Добрый волшебник из детской сказки – так воспринимался В. Берестов по телепрограммам, которые вёл. Звонкая лёгкость и нежная мелодия детских стихов точно расходились в пространстве чудесными вибрациями, помогая росту детишек:
Как хорошо уметь читать!
Не надо к маме приставать,
Не надо бабушку трясти:
«Прочти, пожалуйста! Прочти!»
Не надо умолять сестрицу:
«Ну, почитай ещё страницу».
Не надо звать,
Не надо ждать,
А можно взять
И почитать!
Он касался всех тем, что сопровождают рост ребёнка: игры, слёзы, игрушки, забавы – всё мешалось в калейдоскопе предложенных им стихов, овеянных нежным юмором.
Поэзия была поучительна – без дидактики.
Она была сверкающей: в ней просто и славно раскрывалась природа, играли собаки, пролетали бабочки.
Было и взрослому хорошо войти в словесный, прозрачный пантеон детской поэзии, созданной Берестовым.
…его взрослая поэзия обладала одним из благородных свойств детской: ясностью, сколь бы ни сложны и мучительны не были темы, поднимаемые им:
В своём роду, кого ты ни спроси,
Идя от колыбели в ногу с веком,
Он со времён крещения Руси
Стал первым некрещёным человеком.
Он это чуть не доблестью считал.
Да жаль, что бабок спрашивать не стал.
А к бабушкам он относился строго:
«Вот тёмные какие! Верят в Бога!»
И лишь под старость обнаружил он,
Что тайно был старушками крещён
И что от колыбели был храним
Он ангелом невидимым своим.
Мир веры: что может быть сложнее, но и естественнее для человека?
И вот, стихотворение, играя, но предельно всерьёз, проходит ступенями, которые позволяют уяснить нечто, сопоставляя с собственным опытом, ища параллели.
Впрочем, и во взрослой поэзии своей Берестов оставался во многом… детским поэтом: раздавая подарки строчками, лёгкими и напевными, нагружёнными значительным содержанием:
Костёр догорает, пора на покой.
Созвездия светятся ярко.
И вдруг из песков за сухою рекой
Залаяла глухо овчарка.
И слушая лай охранявшей стада
Свирепой туркменской овчарки,
Мы спали, как дома, как в детстве, когда
Кладут под подушку подарки.
Подарки сверкали ярко…
Драгоценности не прятались в строчках: они были открыты всем, и шли ко всем – ведь когда-то аудитория поэзии была огромной…
Она сужалась потом, сужалась…
Но – не сужалась поэзия Берестова: широкая, идущая от щедрого сердца, и отправленная в такие дали, о которым мы не представляем пока.