Кафедра патрологии в Париже раскрыла Флоровскому новые перспективы: только что появился Богословский институт…
О, бездна и недра сочинений Отцов!
Духовный бархат, и налитый соком прочувствованной мысли духовный же виноград, просвеченный солнцем духа.
Богословского образования Флоровский не имел: блеск самоучки вдвойне ярок: к тому же, лишённый влияний, Флоровский мог развивать собственную, неуёмную мысль.
Он публикует тома об Отцах, и о путях русской православной мысли; неопатристический синтез, открываемый им, подразумевает живое богословие: использованье современного опыта, как бы наслаивающегося на опыт их, древних, вещих, ветхих, как Завет.
Но и – возращение к святоотеческой традиции было важным для Флоровского: ибо отрыв от корней чреват.
Он искал верный ключ – к соответствию, золотому балансу между светской философией и богословскими построениями.
Ключ – с точки зрения Флоровского – неверно выведен софиологами, и нужный вектор поиска Флоровский определял, как погружение в мир христианского эллинизма.
Греческие отцы открывали перспективы, согретые благодатью.
Речь его «Задачи русского богословия» широко разнеслась в своё время: неизбежный возврат к византийской мысли рассматривался, как возможный вариант обновления.
Сложно погружаться в зыбкие материи: у человека нет зрения для исследования запредельных данностей; и приборы такие не изобретены: остаётся душа: в сущности, исследованию которой, и через неё – пространств – и была посвящена жизнь Г. Флоровского.
