Израиль о Египте
Исследования древних цивилизаций, и, прежде всего, Древнего Египта, за последние полторы сотни лет вообще сыграли огромную роль в прояснении природы Израиля. После того как были изучены тысячи артефактов и текстов, и египетская цивилизация стала как Атлантида подниматься из темных вод прошлого, освобождаясь от ренессансных и масонских мифов, нам стали по-новому открываться и тексты Торы.
К удивлению исследователей, они оказались во многом прямой реакцией на основания египетской философии жизни. И, как не трудно догадаться, реакцией резко антагонистичной. Прямое отрицание (переворот, революция) духовных оснований египетской жизни – вот что прежде всего обнаруживают исследователи, когда египетские и еврейские тексты начинают изучаться в сравнении. (См. нашу работу Революция против Царства (См. нашу работу Революция против Царства. Миф об Исходе в свете политической теологии и метафизики истории, чч. 1-4)
Посмотрим сперва что говорит о Египте Израиль.
Еврейский миф об Исходе описывает Египет крайне нелестно, создавая его своего рода «черную легенду». При этом очевидна наивная фантазия этих описаний: две повивальные бабки, которым фараон приказывает убивать еврейских мальчиков… Корзинка в тростнике... Дочь фараона пошла купаться... Моисей пришёл к фараону... Фараон пришел к реке... Понятно, что к исторической реальности эти «чукотские сказки о Ленине» никакого отношения не имеют. Египетский царь – бог, точнее – богочеловек, живущий во дворце в столице великого государства, к нему так просто не ходят. Он изредка, и по большим праздникам являет свой лик в окне явлений, и это – явление божества.
Естественно, что египтологи и не воспринимают библейские истории как заслуживающий доверия документ. Тем более, что никаких следов многовекового пребывания евреев в египетском рабстве не обнаружено.
Известно, что рабство Египет узнает очень поздно и в размерах весьма незначительных. В древнем и среднем царствах, при египетском изобилии, замкнутости и слабости полицейских сил, рабство было попросту неактуально. Пирамиды и царские гробницы строили свободные люди.
Лишь в эпоху Нового царства, когда Египет становится империей и обзаводится регулярной армией, количество рабов начинает расти. Однако, от завоеваний гиксосов, племен семитского вероятно происхождения (а это 1700-1580 лет до РХ) и вплоть до XIII века (стела Мернептаха) никаких следов пребывания евреев в Египте не обнаруживается. Самые ранние, известные нам еврейские поселения относятся к VII в. до РХ.
Впрочем, ведь и миф о Моисее утверждает нечто подобное. Никакого Израиля до Моисея в природе не существует. Именно Моисей является создателем нового народа из массы разрозненных племен, которые связывает новым божественным законом и устремляет к какой-то новой, возникающей во времени цели.
Но какая-то историческая реальность за библейским мифом вероятно всё же стоит. И дело не только в той «исторической памяти», которой запечатлено этим мифом лицо Израиля, как мы его знаем; и даже не в его значении для религиозного сознания (чем заполнить оставшийся вакуум?), дело – в тех обширных (на всех уровнях – от сакральных до бытовых) культурных связях, которые между Египтом и Израилем действительно есть.
Количество заимствований, начиная с египетских имен самого Моисея и его левитов-жрецов (на что обратил внимание ещё З. Фрейд в своей книге «Этот человек Моисей», 1939) и «Ковчега Завета» (типичный египетский саркофаг, реплику которого можно увидеть, например, среди сокровищ гробницы Тутанхамона) можно перечислять целыми страницами.
Но гораздо интереснее указать на переосмысление Израилем египетских смыслов.
Египет – это мир земли возлюбленной, святой земли (египтянин боится умереть вне Египта, ибо это может стоить ему вечности), населённой святым народом. Все прочие народы, не знающие Царя и Маат, египтянин считает дикарями и варварами. Свою же цивилизацию воспринимает как в высшей степени исключительную.
