Время словно разделила его великую деятельность на две части: долгое время считалось, что математик Хайям и поэт Хайям – разные люди.
Рубаи горят рубиновой мудростью эзотерики, предупреждая, погружая в миры, где мудрость естественна:
Не делай зла — вернется бумерангом,
Не плюй в колодец — будешь воду пить,
Не оскорбляй того, кто ниже рангом,
А вдруг придется, что-нибудь просить.
…сведения о нём скудны: гигантские объёмы времени для человека не могут пройти бесследно.
Рубаи стоические, рубаи красивые, где каждая строка – как золотая грань смысла:
Я смерть готов без страха повстречать.
Не лучше ль будет там, чем здесь, — как знать?
Жизнь мне на срок дана. Верну охотно,
Когда пора наступит возвращать.
Способны ль мы сегодня демонстрировать такую мудрость, умноженную на стоицизм?
…вьётся персидская вязь, повествуя о жизни Хайяма…
Рано познал утраты, потеряв отца и мать; продав дом и мастерскую отца, отправляется в Самарканд: признанный научный и культурный центр тех времён.
Он не задерживается долго в городах: пёстрые, почти мелькают они; Хайям работает в книгохранилище, создаёт математические сады, разбивая и сады четверостиший, горящих рубинами эзотерических истин.
Он не пил вина: под вином понимался экстаз божественного опьянения, доступный…многим ли?
Алгебра и геометрии не менее поэтичны, чем космос его стихов.
Он доказывает теоремы геометрий Лобачевского и Римана, не довольствуясь системами построений Евклида.
Я познание сделал своим ремеслом,
Я знаком с высшей правдой и с низменным злом.
Все тугие узлы я распутал на свете,
Кроме смерти, завязанной мертвым узлом.
Парадоксальность речений красива и точна.
…смерть, завязанная таковым узлом, не поддалась развязке даже ему – великому Омару Хайяму, прошедшему сквозь века разнообразными формулами мудрости, и оставшемуся в них: теперь уже в едином лице.
