- Здравствуйте, меня зовут Зет – два Танго, моё местоимение «они», и сегодня мы расскажем вам об оффлайн-версии нашей экспозиции "Ретроспектива Пост-Арта", - бритая наголо девушка без бровей, босая и в каком-то подобии римской тоги встретила прихрамывающего профессора Райдера и одетого в свой лучший костюм в мелкую полоску Хесуса Родригеза перед входом в старое здание муниципального бостонского Института Современного Искусства. Галерея давно перекочевала в виртуальное пространство, как среду более гармоничную и восприимчивую к актуальным арт-тенденциям, но в этом году её крипто-кураторы поддались на настойчивые уговоры партийных функционеров и согласились организовать осязаемую эмуляцию небольшой части кибер-экспозиции в опустевшем, почти что совсем заброшенном историческом здании.
По спиральным с вкраплёнными иероглифами татуировкам гида Хесус распознал в ней адепта культа техно-вуду, причём высокого уровня посвящения, подобных ему видеть раньше не доводилось, просто так на улице их точно не встретишь, а уж тем более в бедных испаноязычных районах. «Такие выдёргивают кабель из головы и выбираются из капсулы в оффлайн очень не часто», - подумал он, разглядывая свеженький, аккуратно наклеенный серый прямоугольник пластыря у девушки на затылке.
Вслед за ней профессор, слегка оробевший, и Хесус вошли в огромный, залитый ярким, слегка желтоватым, светом зал. Пространство было заполнено причудливыми объектами на огороженных площадках, между которыми фланировали группки людей – нарядные, холёные, высокомерные – молодой чикано сразу же почувствовал себя неуютно в этом чуждом, пропитанном спесью обществе. И запах… Хесус осторожно втянул воздух ноздрями. Чувствовалось что-то искусственное в этой атмосфере. Ему, выросшему в пёстром и шумном мире фавел с их резкой палитрой запахов, стерильно-ионизированный воздух галереи казался каким-то подозрительно мёртвым. Он никогда не бывал на подобных глянцевых мероприятиях и к такой публике тоже совсем не привык. В квартале ну или даже в кампусе люди были совсем не такими, с ними всё было понятно и просто. Он знал, как держаться со своими, что и когда говорить, когда смолчать, когда шутить, а когда и уступить, а тут… Эх-х…
Хесус почувствовал, что его сковывает ледяной страх, ладони мелко дрожали. Он не знал, как справиться с этой неизвестно откуда взявшейся дрожью, куда девать похолодевшие руки, где их спрятать. Ему казалось, что взгляды всех рассеянно блуждающих между инсталляциями в этом зале гостей, исподтишка прикованы исключительно к нему. Странно, но когда он выступал перед своими, и даже с трибуны на многотысячном стадионе, у него не было подобных проблем. Наоборот. Толпа всегда напитывала его своей энергией, придавала силы. Здесь же он ощущал себя туземцем в перьях, привезённым из заморских колоний для потехи в метрополию к монаршему двору, где к тому же придворный шут использовал целый выводок кошек в качестве музыкального инструмента.
С потолка лилась очень странная прерывистая мелодия, перемежаемая утробным рыком и дикими гортанными выкриками.
- Специально для этого мероприятия композиторка Лашанна Ли Кук написала атональный реквием, основанный на глубинных ритмах племени Коса и уроженцев Гарлема третьей четверти двадцатого века в исполнении сводного оркестра людей с поражениями мозга и синдромом Дюрбаха, - Зет-два замолчала, подняв указательный палец, и через полминуты продолжила, - особенно любопытен вот этот только что прослушанный нами отрывок – безумная гонка звуковых образов, перемежающаяся суетливым вербальным шумом в нём символизирует позитивный, несущий свободу хаос современности.
Профессор Райдер немного поморщился, звуки показались ему чрезмерно резкими и назойливыми, но промолчал.