Что и понятно. Ведь именно здесь, в Египте, образовался мир. Здесь мир, трудами людей Египта прошёл весь путь своего становления. И стоит этот мир лишь до тех пор, пока Египет поддерживает его бытие. Если же Египет перестанет поддерживать священный порядок Маат (жизнь по правде и справедливости), мир поглотит хаос[1].
Знаком избранности и чистоты египтянина является его обрезание (в Египте обрезывались высшие касты, позднее обрезание сохранилось видимо только у жрецов, как знак отделенности, избранности, святости).
Всё это – и невероятно развитый патернализм египтян, и сознание своей исключительности, и обрезание – заимствует и усваивает Израиль. Только усваивает в форме крайне своеобразной, и при том – с позиции абсолютной вражды к Египту, что и призвана подчеркнуть библейская «чёрная легенда».
Что же в этом случае остается исследователю? Лишь предположить существование некой диссидентской общности вырастающей внутри египетской культуры и находящаяся в глухой оппозиции к ней, объединенной посредством нового, основанного на египетском культурном коде, однако, конфронтационного Египту мифа.
Отдельный и очень непростой вопрос – когда такая общность могла созреть и когда такой миф мог появиться?
Но, так или иначе, именно мотив ненависти к египетскому государству, выхода из него и устремленности к иным пределам и горизонтам становится «ведущей мелодией», фундаментальным архетипом Израиля на все последующее время его бытия.
Египетский фундамент
Еврейская Библия обнаруживает множество египетских влияний: книги Притч и Экклезиаста опираются на египетскую литературу мудрости (в частности – поучения Аменотепа); первая глава книги Бытия имеет явные и множественные коннотации с египетскими мифами творения; египетское происхождение имеет, как мы уже говорили, обычай обрезания. И в священных артефактах и в действиях священников мы также легко узнаем традиционные египетские храмовые таинства.
В библейских описаниях царств Давида и Соломона, с их грандиозными богатствами и влиянием (которые, правда, не находят никакого подтверждения в исторической реальности) можно увидеть позднюю рефлексию еврейского жречества на темы египетских царств Аменхотепа III и Эхнатона.
Десять заповедей Декалога (почитай Бога, не убий, не прелюбодействуй, почитай отца и мать итд.) представляют собой лишь предельно краткую редакцию законов Маат, так, как они даны в «отрицательном покаянии» «Книги мёртвых»[2].
Заповеди Моисея (который и сам носит египетское имя – Мозес, и «был обучен всей мудрости египетской», как говорит о нём книга «Деяний Апостольских») ложатся в основу вновь формируемой общности и становятся священным содержимым Ковчега Завета.
Слово «ковчег» также египетское и означает корабль или саркофаг.
Ковчег Завета с венчаемыми его херувимами, как он описан в книге «Исход», представляет собой типичный египетский саркофаг с изображением склоненных крылатых фигур Исиды и Нефтиды. В Египте подобные ковчеги служили священными элементами религиозных процессий (ладья бога) или важнейшим ритуальным элементом погребения царей. В Израиле подобный «Ковчег» с божественными реликвиями становится священной инстанцией, через которую народ, через посредничество жреца Мозеса, продолжает получать повеления Бога.
Скачки народа, «потерявшего» своего вождя, вокруг Золотого тельца – изображают типично египетский культ быка Аписа.
Особенно много заимствований связны с храмом, богослужением, ролью священников, священными предметами и священническими одеждами.
Так, например, нагрудник левита-священника представляет собой очевидный аналог нагрудника египетского жреца с поучениями Маат[3].
Завеса иерусалимского храма – прямой эквивалент того, что в Египте называется адитоном храма (на это указывал еще посвященный в египетскую традицию Климент Александрийский)[4].
Наконец, и сам Иерусалимский храм, как он описан в Библии, очевидным образом наследует египетскому храмостроению (впрочем, в данном случае заимствование могло идти и через Финикию, которая также училась в Египте).
