…выкупанный в счастье мир: «Пейзаж в Овере после дождя»: вещественно ощутимые грядки, головы капустных кочанов, поезд, маневрирующий на заднем плане…
Ван Гог в равной мере мог показывать счастье жизни, и ужас её, чудовищную боль: его «Распятие», где не увидишь Христа от глубины и массы сходящихся в бурю мазков – вопиет…
Столько автопортретов дал только Рембрандт: впрочем – не от себялюбия Ван Гог писал и писал себя: не было натуры…
Денег, присылаемых братом, хватало только на самое необходимое.
Почему художник не получил признания при жизни?
Неужели не видели всего этого избыточного, ликующего, праздничного великолепие?
Новаторского мазка, данного сгущённо, обнажённо?
Взвихрённого цветопада мира?
Цветовое месиво горит, рвётся с холстов, чтобы прожигать душу.
Большие задумчивые подсолнухи глядят на вас, будто сообщая нечто наиважнейшее, чего не поняли вы, бродя по дорогам жизни…
Напряжение последних холстов становится гуще: болезнь затягивает в воронку.
Тревогой веют кафе.
«Комната Ван Гога», запечатлённая с каким-то горячим – и горящим – неистовством – выплёскивается в душу огненной плазмой.
Собор сейчас взлетит: и синий цвет, переходящий в фиолетовый, заражает, как болезнь.
…митьки принесут Ван Гогу свои уши: им не жалко.
В России он стал известен раньше, чем в мире: его картины скупаются, он поражает…
Он писал суммой ран – и обычный куст, казалось, кричит от боли.
Он писал суммой корней: узнанного за жизнь, увиденного, перечувствованного многообразно.
Он писал древесной корой, напоминающей надписи на праязыке.
Он писал судьбой, и жизнью своей – настолько яркой, что выплеснувшись на холсты, она завораживает, как мало какая другая.
Он оставил очень много автопортретов…
…почему?
Штудировал свою жизнь, слишком гораздую на каверзы, на трагедии – во всём: будь признание, или личная?
Имел мало натуры?
Но – автопортретов очень много: глаза, цепкие и пристальные, вглядываются в реальность, оказавшуюся неласковой, буровя её, стремясь постичь коды оной, дарящей радость…оливковых рощ, цветов, пейзажей…
Зигзаги мазков ложатся резко, собираясь в единство, воспринимаемого волшебным: цветовое месиво Ван Гога – необыкновенно живое: будто, переливается через край, словно движется нечто в пространстве холстов, вдохновляя, завораживая, чаруя, не давая оторваться.
Своеобразно религиозен, он мечтал некогда стать проповедником, и – не преуспел в этом, погибал от голода, если бы не Тео…
Тео, брат, сопровождавший всю жизнь: во многом благодаря ему Ван Гог и продержался свои 37, смерть часто пыталась его забрать.
Он был своеобразно религиозен: монументальная «Библия», щедро распахнутая срединным сводом: Библия, представленная на одноимённом холсте, свидетельствует об этом.
Том не постичь: слишком глобален; можно познать только на какой-то процент.
Но – религиозные ощущения напитывают многие его холсты: чувством пронизанности представленного чем-то высшим: неведомыми лучами: будь грозен пейзаж, или великолепно-радостен.
Как нежны «Цветущие ветки миндаля» - будто живописаны тонким счастьем, умиротворённостью, есть в них детское нечто, открытое, беззащитное…
«Пшеничное поле с воронами», хоть изображено литым золотом (будто алхимически расплавил металл, выплеснув его на холст) гудит напряжённым предчувствием, грядущей катастрофой: о! она едва ли случится в действительности, но – с художником.
Многие его городские пейзажи несут в себе такое предчувствие.
…понимал – долго в жизни не удержаться.
Сидел на кровати, пряча усталое лицо в натруженных ладонях, а знаменитые башмаки, служившие верно и долго, смотрели на него.
…интересно, если бы разбогател при жизни, смог бы писать?
…и играет созданное им: невероятное, буйное слишком для одного человека и такой короткой жизни, играет смертельно всерьёз –всеми гаммами счастья, всеми нюансами горя: так завораживая, что мало найдётся художников, известнее Ван Гога.