В центре наспех приведённого в порядок после десятилетней консервации выставочного зала расположился двадцатифутовый цветок, сплетённый из колючей проволоки песочного цвета. В его очертаниях пряталась агрессия, угол раскрытия лепестков едва скрывал плотоядную зубастую сердцевину растения. Зет-два Танго остановилась в пяти ярдах от скульптуры и, кашлянув в кулачок, приступила к рассказу:
- Композиция перед нами статична и располагает к созерцанию. Этот плотоядный цветок, выполненный из той самой колючей проволоки, что использовалась в пыточном лагере Гуантанамо в начале века, олицетворяет те обнажённо - первобытные хищнические ценности, что привезли на "Мейфлауэре" так называемые первые поселенцы на американский континент, - у Зет-два Танго был хорошо поставленный, мелодичный, но дистиллированный от примеси любых эмоций, голос, - он создан анонимным художником специально для этого ретро-биеннале и назван им, разумеется, "Мейфлауэр". NFT-токен своего творения автор передал в дар городу Бостону…
Профессор Райдер одобрительно крякнул, прервав рассказ гида, сделал короткую пометку в блокноте и махнул рукой:
- Пожалуй, можно идти дальше.
Зет-два Танго, склонив голову, кивнула и стремительно двинулась к следующей площадке. В её походке было что-то невесомое, она будто скользила по воздуху, со стороны никогда нельзя было бы подумать, что практики в ходьбе у неё было чрезвычайно мало. Хесус едва поспевал за ней, ну а профессор хромал вообще где-то сзади. Девушка остановилась у следующего объекта. За бархатными канатами была сложена огромная поленница дров. Наряженный в лесоруба середины девятнадцатого века с лёгким налётом стим-панка гигант, размерами походивший на медведя, брал пенёк из поленницы, после чего разрубал его, издавая утробное «у-ух!», одним движением тяжёлого топора. Его лицо было покрыто толстым слоем пергаментного грима, а к подбородку была приклеена пышная рыжая борода, но вывороченные наизнанку губы, массивный нос с объёмными пещерами ноздрей, а главное белки глаз янтарного оттенка с красными ветвистыми прожилками выдавали его истинные корни. Разрубив очередное полено, он споро разворачивался к пылавшему за спиной золотистому пламени, вырывавшемуся из тесной для него топки, и охапкой забрасывал дрова туда. Накормив весело трещавший огонь, он захлопывал жерло печи круглой, выпуклой крышкой, от чего во все стороны летел фонтан искр, а после дёргал рукоятку, и зал оглашался пронзительным паровозным гудком, после чего сцена повторялась снова.
- Лесоруб Поль Баньян рубит на дрова легендарный дуб из "Коммон-парка". По легенде он олицетворяет мифическое древо свободы, бывшее навязчивым наваждением для так называемых отцов-основателей и их последователей, после чего забрасывает их в стилизованную паровозную топку, которая символизирует локомотив истинного прогресса. Автор назвал этот арт-перформанс "Круговорот эволюции". – Зет-два Танго перешла к объекту напротив.
Следующей инсталляцией стало нагромождение кубов резко разделённых подсветкой на две части. Та зона, где геометрически упорядоченно расставленные кубы являли пример безукоризненной, правильной формы, была ярко высвечена, противоположная же, где измятые, искорёженные конструкции беспорядочно громоздились друг на друга, утопала в глубокой тени. Герберт Райдер обошёл вокруг, снова что-то записал и разразился бравурной речью, состоящей в основном из междометий.
Пока профессор бурно выражал свой восторг, Хесус деликатно молчал, внутренне понося самого себя за отсутствие тонкости восприятия и чувства прекрасного.
- Эта композиция носит название "Война миров", - дождавшись, пока Райдер выдохнется Зет-два театрально –выверенным жестом указала на мешанину фигур и отбарабанила заранее подготовленный текст с интонациями профессионального гида, - в ней мир бездушного материализма и эксплуатации погрязает в хаосе и дикости, в то время как гармоничное, научно-построенное общество стремится к порядку и свету, тем самым демонстрируя своё неоспоримое превосходство.
Профессор Райдер слушал её одним ухом, полуприсев он заворожённо рассматривал арт-объект, наклонял голову и так и эдак, пока, наконец, не вынес свой окончательный вердикт:
- Вот и у нас, наконец-то, научились работать с пространством и светом, не хуже, чем в Канаде! Хесус! – Он вспомнил о своём юном спутнике, - Тебе стоит отобрать ребят посмышлённее и привести их сюда. Пусть, наконец, приобщаются к культуре и искусству. Что скажешь?
Хесус неуверенно кивнул.
- Вот и отлично! - Райдер хлопнул его по плечу. – А на следующей неделе открытие мемориала памяти и скорби на месте старой городской скотобойни, очень рекомендую тебе и там побывать, будет много важных людей, с которыми тебе полезно было бы познакомиться. Пора уже приобщаться к светской жизни, если ты всерьёз решил делать политическую карьеру, мой мальчик! - Он потрепал Хесуса по щеке, от чего тот заскрипел зубами, но выдержал.