Что же до египетского монотеизма, триумф которого мы видим в эпоху Амарны и атонической реформы Эхнатона, то совершенно очевидно, что этот монотеизм гораздо более последователен, нежели зыбкая националистическая монолатрия Израиля: Яхве, каким он предстает читателю на протяжении практически всей Торы-Танаха – не столько единый Бог, сколько бог над богами. Но и даже такой зыбкий монотеизм сколько-нибудь всерьез утверждается в Израиле не раньше VII века.
И, конечно, сравнивая Атона и Яхве, нельзя не поразиться различию: первый настолько же близок Христианству, насколько второй от него далёк. Между универсальным монотеизмом Атона и узкоместечковой монолатрией Яхве лежит настоящая пропасть: Атон – бог, который светит всем – и добрым и злым, бог, дарующий жизнь и просвещающий своим светом все народы. Яхве – узко националистический, мстительный, гневный и упивающийся кровью деспот, «бог войны», требующий, подобно Ашшуру, подчинить себе все царства земные вместе с их народами и богами.
Порой, конечно, и Яхве бывает доступна милость и моральные максимы, порой и он нисходит до «пришельца» или «вдовы», но всё же единственным, исключительным получателем его благ остается один избранный им народ. Всякая прочая жизнь на земле, да и сама природа, сам космос вне этой сугубой избранности не имеют никакой ценности.
Конечно, Библия книга объёмная, всегда можно отыскать при желании и обратный пример, всегда найдётся место и для горячих возражений. Но заметим, что возражения эти будут исходить от христиан (выстроивших на ветхозаветном фундаменте метафизику, скорее противоположную еврейской); всякий же еврей скорее охотно согласится с нашими выводами.
Ибо (и тут уже вряд ли кто-то решится всерьез возражать) так же как небо далеко от земли, так и Яхве далёк от высокого универсализма, присущего Атону.
Быть может лишь однажды во всей еврейской Библии мы встречает такого универсального и благого бога, который встаёт над всеми народами, всей землей, всем одинаково (праведным и неправедным) даруя свою благодать. Это – 103-й (104-й в латинской традиции) псалом, который (какая неожиданность!) представляет собой… вольную переработку Великого гимна Атона Эхнатона.
Отдельный вопрос: как Великий гимн Атону, погребённый и забытый в самом Египте, и вновь открытый лишь в начале ХХ века, мог стать поэтической основой для автора еврейского псалма?
Вразумительного ответа на эти вопросы у ученых нет. И мы говорить обо всем подробно сейчас не будем (обязательно – в другой раз). Однако, и сказанного достаточно, чтобы предположить, что в основаниях рождения еврейской общности лежит некое таинственное движение внутри самой египетской культуры.
Едва ли только случайностью можно объяснить и саму историческую близость двух столь грандиозных событий мировой истории как явление первого на земле чистейшего монотеизма Атона и рождение такой загадочной общности как Израиль.
Ну и наконец, самое загадочное, мистическое и тревожное: что такое время Аменхотепа III и его сына Эхнатона? Это эпоха наивысшего расцвета египетской культуры, вершина египетской духовности – то, к чему Египет шел как минимум две тысячи лет развития своей цивилизации.
Монотеизм Атона – совершенная, универсальная религия, имеющая множество коннотаций с Христианством (сама египетская «троица»: Бог – Царь – Маат будет фактически воспроизведена в Византийском строе государства-церкви (См. нашу работу Один Бог на небе, один Царь на земле).
И вот на самом высоком пике величайшей на земле цивилизации следует катастрофа – столкновение царя Эхнатона со жречеством Амона, за которым – гибель, крушение, ночь, постепенно опускающаяся над царством Египта.
И вот, совсем скоро за катастрофой, из бездны этой ночи является «народ Израиля» – нечто никому доселе неведомое, становящееся «притчей во языцах» и существующее, кажется, лишь на страницах своих священных книг. При этом книги эти одновременно и живут Египтом и дышат неутихающей ненавистью к нему, а еврейский бог со страниц этих книг кажется только и делает, что пытается отменить высокое универсальное учение Атона, заменив его собственной, узконациональной и материалистической религией…
Разве не удивительно все это? Разве не стоим мы перед, быть может, величайшей на земле духовной загадкой? Быть может, тайной самого земного бытия?
