В Турции – худо. С начала 2021 года турецкая валюта подешевела практически на 70% (13,5 лиры за 1 доллар), достигнув исторического минимума последних 20 лет. Причин тому много: некоторые из них – на поверхности, например, коронавирус, заставивший лихорадить мировую экономику. Но вместе с тем есть и другие резоны: они напрямую связаны с безрассудными, на первый взгляд, зигзагами как во внешней, так и во внутренней политике президента Турции Реджепа Эрдогана. В подобной ситуации среднестатистический европейский политик будет работать на «удорожание» валюты своей страны и требовать от государственного центрального банка повышения ключевой ставки, но Эрдоган следует прямо противоположному курсу, обещая, наоборот, ещё сильнее снижать ключевую ставку. «Мы наш народ, наших фермеров не отдадим на растерзание ставке. Есть иностранные агенты, они на нас наступают, пытаются дискредитировать нашу освободительную экономическую войну, но что бы они ни делали, мы от нашей экономической программы не откажемся. Она направлена на рост производства и занятости», – заявил турецкий президент во время своего выступления в Измире.
Экономические кризисы – давняя турецкая традиция. Точно так же осенью 2020 года лира упала до рекордного на тот момент минимума (8,49 лиры за 1 доллар). В то время причиной послужили турецкие союзнические обязательства перед Азербайджаном и конфликт вокруг Нагорного Карабаха. В качестве способа борьбы с девальвацией валюты образца 2020 Эрдоган избрал два классических шага: смену главы подведомственного центрального банка и повышение в два этапа ключевой ставки (с 10,25% до 15% в ноябре и с 15% до 17% в декабре). Тогда турецкий президент прямо пошёл против пропагандируемой им монетарной политики («твёрдое «нет» высокой ключевой ставке!»). Вместе с тем, не предпринимая каких-либо других шагов по стабилизации экономики, он будто бы простодушно уповал, что повторного кризиса не случится. Неужели политик с двадцатилетним стажем, сумевший когда-то, пусть и не без чужой помощи, даже затушить пожар восстающей военной хунты, настолько легкомысленно понадеялся на стабильность?
В свою бытность премьер-министром с 2003 по 2014 год Эрдоган хорошо усвоил, что современная Турция не видится вожделенным рахат-лукумом для жизненно необходимых европейских и американских инвестиций. Окружив себя самыми передовыми технократами, из которых особо стоит выделить бывшего соратника по партии и одного из создателей турецкого экономического прорыва Али Бабаджана, Эрдоган хотел выстроить привлекательный климат в угоду большим зарубежным деньгам. И в тандеме с действовавшим тогда президентом Гюлем Абдуллахом (лидером, скорее, номинальным, нежели фактическим) у него получилось: проводилась максимально проевропейская политика, которая обеспечивала дешёвые кредиты в Международном валютном фонде и стабильную инвестиционную подпитку. При помощи высококлассной дипломатической работы упомянутого Али Бабаджана крепли экономические и политические связи между Анкарой и западными игроками. Кроме традиционных сельского хозяйства и туризма, Турция середины-конца нулевых застолбила за собой место страны с одной из самых развитых отраслей строительного бизнеса. Кульминацией периода экономического роста для обращённой на Запад Анкары стали серьёзные разговоры о членстве в Евросоюзе. Однако восторженность глобализмом улетучилась в два счёта после опустошающего общемирового экономического кризиса 2008 года и перманентных конфликтов на Кипре и вокруг курдов. В итоге Эрдоган, ещё будучи премьер-министром, сделал вывод о том, что из Запада может выйти хороший деловой партнёр, но далеко не союзник и совсем уж не образец для подражания. С другой стороны, Турция сильно зависима от импорта оборудования, транспорта, металла и химических продуктов европейских и заокеанских партнёров; в городе Измит работает американо-турецкий автозавод холдингов "Форд" и "Коч", являющийся ключевым предприятием в северном регионе страны. Эрдогану, а значит, и рядовому турку есть что терять. И именно в такие моменты на первый план начинает выходить идеология.
