3. Иранский фундамент: Священная история
Имперской идеей Ассирии стала идея мирового господства: царь вселенной, покоритель «всего человечества» – титулы ассирийского царя. По-видимому, именно ассирийская ментальность первой породила идею бога войны, требующего завоевания целого мира. В том, конечно, масштабе, в каком ближневосточным правителям тогда это виделось: масштабе всей Месопотамии. Однако, бесконечная кровь и геноцид оказались плохим фундаментом строительства империи.
Навухудоносор, наследующий ассирийской тирании, имеет уже гораздо боле «просвещенную» завоевательную программу. Народы теперь не вырезаются поголовно, не угоняются в рабство и не смешиваются. Разоряются только их храмы, и их побежд`нные боги свозятся в храм Мардука в Вавилоне, под ноги владыке. Также и элиты побежденных народов угоняются в Вавилон, где могут занять не последнее место, как это случилось с иудейской элитой.
Однако за Навухудоносором является Кир Великий. Войдя в Вавилон, Кир Персидский приносит с собой совершенно новую имперскую идеологию. Теперь иноземные боги не унижаются, храмы не разоряются, элиты побежденных народов не угоняются в плен. Признавшие державную власть персидского царя, местные царьки остаются на своих местах. Персы не унижает ни местную власть, ни культуру, ни обычаи.
Так имперская программа Кира становится «золотым сечением» всякой успешной имперской политики. В основаниях же её лежит не только арийское, кшатрийское благородство, но и особая арийская метафизика.
В науке существуют разные мнения по поводу принятия Ахеменидами зороастризма. Был ли уже сам Кир Великий приверженцем Зороастра? Принял ли зороастризм в качестве государственной религии его сын Камбиз ли Дарий в точности не известно. Однако, менталитет персов был безусловно зороастрийским. То есть понимание священной истории как борьбы Правды и Лжи (Аша и Друдж) было кшатриям-персам присуще. Соответственно и люди делились на «ашаван» (праведных) и «другвант» (выбравших зло), и боги, которым они поклонялись тоже. Таким образом, в оптике персов чуждые культы также оказывались вовлечены во вселенскую битву Добра и Зла на правильной стороне, если конечно они признавали верховенство Ахурамазды. Таким мировоззрением и руководствовался Кир Великий.
А сколь огромное влияние мировоззрение Кира Великого оказало на иудеев говорит тот невероятный факт, что Танах называет Кира – Мессией, Помазанником.
Перед нами вообще одна из самых интригующих загадок Израиля. Но прежде, чем её рассмотреть, заметим, что тесная связь иранской и ветхозаветной традиций (изобилующих огромным количеством общих мест) не вызывает никаких сомнений. Спор в учёной среде идёт лишь о направлении влияний. Драматизма же спорам добавляет тот прискорбный факт, что аутентичные тексты древнеиранской традиции не сохранились (по иранскому преданию, зороастрийские книги были уничтожены Александром Македонским во время разрушения Персеполя). Поздние же тексты, хотя и восстанавливают, и продолжают традицию, полного доверия историков не вызывают.
Тем не менее, даже в поздних текстах иранская религиозная система предстает гораздо более цельной, нежели библейский синкретизм, представляющий собой прихотливый узор разных традиций, подведённых под общий знаменатель. Иранские же влияния на иудейское учение ещё более обширны и отчетливы, нежели египетские и ассирийские. Это уже просто какой-то иной, фундаментальный уровень заимствований.
Важнейшие моменты творения мира, космогонии, демонологии (вплоть до имен собственных: Аэшмадэва = Асмодей); грехопадение первых людей; девять ангельских чинов; семь архангелов книги Даниила (совпадающие с числом помощников амешаспентов в Авесте, и, вероятно, олицетворяющие семь планет); образ сатаны в видении пророка Захарии, тождественный образу Ахримана); четыре царства книги Даниила (тождественные иранским четырем векам: золотому, серебряному, стальному и «в смеси с железом»)[1] большая часть законов о ритуальной чистоте – все это авестийская, прежде всего, традиция.
Наконец, самые фундаментальные основания Библии: представление мира как космической схватки Добра и Зла; идея творения мира трансцендентным надмирным Богом; идея Священной истории – во всём Древнем мире такой взгляд на мир присущ лишь Ирану и Израилю. Гораздо менее явны и выражены те же начала в Индии. Однако, вполне достаточны, чтобы дать ясный вектор развития идей (или – усвоения откровения): Индия – Иран – Израиль.
Если, например, сравнить иранскую и библейскую версию соблазнения первых людей, то иранский рассказ о Машйа и Машйане, созданных Ахурамаздой счастливыми и праздными, и искушенными ложью Ахримана, выглядит гораздо более архаичным и укоренённом в иранской духовной культуре. В то время как вторая глава Бытия библейского текста об Адаме и Еве выглядит откровенной вставкой – повторным рассказом о творении, никак не согласующимся с первым.