- Прошу вас, продолжим осмотр, - Зет-два, не дожидаясь ответа, направилась в противоположный конец зала, где двухметровый дядя Сэм в звёздно-полосатом цилиндре, делавшим его ещё более высоким, и длиннополом синем сюртуке, колдовал над корытцем, наполненным бурой жидкостью. Он с треском вырывал страницы из пухлых книг, а опустевшие обложки отбрасывал назад, после чего тщательно разрывал листы на мелкие кусочки и засыпал их в ёмкость. Сверху туда же летели клочки долларовых купюр. Потом дядя Сэм старательно отжимал получившуюся бумажную кашицу и наносил её на стоящий позади рельефный каркас с отдалённо знакомыми очертаниями. Хесус прищурился, рассматривая горку распотрошённых книжных обложек на полу, и немного скривился, разглядев тиснённые кресты на корешках. Мелькнула мысль: «Дома бы не сболтнуть случайно, что видел такое, заклюют же!»
- Этот перформанс носит название "Освобождение". – Зет-два встала спиной к бархатным канатам и развела руки в стороны, - Автор в узнаваемом образе лепит из папье-маше мини-копию демонтированного реакционного монумента, который находился на горе Рашмор, используя в качестве материала смесь долларовых купюр и страниц из Библии. После того, как конструкция будет завершена и подсохнет, автор безжалостно сокрушит её молотом и растопчет остатки, тем самым сформировав ритуальную цикличность и продемонстрировав окончательное крушение тоталитарной христианско-капиталистической цивилизации и торжество открытого общества, построенного на разумных научно - выверенных принципах. Ориентировочно это случиться… - Она приложила два пальца к виску, словно прислушиваясь к какому-то голосу внутри головы и , моргнув, спустя пару секунд продолжила, - …В 19:30 и станет кульминацией этого вечера. Прошу вас далее…
- Пожалуй, мы увидели вполне достаточно, - профессор взмахнул ладонями, обозначая свою пресыщенность экспозицией, - остальное потерпит. Сейчас мне нужно представить сеньора Родригеза обществу. Спасибо вам за увлекательный рассказ, - он церемонно поклонился в сторону Зет-два Танго, - дальше мы справимся сами. Передавайте мои наилучшие пожелания Старейшинам.
- Устаревшее офф-пространство плохо подходит для арта, впрочем, как и вообще для полноценной жизни, - девушка зябко поёжилась, впервые продемонстрировав хоть какую-то эмоцию, -но мы постарались максимально передать атмосферу….
- Поверьте, вам это удалось, - сухо прервал её профессор и, ещё раз слегка поклонившись, за рукав потащил Хесуса прочь. Отойдя с десяток ярдов, он пробурчал скорее себе, чем Родригезу, - терпеть не могу этого высокомерия «батареек» с выдуманными именами, как будто из комиксов. Думают, что они, валяясь в своих капсулах, лучше нас. Но мы то можем их в два счёта отключить, а они подобным в отношении нас похвастаться не могут… Ладно, не обращай внимания, - он наконец-то выпустил рукав пиджака Хесуса из своей цепкой хватки, - я просто ворчу, а тебе это всё ещё рано. И не оборачивайся, - его тон приобрёл визгливые оттенки, - хватит уже на неё глазеть, это неприлично!
Они направились в смежный зал, где был накрыт скромный веган-фуршет. Здесь было значительно более людно. Наступление этого момента Хесус опасался с самого утра. На словах эти гринго были плоть от плоти народной толщи, а на деле ему никогда не приходилось сталкиваться с такими снисходительно-покровительственным отношением, как среди этих людей, преувеличенно вежливых с намертво приклеенными лицемерными улыбками на лицах, они вселяли в него какой-то суеверный страх, где-то глубоко-глубоко на уровне подсознания. Хесус боялся, потому что не понимал их, та логика, которой они руководствовались, оставалась для него наглухо недоступной.
- Познакомься, Хесус, - профессор Райдер подвёл его к тесному кружку, увлечённому какой-то беседой, и достаточно бесцеремонно развернул лицом к себе одного из собеседников, чья морковного цвета физиономия сперва приняла крайне возмущённое выражение, а после резко расплылась в деланно-радужной гримасе дружеского узнавания, - это мой близкий друг Илайджа П.Марёфф-младший, представитель фонда Катона, между прочим автор очень глубокой книги – "Полиция – масштабное сокращение или полное упразднение?" .
