Нет, пожалуй, большего заблуждения, чем считать, что искусство может существовать имманентно, в отрыве от действительности, реального времени и социального пространства. Искусство не создаёт свою параллельную историю, а вливается в историю человечества, течёт с ней в едином потоке, предугадывая горные пороги и крутые повороты. И в этом движении есть всегда некий рулевой, выступающий заказчиком, определяющий скорость, направление и пункт назначения. Ошибочно также думать, что понятие "заказ" имеет в искусстве исключительно конъюнктурный характер, нацелено на то, чтобы угодить и стяжать.
Так, заслуженный художник России Геннадий Васильевич Животов своим творчеством доказывает, что "нет истории искусств — есть история заказчика". Роспись храма Христа Спасителя; участие в создании шолоховского музея в городе Николаевске; организация группы "Русский пожар", участники которой не только физически, но и метафизически прорывали оцепление 1993 года в своих картинах и фотографиях; одно из первых художественных осмыслений Афганской войны, когда "уходили русские с Востока" и "империя сворачивалась в свиток", — всё это "заказы", которые могут дать только Бог и Отечество.
Империя призывает своих сыновей-художников, как ратников на поле боя, их талант, силы, умение и опыт кладутся на "алтарь общей Победы", их усилия важны для соборного созидания так же, как труд пахаря и зодчего. И это уже не заказ, а послушание. Это истинная свобода, свобода не от Кого-то, а в Ком-то, свобода не от Бога, а в Боге. И "если Бог за нас, кто против нас"?
Пролиберальный постмодернизм, так любящий высоколобые рассуждения об экзистенциализме, сравнимые со змеёй, что глотает собственный хвост, тоже неизбежно имеет своего заказчика. И над его головой реют не наши знамена и флаги, в его музеях не свет и покой "Троицы" Рублева, а истерика и распад мунковского "Крика". На какого заказчика работают Тер-Оганьян, рубивший иконы, Кулик, осквернивший восковую фигуру Льва Толстого куриным пометом, Гельман, собравший под крыло тех, кто изображает храмы с куполами в виде клизм и олимпийскую эмблему в виде петель удавленника? Кому нужна такая эстетика разложения и смрада — не тому ли, кто обещает весь мир за рывок в бездну?
Именно с этим вселенским злом вступил в борьбу Геннадий Животов в рядах ратников газет "День" и "Завтра" в те "минуты роковые", когда "не стало Родины моей". Его газетные работы не сводятся к традиционным для печати шаржам и карикатурам, не ограничиваются визуальным сарказмом, сатирой и фельетоном. В чёрно-белом рисунке со всей мощью и многомерностью воплотилась русская традиция от фольклора до авангарда, сошлись в единый ансамбль, казалось бы, несоединимые стили, формы и техники. Здесь и лубок с его "святой простотой" и неисчерпаемой народной мудростью. И портрет, где за чертами лица угадывается жизненный путь, "тяжёлые думы", чистая душа и болящее сердце. И икона, несущая спасительный свет, — кровоточивая и мироточивая, как русская душа. И плакат в лучших традициях соцреализма, с которого Родина-мать зовёт в едином строе сомкнуть штыки. И монументальное полотно, когда на газетной странице может развернуться вселенская битва, глобальная стройка или вырасти целая цивилизация. И коллаж, который в своей идейной парадоксальности и глубине достигает эйзенштейновского монтажа.
Именно Геннадий Животов явил в зримых образах философское учение Александра Проханова о русском чуде и пасхальном свете русской истории, укрепил конструкты русской имперскости. Животов визуализировал социальное зло, будто составил его фоторобот и объявил план-перехват. Это зло стало "сном разума, рождающим чудовищ", "плясками смерти", "снятием шестой печати", когда Лужков, оседлав "конь блед", летит над Москвой, когда, превратив трапезу в "пир во время чумы", яствами из русской печи двенадцать лжеапостолов потчует тот, кто обещал накормить всех суверенитетом. Они превратили Маковец в Армагеддон. Они заарканили русскую птицу счастья — космическую станцию "Мир" — и погубили её. Подменили русский ковчег спасения утлым судёнышком, расползающимся плотом и теперь, как на "Корабле дураков" Босха, пытаются сдвинуться с места.
Этому разросшемуся злу противостоит извечная "дубина русской войны" — мощный кулак, на фоне которого враг кажется мелкой букашкой. Набравшийся сил богатырь встал с печи и разогнал соловьёв-разбойников, освистывающих героев и подвиги. Недолго безмолвствовавший русский народ, взирающий светлыми очами мучеников и праведников, как на картинах Глазунова, сплотился в общий строй, пошёл единым шагом, бросая вражеские знамёна на брусчатку Красной площади. Солдат-Победитель, великан, подобный большевику Кустодиева, взял с Рейхстага красное знамя и понёс водружать его на Кремль. Застывший в позе роденовского "Мыслителя" рабочий ожил и вновь взял в руки трудовой молот. Кулак разжался в ладонь, голосующую за справедливую власть.
Но оттого "Россия всему миру укоризна", что наша социальная битва перерастает в битву вселенского добра со вселенским злом. Дьявол с Богом борется, а поле битвы — русская земля, над которой Звездой-Полынью навис звёздно-полосатый флаг. И теперь здесь Владимирская Богоматерь пытается заслонить дитя от бесовских штыков.
Но нас вечно хранит "русский ангел света". В нём угадывается и архистратиг Михаил, и шестикрылый Серафим, и Ангел Златые власы. Над нами непробиваемой бронёй распростёрт покров Богородицы, и к ней со дна русского моря устремлён сияющий крест — молитва моряков затонувшего "Курска". И в этом сиянии завет для всех нас — "Не надо отчаиваться"!
В борьбу добра и зла неиссякаемыми силами вступают светлые энергии всех русских империй — от киевской и московской до романовской и сталинской. Наша задача — восстановить этот световод в тех местах, где он оказался прорван, где до сих пор идёт противостояние белых и красных. Части расколовшегося материка нам необходимо собрать в единую, дышащую русскую землю — и это не нарисовано в фантазиях, а зримо явлено в работах Животова.
Так в схожем контуре и общем векторе ввысь устремлены храм и космическая ракета. Так на саровской земле в охранительном порыве духа и техники едины моление на камне Серафима Саровского и водородная бомба. Так современного русского солдата благословляют Невский, Суворов и Жуков. Так на неведомом метафизическом привале сошлись тот, кто брал Берлин, и тот, кто штурмовал Грозный, и их автоматы, стоящие в стороне, своим перекрестьем напоминают Андреевский крест.
И из этого единства вырастает новая пятая Империя — пока хрупкий стебелёк, робкий, ещё не раскрывшийся во всей своей красоте бутон. Именно его очертания даны Животовым в образе сияющего небесного меча, повторяющего форму подводной лодки. Эта империя пришла кротким и смиренным отроком Варфоломеем, что остался невредим после набега всадников Апокалипсиса. Эта империя — юный мускулистый сын Лаокоона, душащий змею либерализма. Именно на эту евразийскую империю благословляет трёх славянских президентов Богородица Оранта из Софии Киевской.
И так "имеющий очи да узрит" приближение русской Победы в иконописных ликах и русских пейзажах, услышит её поступь в пророчествах старцев, народных песнях и русской поэзии, ощутит светоносную волну русского чуда, идущую из прошлого через настоящее в будущее. Именно этим невечерним светом озарены образы, созданные Геннадием Животовым.