«Одна нация, один флаг, одна родина, одно государство», – этот слоган турецкий президент повторяет во время публичных выступлений на протяжении последних пяти лет. В мире проигравшего глобализма такая националистически-экспансивная идея, продвигаемая Эрдоганом, словно бы возрождает коренные традиции турецких националистов, выросших из умирающей Османской империи и породивших отца современного турецкого государства — Ататюрка. Турция обретает старо-новую идентичность — строителей империи и блюстителей порядка на Ближнем Востоке. В свете концентрации всей этой идентичности на «одной» фигуре главы государства становится куда более логичной турецкая конституционная реформа 2017 года, предусматривающая переход к президентской республике. Крепкая армия (по разным оценкам, вторая в рейтинге стран-участников НАТО), другая составляющая могучей империи, у современной Турции имеется. Осталось определиться с противниками и союзниками.
Новым другом для Турции станут Объединённые Арабские Эмираты. 24 ноября в Анкаре приземлился самолёт с наследным принцем Абу-Даби и фактическим правителем ОАЭ, шейхом Мухаммедом бен Зайда аль-Нахайяна. Ведущие переговоры не так давно обвиняли друг друга в разжигании конфликтов в Ливии, Египте и Йемене. Поворотным моментом для обеих стран стал провал США в Сирии. Эмиратам теперь кристально ясно, что заокеанские друзья не смогут обеспечить необходимую безопасность на Ближнем Востоке. А у Анкары, в свою очередь, есть и подходящая армия, и стремление к экспансии, и, что важней, чёткий денежный запрос. Уже сейчас можно наверняка говорить о том, что ОАЭ вложат в дефицитную турецкую экономику около 10 млрд долларов. Помимо этого, нынешний управляющий центральным банком Турции Шахап Кавджиоглу ведёт переговоры с официальными лицами Абу-Даби о перераспределении крупных активов между странами.
Впрочем, идея реставрации ценностей Османской империи нравится далеко не всем. Недавнее высказывание президента США Джо Байдена о Реджепе Эрдогане, как об «автократе» и схожее замечание госсекретаря Блинкена о Турции, как о «так называемом стратегическом партнёре», свидетельствуют, что в дипломатических отношениях данных стран намечаются коренные изменения. Когда-то, на заре президентства Эрдогана, США высказывались о Турции, как о важном партнёре, но кипрский и курдский конфликты обнулили накопленный дипломатический багаж. К слову, у Эрдогана имеются противники и внутри самой Турции. Упомянутый выше бывший соратник Али Бабаджан сформировал новую партию DEVA и до сих пор имеет серьёзный политический вес. 24 ноября в Стамбуле была проведена акция протеста против финансовой политики Эрдогана; в ходе выступлений были задержаны 43 человека. В августе же прошли погромы в Анкаре: турки избивали братьев-османов, которые бежали из раздираемой войной Сирии.
Есть ещё одна проблема на пути восстановления османо-имперских ценностей. Эта проблема – сам президент Реджеп Эрдоган. «Один» не имеет конкретного наследника, способного взять бразды правления отлаженным механизмом турецкого государства. Эрдоган пытался ввести в высший эшелон политиков своего зятя Берата Албайрака, но последний, отработав на постах министра энергетики и министра финансов, ничем не запомнился ни рядовому турку, ни экспертам-тюркологам, кроме разве что сомнительной покупки по-султански крупного участка земли. Другие утверждают, что на пост преемника готовят Сельчука Байрактара, другого зятя президента и директора компании-производителя одноимённых беспилотников. Такой преемник был бы идеален ввиду успешной деловой карьеры и широкого круга доверительных связей как с бизнес-кругами, так и с политической элитой, но сам 42-летний предприниматель не выказывал никакого интереса к политике. В довесок ряд американских СМИ утверждают, что у турецкого президента последнее время участились «проблемы с дыханием» и приступы тахикардии. А это значит, что может сложиться ситуация, в которой у Эрдогана не будет ни возможности, ни времени передать власть компетентному менеджеру.