Египет об Израиле
Весьма интересно, однако, и то, что античное человечество знало и альтернативные версии «Исхода». Точнее, преимущественно альтернативные версии оно и знало. Такую историю рассказывает, например, египетский жрец и историк Манефон (III в. до РХ.), учёный весьма авторитетный как в древности, так и у сегодняшних египтологов. А также некоторые другие античные авторы. Все эти версии крайне нелицеприятны для евреев.
Манефон пишет о больном проказой гелиопольском жреце Осарсефе, ренегате и оппортунисте, который приходит в город Аварис, расположенный в дельте Нила. Аварис был столицей гиксосов, поклонявшихся Сетху. После изгнания гиксосов город был заброшен, а потом сделался прибежищем прокаженных и деклассированных элементов Египта. Входя в этот разбойничий вертеп, Осарсеф называется Моисеем и научает местный сброд «верить в то, во что в Египте не верит, и не верить в то, во что в Египте верят». После чего толпа под руководством Осарсефа захватывает власть в Египте, несколько лет грабительствует и кощунствует здесь. И, наконец, Осарсеф уводит свою банду прочь из Египта в Иерусалим.
Ту же легенду пересказывают на свой лад и другие греко-римские авторы. Манефон среди них – лишь наиболее авторитетный и близкий к источникам человек. Его легенду повторяет, желая её опровергнуть, и Иосиф Флавий («Против Апиона»).
Что послужило основой этой легенды? Имена царей (греч. Аменофис – это Аменхотеп) и ее фон – кризис, катастрофа, ее продолжительность – явно указывают на время правления Эхнатона. Если же попытаться вычленить рациональное зерно легенды, картина, которая нам откроется, окажется простой и, по-своему, убедительной.
Как мы уже говорили, вполне можно предположить, что гелиопольские жрецы, готовившие религиозную программу Эхнатона, выходят из Египта после краха царской реформы, заключив союз с племенами гиксосов или сбродом Авриса.
Кстати, каста левитов – единственная у евреев, носящая египетские имена. Некоторые из них сохранились и сегодня, например, «Пинхас». Но их особенно много в библейских текстах.
Имя Моисей (Мозес) образуется также, как египетские имена Тутмос, Рамсес, и означает просто «сын отца» (как Тутмос – сын Тота, Рамсес – сын ра). Имя левита Ассира (Ицгир), сына Корея, вероятно происходит от asar (Осирис); имя Ора, спутника Моисея от египетского hr (Гор) и так далее.
Имя Мерари, младшего сына Левия – вероятно от древнеегип. mrry/mrri («любить», «любимый»). Самое любопытное, что мы знаем верховного жреца Атона Мери-Ра, пустая гробница которого, вырубленная в скале, найдена подле АхетАтона. Тоже можно сказать о верховном жреце левитов Финеесе, сыне Елеазара (вероятно от егип. Фе-нбси («нубиец», человек с темной кожей). Также мы знаем верховного жреца Атона Пинегеси и его пустую гробницу в скалах.
На преобладание египетских имен среди левитов указал ещё З. Фрейд, первым предложивший «атонистскую гипотезу» Исхода.
Жреческая каста покидает пределы Египта, предварительно заключив союз с вождями хапиру и насельниками Авариса, чтобы осесть где-нибудь в Ханаане, вдали от великих культур. Там, где можно сохранить простое, ясное и универсальное учение Эхнатона, преподав его диким племенам.
Такой ход мысли мог быть вполне естественен для жрецов. Ведь они уже убедились, что между простым, ясным, высоким, универсальным учением Эхнатона и принятием этого учения народом Египта лежала именно рафинированная египетская культура: слишком трудно было умудренному египтянину расстаться с его любимыми богами, которым он поклонялся тысячи лет.
Совсем иное дело варвары, которых от познания истины отделяют лишь их дикие суеверия. Тем более, что учение Эхнатона и было первой универсальной религией, которая должна была стать доступной всем народам, увенчав мировую империю, которой готовился стать Египет.
