомянула святителя Николая Чудотворца, спасшего от смерти её двоюродного брата. То, что я услышал дальше, передаю близкими к её рассказу словами.
«Их двое-то было, сыновей у тетки: Лешка да Сашка. И фамилия у них, как у меня – Упатенковы. Когда забрали их на войну, она молилась о них не переставая. Всякий день перед иконой Николая Чудотворца на коленях простаивала, просила: « Я тебя прошу, ты мне хоть одного, но ты мне его спаси». И так каждый день – всю войну. Пускай, говорит, хоть один уцелеет. За обоих уже не молю, оставь хотя бы одного: хоть хромого, хоть кривого, хоть без руки, хоть без ноги, хоть какого, но только ты возврати мне его домой.
Лешка – тот сразу где-то погиб, где – не знаю; а Сашка - уцелел. Он в начале войны на границе был, его там ночью прямо в кальсонах в плен взяли. И чего он только в этом плену не испытал: и голод, и холод, и измывательства – чего только не было.
Привезли его в какой-то лагерь. Он там уже и ходить не мог, ползал. Потом и ползать перестал. Думали, помер, бросили в мертвецкую, к трупам.
И вот лежит он под окном на лавке без сознания. Вдруг слышит, стучит кто-то в окошко. Он открыл глаза, взглянул: старичок какой-то. Небольшой такой старичок, щуплый, можно сказать, с бородкой. И каким-то макаром он вдруг очутился в бараке, рядом с ним.
«Ты, - говорит, - Саша, не бойся, ты не умрёшь, ты жить будешь».
И протягивает ему три рыбки:
«На вот, съешь эти три рыбки, и поправишься».
Ну, он взял эти рыбки и съел. Съел и лежит.
А тот говорит: «Ты, Саша, не лежи. Ты вставай». А Сашка-то: «Как же я встану, если у меня сил нет». А старичок говорит: «Встанешь». И ушел. А наяву ли это было, во сне ли – не поймет, потому что плохо соображал, не знал, на каком он свете.
Дело было глубокой ночью, когда он эти рыбки съел. А маленько позже - чувствует, стало лучше. И руки-ноги стал чувствовать. Дай, думает, и вправду сяду. Приподнялся, ноги с лавки свесил и сидит посреди мертвяков.
И вот ближе к утру слышит – дверь открылась, вошли какие-то двое. Увидали, что он сидит – да как дрыкнут!
А Сашка-то думает: чего это они? Я тут голый сижу, продрог весь, а они вон как дрыкнули!
Видит: ведут к нему врача. А врач-то был наш, русский. Обследовал его. Все нормально у тебя, говорит. Будешь жить. Я тебя харчами маленько поддержу, чтобы ты поправился, а там видно будет. Пойдём отсюда, говорит. Нечего тебе тут делать.
Привел его к начальству, определил на работу, какая полегче – свиней каких-то разгружать. И нет-нет да наблюдал за ним. А Сашке что: они с товарищами поросенка упрут – вот и сыты.
И всю войну он был у немца.
А когда война кончилась, вернулся домой и рассказал матери, как старичок его спас. А мать ему говорит: а ведь это Николай Чудотворец к тебе приходил. Я ему всё время молилась.
Она и других потом наставляла:
«Молитесь Николаю Чудотворцу. Молитесь. Он милый, хороший и очень добрый человек».
