Плотный захлёст искромётной речи и тяжёлый поток её — необычной, сугубо индивидуальной, сложно сконструированной и настолько эмоциональной, что даже мат воспринимается вполне естественно: кто без него обходится в России…
Раскрывается сборник А. Бычкова "Вот мы и встретились", начинающийся рассказом "Права человека" — да только вот будут ли они?
Одно у человека право не оспорить: умереть, ухнуть в смерть, но… пока надо жить: поэтому кипит речь:
"Как ветер, откуда-то из темноты, налетает, ломает, рушит, чердаки, перегородки, мозги, да, дует в мозги, свистит, сносит, разбивает черепицу, шифер, бьёт стекло, вырывает дранку, гнилую, прогнившую, срывает её, разбрасывает веером… Да, ломает хорошо, со смаком и с хрустом, трещит как ого-го. Ты задумался про молоко "Домик в деревне", права человека, тужишься, можно сказать, под бриллианты".
Резко мелькнёт цитата: выше стропила, плотники!
Бычков часто пользуется литературной игрой, хотя жизнь, предложенная окрест, подразумевает избыток серьёзности; но интереснее — завихрения речи, даже пусть и: "Тебе нужна конкретность? Тебе нужно имя, история, фабула, сюжет? Хорошо, получай же… Приезжаем на дилижансе, как Шерлок Холмс, приходим пешком, как Ватсон. Англия, блин, а не Россия".
Промельки сюжета — скорее, он не является сплошной необходимостью, жизнь большинства бессюжетна, строится на страстях, рвущих обыденность и участвующих в ней, на скуке монотонных периодов заурядности — как мышление большинства алогично, хаотично: и хорошо это показано в рассказе "Вот мы и встретились"…
…одна из ключевых фраз бытия: "Ведь весь кайф в неизвестности, когда ты не знаешь, что с тобой будет дальше"…
Самопознание, углубляясь, может повести страшными тропами кошмара, становящегося реальностью, собственно, реальность оспаривающего — как в рассказе "Белая линия" — где Бычковы, пришедшие к Бычкову, отражаются в зеркалах человеческого страха перед бытием.
"Русский рассказ" ворвётся огнём в пределы Оптиной: и персонаж, рухнувший в молитву, как в бездну, стремящийся выправить жизнь, получит-таки облегчение, необходимое ищущему сердцу.
Человек — всегда заложник обстоятельств, сплетает которые не он: тугие узлы затягивают, и белизна снега, умиротворённо мерцающего в Оптиной, словно сообщает и белизну воспалённой душе.
…она перестанет быть таковой: если человек выдержит себя, преодолев натяжение событий.
Ростки безумия есть в каждом.
…со средневековья начались попытки отделить безумцев от социума: логичные попытки; но без "сумасшедшинки" мышления в литературе не обойтись.
И вот Бычков, точно разыгрывая страшное, но манящее действо, вживается в мир безумца — и безумства, и, вжившись, претворяет его в прозу.
Ведь порою безумие может подсказать мысль, к которой невозможно прийти обычным порядком…
"Все слова, как и вещи, ни к чему, чтобы только играть"…
Родители мальчика, узнав о катастрофе заболевания (шизофрения), стараются, тщатся, пробуют вести жизнь, как все.
Как у всех.
…нанятые рабочие роют колодец на даче.
Открывается метафора: развёрнутая и усложнённая — погружения в себя, что и происходит с ребёнком, поражённым недугом.
…Рытьё длится и длится.
Мир сдвигается и сдвигается.
Деформируется реальность — спеша вперёд, к безумию.
Страшно.
Но и — страшно интересно погружаться в предложенное писателем, расплетать орнаменты слов, смакуя стилистические красоты:
"Он уже спал, когда луна заглянула в зеркало. И луна разлилась по комнате, как ртуть. Проскользила в полированной ручке кресла. Подобралась на стекле книжной полки. Обнажила и разлила прозрачный стакан. Наполнила серебром чайную ложечку".
…безумие, страшным зигзагом молнии рассекающее пространство: книга "Тот же и другой" — трактует неподъёмную тему… которую и надо поднимать, чтобы высветить полнее человеческую суть.
Рассказы, собранные в сборнике "Всё ярче и ярче" поражают интеллектуальной насыщенностью, сплетением стиля и психологии, тугими волокнами фраз, звучащих порой как поэтические строки.
Сквозной сюжет, который можно обозначить словосочетанием — герой ищет.
Онтология поиска себя важнее всего.
Но ищутся и ключи — от двери, за которой тайна мира; если их нет — подойдут и отмычки, пусть это философски беззаконно, но так необходимо.
Злорадная Луна разгорится над стеклянной поверхностью.
…образы стекла часто мерцают в устройствах метафор Бычкова.
Стекло — прозрачность — хрупкость: объединяются свойства, намекая на возможный вариант восприятия яви.
Рефлексия — постоянная и неизбывная — подчёркивается обрывочностью мышления персонажей…
Собственно — так мы и думаем на самом деле, ведь логики никто не видал.
Как, скажем, эманации.
Эмоциональность текстов велика — иные обжигают самое сердце сердца.