Так позднее христиане успешно обращали в Христианство негритянские, азиатские и индейские племена.
Но – что-то снова пошло не так. Если жрецы Гелиополя и правда пытались создать новый «народ Атона» из семитских племен (точнее – гремучей смеси племен, которую составляли сообщества хапиру), то получилось у них так же мало удачно, как и у Эхнатона. Однако, если такая попытка все же была (а следы её нам действительно видны повсюду) мы уже не вправе её не учитывать. В этом случае мы будем вынуждены признать, что именно она и стала той великой инициацией, которую еврейская цивилизация понесла дальше по дорогам своей истории (хотя и почти полностью утратив её духовные ориентиры).
Наконец, в этом случае мы гораздо лучше начнем понимать и то, почему именно в иудейской традиции, явился Христос – Солнце Истины. И последний вопрос: ходя по дорогам Иудеи, не указывал ли Христос иудеям на следы того универсального Атонизма, которые эта традиция под слоем националистических наслоений всё-таки сохранила? Это очень интересный вопрос. Быть может, главный вопрос всей мировой истории. Однако, тему данной работы на этом мы исчерпали. Рассмотрение интереснейшей «атонистской гипотезы» происхождения и исторического пути Израиля оставим на следующий раз.
Примечания:
[1] Ян Ассман в работе «Культурная память» пишет: «Египтяне жили в твердой убежденности, что с их культурой погибнет если не мир, то во всяком случае мировой порядок как таковой, его осмысленное устройство и жизненные связи: «Однако взятый в целостности своей культурной и общественной жизни, Египет был так же уникален, как строение самой этой земли. Уникален был и египетский духовный настрой, эта непоколебимая уверенность в том, что культурная идентичность Египта и продолжение существования физического космоса — одно и то же» (Fowden, 1986, 14). Египетские храмы были центрами, поддерживавшими существование мира. Сохранение египетской культуры и поддержание существования мира были аспектами одной и той же работы, возложенной на жрецов и нашедшей в храме не только вместилище, но и монументальное и эксплицитное выражение. В Египте поздней эпохи ортопрактическая сакрализация жизни соответствует сакрализации страны, идее Египта как «священнейшей страны»… это означает особое сознание своей исключительности, основанное на представлении об особой близости к богу, «общности жизни всего Египта с богами».
[2] В 125 параграфе «Книги мертвых» (Книга выхода в свет дня – аутентичное название) душе, стоящей на страшном суде богов, последовательно задаются 42 вопроса, на которые та должна ответить отрицательно: Я не совершал несправедливости, Я не крал, Я не убивал, Я не лгал, Я не спал с чужою женой и не творил разврата, Я никого не оклеветал, не обидел, Я не затевал ссоры, не впадал в гнев, не говорил лишних слов, не повышал голоса, Не был глух к словам истины итд. Те же формулы, отредактированные и переведенные из вопросительной формы в повелительную (к ним добавлены еще повеление чтить день субботний и не творить кумиров-идолов, которых в Египте быть, по понятным причинам, не могло) составили заповеди Декалога.
[3] Assmann, Jan. Moses the Egyptian: The Memory of Egypt in Western Monotheism Cambridge, 1997, С. 124
[4] «Египтяне указывали на действительно священный логос, который они хранили в самом сокровенном святилище Истины, тем, что они называли Адита, а евреи [указывали на это] посредством завесы [в храме]. Следовательно, в том, что касается сокрытия, секреты евреев и египтян очень похожи друг на друга... Эти предложения прокладывают путь к совершенно иному пониманию отношений между Египтом и Израилем. Египетская религия рассматривается как источник той же истины, что и монотеизм Моисея. То, что Египет держал в секрете под завесой своих иероглифов, Моисей обнародовал в форме – но также и под завесой – законодательства». Assmann, Jan. Moses the Egyptian: The Memory of Egypt in Western Monotheism Cambridge, 1997, С.79