Но и истории детей и потомков Машйа и Машйане (и здесь мы находим множество протобиблейских сюжетов от братоубйства до Ноя) в сбивчивых и туманных иранских текстах выглядят все же гораздо аутентичней. В них видна неустанная многовековая работа богословской мысли – наитий, находок и откровений. В то время как библейский рассказ являет скорее блестящую работу талантливых компиляторов и редакторов. Последние подвергают умелой адаптации архаичные тексты разных культур, отсекая лишнее, по новому их компонуя и починяя единой магистральной и весьма амбициозной цели – написать мировую историю как историю одного ближневосточного племени, по возможности обойдя стороной всю имеющуюся историю великих цивилизаций – Месопотамии, Египта, Ассирии, Персии…
Нельзя не сказать также и о том, насколько вообще сильно преувеличен дуализм зороастризма, о котором постоянно твердят внешние иранцам греки. Последних конечно поражает этическая идея истории как борьбы добра и зла, и они её всячески подчеркивают. Но в иранской традиции Ахурамазда выступает как вполне трансцендентный Бог-Творец, которому Ахриман ни в коем случае не соперник. Он лишь низший дух, который умаляет и портит творение. То есть занимает то же место в творении, что и сатана-противник в Христианстве. В тварном же космосе противостоит злому духу Ахриману (Ангра Майнью) исходящий от Ахура Мазды Спента Майнью (Святой или Щедрый Дух), источник жизни и добра.
Кроме того, огромную роль в иранской духовности занимает Митра – бог Солнца, света, справедливости, клятв, заветов и дружбы, судья и всевидящий защитник Истины (Аша). Митра – посредник между небом и землей, Ахурамаздой и людьми, защитник и хранитель творения.
В позднем митраизме Митра выступает уже как сын Ахурамазды. Подобно Христу, Митра рождается на земле в день зимнего солнцестояния, в пещере, и пастухи, видящие чудо его рождения, приносят ему свои дары.
Что касается времени формирования зороастрийской традиции, то самое раннее известное нам внешнее свидетельство о вере иранцев воскресение мертвых относится к концу Ахеменидской эпохи: это слова Феопомпа Хиосского (380 – ок. 315 до н.э.), которые передаёт Диоген Лаэртский: «Феопомп (в VIII книге “Истории Филиппа”) … добавляет, что, согласно магам, люди воскреснут и будут бессмертными и что только заклинаниями магов и держится сущее».[2]
Но, конечно, именно восприятие мира как истории, а истории как Священной истории, а Священной истории как Священной войны, космической схватки Добра и Зла остаётся самым фундаментальным и самым выдающимся во всей теологической мысли человечества основанием двух учений: Авесты и еврейской Библии.
4. Зороастрийское учение о Мессии
Обратимся теперь к учению о Мессии. Согласно зороастрийской традиции воскресение мертвых осуществляет в конце времен Спаситель-Саошьянт, мистический сын Зороастра, которого зачинает дева, искупавшись в озере, чудесным образом сохранившим семя Зороастра. Время возникновения этой теологии неизвестно. Но евангельский рассказ о трёх волхвах (буквально – персидских магах) прямо указывает на веру зороастрийцев в Саошьянта, звезду которого маги увидели на Востоке.
Поздние зороастрийские тексты (транслирующие вероятно гораздо более раннюю традицию) знают трех Спасителей-Саошьянтов, которые приходят раз в тысячу лет, чтобы вернуть миру равновесие, нарушенное демонами Ахримана. Именно первому Спасителю, Ушедару, приходят поклонится персидские маги в Евангельском рассказе.
Последний, эсхатологический посланец Ахура-Мазды, носящий собственное имя Саошьянта должен прийти в самом конце времен. Он – тот, кто осуществит Фрашокерети, окончательное обновление мира, уничтожит зло, воскресит мертвых и совершит суд над ними. При этом тела праведников восстановятся до состояния вечного совершенства, их души воссоединятся с Богом, их наградой станет вечное блаженство; грешники же пойдут в смерть вечную. Саошьянт завершит эон времени, восстановит первое благое состояние мира до его осквернения Ахриманом и откроет эон вечности, где смерти уже не будет.[3]
Невозможно сказать, когда именно выработали иранцы столь проработанное учение о Спасителе (вполне возможно уже после христианского Откровения), однако несомненно, что уже ко времени Ахеменидов про Мессию хорошо знали (Гаты, самый архаичный зороастрийский текст собственным именем Саошьянта называет самого Зороастра).
В целом понятно, что в системе иранской Священной истории, представляющей собой поле космической битвы Ахурамазды и Ахримана, фигура Мессии совершенно необходима. Чего не скажешь о еврейской теологии, где фигура Мессии плавает и долго не может занять своего места.