…иногда самоопределение текста мерцает странно одною фразой: "Не рассказ, а так, всего лишь лёгкий осенний щелчок, синяя дымка и прозрачное поле, какие-то птицы улетают на юг, словно бы испуганы выстрелом".
Так — внутри текста "В бешеных плащах", рассказа, вдруг разворачивающего ленты выдуманного языка, краски событий предлагающего замысловатой игрой… не в бисер ли?
Многое наслаивая, Бычков словно творит универсальный палимпсест бытия.
Жизнь пестра…
Жизнь вращается калейдоскопом бесконечных картинок, и подоплёка каждой интересна — с метафизической точки зрения: почему было так?
Кто определил именно такие обстоятельства…
Жизнь пестра и калейдоскопична — в недрах прозы Андрея Бычкова чувствуется это особенно сочно…
А. Бычков создаёт очень атмосферные книги: словно вбирающие в себя, предлагающие стать участником действа…
Обыденность? Или преодоление её?
В названиях книг заложен код текста:
…красиво звучит — "На золотых дождях"…
Словно на струйках их подвешено нечто феноменальное; будто на струнах оных исполняется музыка бытия.
Лапидарно, с мускульным упором на каждую фразу сделанный роман выбрасывает в реальность фейерверки цитат, вместе предлагая своеобразную прогулку по мировой литературе — столько аллюзий, ассоциативной вязи, оттенков смыслов, сгустков символов…
Бычков играет с языком — делая это совершенно всерьёз.
…поскольку жизнь — всерьёз.
И смерть.
Но язык бессмертен: он играет с писателем или писатель с ним?
Вероятно, процесс обоюдный.
И кажется, порой Бычков выворачивает язык, вверх дном устраивает словесные представления, фантазируя и размышляя, делая речь своеобразным персонажем мистического действа.
Совершим путешествие в края воображения, откажемся от привычного пространства в пользу метафизического.
Полёт на золотых дождях обещает погружение в сложную пучину: но оно даёт эффект катарсиса: словно на какое-то время заслоняя от смерти.
"Секс с фон Триером" развернётся каскадами звучащих образов.
Крепкий настой из них гипнотически пропитает вас, читатель…
Алхимические реакции фраз и образов Бычкова начинают вибрировать в читательском сознании, поражая миром, выстроенным писателем.
По-хорошему сумасшедшим.
В чём-то детски-наивным; в сущности — невероятно искушённым.
…гранёные фразы: они собираются в своеобразно-зеркальный текст, в котором отразятся ваши детские раны и юношеские расчёсы души; и тени великих писателей прошлого лукаво подмигивают вам из пространства лабиринта, закрученного Бычковым.
Писатель литературен: в отличном значении — ведь всякое произведение есть своеобразное древо, чей рост невозможен без корней.
Писатель… очень от жизни: словно постиг код её, не говоря альфу, и делится сложными выводами, выстраивая новые и новые словесные панорамы.
Внутренняя жизнь всегда сложнее внешней, и Бычков, собственно, пишет портреты своей души. Но опыт человеческий обладает свойством сравнения: непроизвольно сопоставляешь писательский со своим, добавляя к последнему нечто важное.
Бычков кинематографичен, и — физик по образованию — кажется, познал и физику жизни: так, чтобы, отразившись в литературе, легко легла в кино, предлагая новые грани смыслов.
Узлы фантазий завязываются туго.
Не задушат?
Нет-нет — здесь, как во сне — всё завершится новым опытом, а не трагедией смерти.
…впрочем, как знать — может, она вовсе не трагедия, но захватывающее приключение, по цветности превосходящее то, что знаем здесь, на земле.
Вот книга "Лучше Ницше, чем никогда" — плотно уложенные в определённой, отчасти архитектурной, последовательности эссе, сверкающие красками культуры.
Рецензии. Лекции. Плотная пульсация мысли. Интервью.
В пёстрый короб книги насыпано всего-всего.
Писатель погружает читателя в разные эпохи, показывая их взаимодействия, сложные взаимоотношения, отчасти… используя в некотором роде своеобычную психотерапию.
В ряде интервью сквозит порою дерзость: в трактовках и оценках.
Всё должно быть бодро и весело!
Отчасти звонко.
Порою и оценки позволяет себе Бычков довольно резкие — что ж, его право: ведь аргументация всегда достаточно весома.
…юмор возникает необычными россыпями спонтанных ситуаций: как в рассказе "Тапирчик"…
Ирония переплетается с эротическими мотивами, жадно и жарко полыхает язык, вовлекая в недра свои — плотные, тестяные, и густо, густо мешается данность со снами…
Не перепутать бы. Впрочем, и это пригодится в деле самопознания: наиважнейшем деле, альфе тем в суммарном своде произведений А. Бычкова.
…Мир, сотворённый писателем, чудесен: словесный сад, разбиваемый им, богато засажен самыми разными растениями, и результат работы алхимической лаборатории писателя завораживает, снова и снова предлагая неожиданные эффекты, смутные и странные словесные построения, всё-всё, показывая и жизнь, и нас в ней — как сложную смесь.