Тот вежливо кивнул и протянул руку. Наощупь его ладонь напомнила Хесусу мокрицу, весь внешний вид глубокого автора вызвал у него резкое отторжение, особенно зачёсанные назад и тщательно закреплённые блестящим гелем волосы и заплывшие жиром остекленевшие глаза. В квартале от подобных типов соседи оберегали маленьких детишек – мало ли что такому в голову придёт.
Бросив Хесусу несколько ничего не значащих, но уместных фраз, больше напоминавших милостыню, он посчитал свой долг любезности выполненным и вернулся к прерванной беседе. Слегка развернув своё бочкообразное тело так, что Хесус оказался как бы включённым в круг гостей, Илайджа П.Марёфф продолжил свою незаконченную фразу:
- В прошлом, комендант Салливан, как вы несомненно знаете, работа полиции в гетто больше напоминала действия оккупационных сил, потому мы вывели ваши подразделения из бедных районов, доверив обеспечение безопасности там самим местным жителям, и ситуация значительно улучшилась в короткие сроки.
Его мужеподобная собеседница в синем парадном мундире Департамента полиции Бостона кивнула, сохраняя на лице каменную мину.
- Так вот, что такое городская полиция сегодня? – Илайджа П.Марёфф сцепил пухлые пальцы у себя на животе. – Это рудимент репрессивного инструмента, поддерживавший в недалёком прошлом социальное, экономическое и политическое неравенство в обществе в интересах крупного капитала, к тому же рудимент безнадёжно заражённый институциональной ксенофобией, что, впрочем, абсолютно неизбежно в подобных условиях.
Его мысль подхватил и продолжил профессор Райдер, выбрав из богатого арсенала матёрого лицедея максимально назидательный тон:
- Вот поэтому нами на уровне штата и готовится полицейская реформа. Это будет важнейшим прорывным событием в новейшей американской истории. Упразднение полиции в Массачусетсе и создание на её базе подлинно народной милиции! Это ещё на один шаг приблизит нас к обществу поистине равных возможностей, не так ли, комендант Салливан? – Последнюю фразу он произнёс, заметив тень удивления с каплей недовольства, проступившие на восковом до этого лице начальницы полиции.
- Чудовищная дисфункция всей правоохранительной системы в прошлом, безусловно нуждается в деятельном осмыслении, - она говорила, как хорошо отлаженный андроид, который запрограммирован выдавать взвешенные, тщательно продуманные реплики в определённых, заранее заданных стандартных ситуациях, - но усилия, предпринимаемые нами на протяжении вот уже четверти века привели к значительным положительным изменениям, потому мне кажется, мистер Райдер, что чересчур поспешные и радикальные действия, к тому же несогласованные и нескоординированные заранее с Департаментом полиции, могут привести к печальным последствиям и в конечном счёте будут во вред всему обществу.
У Герберта Райдера заиграли желваки.
- Народ сам решит, как будет лучше, - холодно указал он, - простой человек – мера всему, не забывайте об этом, именно он в массе своей единственный источник власти, а ваше плохо скрытое намерение манипулировать волей народа, комендант Салливан, есть плохо замаскированный эгалитаризм, что лишь подтверждает, - здесь он сделал особое ударение, - необходимость скорейшего проведения реформы в жизнь.
Профессор развернулся и, зацепив Хесуса взглядом на крюк, направился к другому краю фуршетного стола, пояснив тому полушёпотом:
- Надо помочь Ecofood. Вон смотри, - указал подбородком куда-то вперёд, - канадские товарищи зажали беднягу в угол и давят немилосердно.
Он остановился около двух корейцев в одинаковых светло-коричневых френчах какого-то очень уж винтажного покроя и наглухо увешанных искрящимися горчичными звёздочками.
-Товарищ Мун, товарищ Вонг, приветствую вас на американской земле!
Коротко ответив на приветствие профессора, похожие на близнецов с оловянными глазами корейцы вернулись к своей жертве – блёклому, растрёпанному клерку лет сорока со значком Ecofood на лацкане пиджака.
- …бессмертые идеи Чучхе и Сонгун успешно адаптированы к новым северо-американским условиям. Доктрина глобального общего пути научно доказала свою универсальность и на этом континенте. И во имя подлинного народного равноправия частный капитал должен быть обобществлён в интересах всех трудящихся, это единственно верный путь развития.