Таким образом, нет кажется причин сомневаться в том, что евреи заимствуют идею Мессии у персов, и что происходит это во время Вавилонского плена, когда Кир Великий входит в Вавилон.
5. Кир Великий как иудейский Мессия
Но самое поразительное то, что еврейская Библия объявляет мессией самого Кира Великого!
Войдя в Вавилон, персидский Царь царей освобождает плененные народы, в том числе и евреев, позволяя им вернуться домой. Согласно еврейской Библии, в первый год своего правления Кир издает Эдикт, который позволяет евреям вернутся в Иерусалим и восстановить разрушенный храм. Кир также возвращает евреям священные сосуды, которые были взяты Навуходоносором из храма Соломона и дарует им значительную сумму на восстановление храма (Ездра 1:1-2).
Второисайя прямо называет Кира Мессией (Помазанником): «Так говорит Господь своему помазаннику, Киру, которого он взял за правую руку, чтобы подчинять народы перед собой и обнажать чресла царей, чтобы заставить врата перед ним больше не закрываться: Я пойду перед тобой, сровняв высоты. Я разрушу бронзовые ворота, разобью железные прутья. Я отдам тебе скрытые сокровища, тайные кладовые, чтобы ты знал, что я – Бог» (Исаия 45:1-3).[4]
Столь высокий статус Кира в глазах иудеев не может не поражать. Вероятно, неизгладимое впечатление произвело на них не столько даже обретение свободы (в Вавилоне еврейская элита чувствовала себя превосходно и мало кто желал ехать из комфортного мегаполиса, в котором кипела жизнь и рекой лились деньги в дикие пустыни Палестины), сколько сама имперская программа Кира по завоеванию мира, и, прежде всего, Египта.
Правда эту амбициозную задачу удастся решить только сыну Кира Камбизу II в 525 г. до РХ.
Ясно, однако, что именно время правления Кира в Вавилоне – та самая эпоха, в которую завязываются основные узлы исторической программы Израиля.
Большинство сегодняшних учёных считают, что именно в это время происходит кодификация еврейских священных писаний. В чём есть, конечно, резон. Во-первых, ассирийские и персидские заимствования Торы просто не могли появится раньше. Во-вторых, именно сейчас возникает острая потребность в священном тексте. В конце концов что-то надо предъявить Киру, чтобы объявить себя народом, имеющим право на землю и храм!
Одним словом, есть все основания предполагать, что лишь в эту эпоху Кира Великого начинают появляться те священные еврейские тексты, которые мы знаем. Во всяком случае их основа в виде «жреческого корпуса», или тех частей «Второзакония», в которых речь непосредственно идет о законе Яхве и «клятвах верности» ему.
Ведь если судить по Элефантинским папирусам, то живущая в V в. в Египте под персидским владычеством крупнейшая еврейская община (не уступающая по численности Иерусалимской) ещё ничего не знает ни об Исходе, ни о письменной Торе, ни об Исходе из Египта, ни о патриархах.
«Насколько мы узнаем из этих текстов, – пишет Артур Коули (Арамейские папирусы Пятого века до н.э., 2005) – Моисея, возможно, никогда не существовало, в Египте не было ни рабства, ни исхода, ни пророков. В земле Иудиной нет упоминаний о других племенах и претензий на какое-либо наследие. Среди множества имен колонистов имена Авраам, Иаков, Иосиф, Моисей, Самуил, Давид, столь распространенные в более позднее время, отсутствуют, как и прочие имена, известные из Пятикнижия и ранней литературы. Это почти невероятно, но это так».[5]
Иными словами, лишь в эпоху Кира Великого сознание вавилонских иудеев получает тот мощный пассионарный толчок, который и приводит со временем к кристаллизации теополитической программы Израиля, формальным кодексом которой становится Тора.
Если наши интуиции верны, то историческая реконструкция «Проекта Израиль» может выглядеть ещё интересней.
Окончание следует
Примечания:
[1] См. Денкарт, IX, 8, передающий содержание утерянного маздеистского теста Судгар-наск. А также исследования Ф. Кюмона и Г.С. Ниберга, и М. Элиаде «Миф о вечном возвращении».
[2] Диоген Лаэртский, «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов», книга I, Вступление, 9
[3] См. Суждение Духа разума (Дадестан-и меног-и храд). Сотворение основы (Бундахишн) и другие тексты. Москва: Восточная литература, 1997. 350 с., с. 308.
[4] Впрочем, историчность указа Кира остается под вопросом. Ученые и археологи склонны предполагать, что репатриация евреев в Палестину осуществлялась постепенно, «тонкой струйкой» в течении многих лет, а может и десятилетий, в течение которых на родину вернулось до 30 000 человек (Лестер Л. Граббе).
[5] Cowley, Arthur. Aramaic Papyri of the Fifth Century B.C. Eugene, OR: Wipf & Stock Publishers, 2005 Р. 20-23.
