Лаборатория Александра Яшина

1

Обиход человеческий повторяет природу, или…

Впрочем, «или» тут невозможно, и строчки Яшина:

Солнце спокойное, будто луна,

С утра без всякой короны,

Смотрит сквозь облако,

Как из окна,

На рощу,

На луг зеленый.

Нежно-детски ложатся во взрослое сознанье: прекрасною улыбкою детской простоты восприятия зажигают память о том времени, когда всё вокруг дружественно…

…деревенское, позабытое ныне, раздольно-русское, молочное, хлебное часто зажигается, разнообразно живёт, причудливо мерцает в стихах А. Яшина:

С новой запевкой на Новый год

Девка на лавке веревку вьет.

Косы у девки до полу, до пят,

В ковте булавки - головки горят,

Брошка на ковте, пуговки в ряд,

Цветики на ковте...

Добер наряд!

Забытое не воскресить, но можно прикоснуться к его сиянию, прикоснувшись к стихам Яшина…

…вообще разнообразных, пристально и пристрастно рассматривающих мир, где вагон в степи, давно лишённый колёс, вдруг как будто наполняется продолжением жизни, а пробежка по росе вспыхивает изумрудной гаммой счастья; а вязы звучат грандиозно, и воспринимаются, как старшие братья:

К вам иду с верою,

В вашу мощь уверовав...

Не оскорблю ни одного дерева —

Ни на одном не повешусь.

Жизнь вращается в пёстром калейдоскопе, вспыхивают новые оттенки, радуга роняет драгоценные капли цвета, чтобы по-детски удивлённо оживали стихи, чтобы звучали молодо, весело, и умудрённо.

Ибо все тропы должны вести к мудрости – в том числе и поэтические.

2

В поэте зреет прозаическое зерно чаще, чем в прозаике поэтическое, и то, что Александр Яшин обратился к прозе, будучи уже признанным поэтом, свидетельствует и о мере его таланта, и об интенсивности внутренней работы.

Критика встретила его прозу по-разному: на разносы наслаивались утверждения, что прозою он заслонил себя как поэта; истина, как ей и полагается, находилась между полюсами.

Критике подвергся уже первый опыт Яшина в прозе «Рычаги»: мол, картина, данная в рассказе, слишком мрачна: не соответствует яви.

Парадокс, однако, в том, что явь сама порою не соответствует образу, который должен бы её представлять; и сгущённая прозаическая мрачность Яшина логично вытекала из досконального его знания жизни – именно такой.

Правда поэта, перешедшего в прозу, была слишком наждачной – с одной стороны, а с другой – настолько хлебной, что невозможно было усомниться в подлинности предложенного.

Повесть «Сирота».

Цикл маленьких рассказов – «Первый гонорар», «Старый валенок»…

Акварельного разводы зарисовки, составившие цикл «Сладкий остров».

Александр Яшин раскрывался новою радугой: и дополнявшей его суровую, нежную, такую разную поэзию, и точно представляющей другого писателя.

Деревня – его боль и счастье, его родина и тоска – глинисто отдавала пейзажи свои бумаге, и люди, проходившие по тропам рассказов, были слишком всамделишными для сомнений в их правоте.

В их счастье-несчастье, круто смешанном в лаборатории Яшина.

Он был прозаиком соли: самой сущности дней; и крестьяне, хающие до начала собрания колхозные порядки, а потом говорящие то, что нужно, во время оного, настолько очевидны, что мысли о сознательном очернительстве кажутся кощунственными.

Поэтическое дело Александра Яшина концентрацией силы давало кристалл, сверкающий небесными гранями.

Но и проза его, взятая от земли, через боль и муку поднималась вверх, суля грядущее.