Эстафету ловко, практически не оставив паузы для возможного возражения, напористо, подхватил второй азиат:
- Мистер Бренсон известен нам, как человек передовых взглядов, и он должен понять эту непреложную истину. Только прогрессивная наука, подчинённая интересам народа, способна обеспечить процветание всему человечеству.
Представитель Ecofood в ответ лепетал что-то маловразумительное и невпопад закончил свою фразу тем, что выразил от лица мистера Бренсона соболезнования в связи с недавним демонтажем в Пхеньяне мавзолея Кимов.
Товарищ Мун резко оборвал его и отчеканил практически без акцента:
- Антинародный режим в Корее будет уничтожен, гробница дорогих товарищей Кимов будет восстановлена, это историческая неизбежность, очевидная для любого здравомыслящего человека, а временщики и буржуазная хунта жестоко поплатятся за посягательство на святое для каждого истинного корейского патриота место.
От такого свирепого натиска Ecofood – клерк растерялся и совсем уже не к месту ляпнул:
- Дошли слухи о проблемах с продовольствием в штате Мэн, и наша компания могла бы…
Его агрессивно прервал товарищ Вонг:
- Это вражеская пропаганда и происки наймитов капитала! Жители самоуправляемой области Мэн счастливы интегрироваться с дружной семьей трудящихся Канадской Народной Республики. И также искренне недоумевают, как долго вроде бы прогрессивная компания Ecofood продолжит придерживаться устаревших и антинаучных форм хозяйствования, которые лишь тормозят её развитие. Подумайте об этом!
Кореец с непроницаемым лицом круто развернулся на каблуках и отошел в сторону. Второй последовал за ним. Когда они покинули зону слышимости, Герберт Райдер не удержался и спросил:
- А может и правда стоит вас национализировать? – ядовитая ухмылка играла на его губах.
- Мистер Райдер! – Измученный топ-клерк глянул на него с болью в глазах. Его восклицание было столь укоризненным, что профессор не смог сдержать смех.
- Шутка! Расслабьтесь. Шаниква просила передать, что ни в коем случае не уступит канадцам, так что держитесь. – Он похлопал собеседника по плечу. – Ваша компания – сердце экономики страны, мы никак не можем и его отдать под контроль этих фанатиков, достаточно того, что они хозяйничают в Новой Англии, потому Бренсон может расслабиться, его детищу никто не угрожает. Можете ему так и передать. Этим биороботам мы его на растерзание не отдадим.
Остаток вечера в памяти Хесуса отпечатался слабо. Вереница лиц, кубометры слов, пресные безвкусные закуски. Профессор Райдер в этой обстановке был абсолютно органичен, даже шепнул заскучавшему Хесусу что-то вроде:
- Ты что такой кислый? Вот я ощущаю себя здесь, как рыба в воде. – Он ткнул пальцем в узел галстука чикано. – Бери пример, привыкай, студент! – И взъерошил его волосы.
Увернувшись от профессорской клешни, Хесус буркнул себе под нос:
- Наверное, это просто не мой аквариум…
Уже глубокой ночью, лёжа в своей постели и слушая мерное посапывание младшего брата на верхней полке, Хесус пытался услышать, что же скажет ему внутренний голос? В детстве он верил, что с ним разговаривает Дева Мария и ангелы, но в университете штатный психоаналитик сказал ему, что это предрассудки тёмных, забитых крестьян, культивировавшиеся реакционной церковью и дал почитать объёмный труд по психологии, где всё всё очень доступно объяснялось. Оттуда Хесус узнал про двухкамерное сознание и теперь по ночам терпеливо дожидался, когда же проснётся мудрец, живущий в его подсознании и всё ему растолкует. Впав в полудрёму, он наконец-то дождался – знакомый тонкий голосок стал нашёптывать: «Зачем тебе это? Богомерзкие гринго двуличны и лицемерны, посмотри на этого липкого Райдера. Они лишь говорят о равенстве, а сами смотрят лишь, как потуже затянуть сбрую и впрячь тебя в их повозку. Хочешь, как и другие марионетки, юродствовать в их театре? Займись чем-нибудь ещё.»
- Да чем же я займусь…
Голос, как назло, затих. Так и не получив ответа, Хесус забылся тяжёлым, беспокойным сном, сквозь который всё ещё чувствовался пластмассовый привкус соевой еды во рту.
