1
Детально, кропотливо, крупно, неторопливо выписывается жизнь, фиксируется до мельчайших подробностей, восстанавливается, чтобы, удержанная, свидетельствовала о себе, прошлой.
«Гарденины» начинаются с описания дворянского утра: сиятельного и богатого, наполненного только сочной радостью, впрочем, нет – девушка, рыдающая над Достоевским, склонна к истерии…
Достоевский не называется, но понятно, чей роман читает героиня.
А дальше Эртель уводит показываемую жизнь в бездну народную, в ту протоплазму, что и позволила критикам отнести «Гардениных» к народнической прозе.
Роман был популярен.
Он читался и перечитывался, и почему из популярности выпал – сложно объяснить.
Хотя остался конечно – монументом русской прозы высокого качества.
Бунина, высоко ценившего Эртеля, удивляло забвение, выпавшее на долю писателя…
Он знал народную жизнь – Александр Иванович Эртель: отец его, арендовавший хутор, познал быстрое иссякание сбережений, после чего поступил управляющим имением.
С роли конторщика начинает свою самостоятельную жизнь Эртель, рано, впрочем, женившийся на дочери богатого купца, к тому же – библиофила и книгочея.
П. Засодимский, пользовавшийся тогда изрядным литературным авторитетом, вводит Эртеля в литературные круги.
Очерк «Два помещика» обращает на себя внимание критиков, как и последующие рассказы.
Об Эртеле начинают говорить.
Зреют «Гарденины».
…усадебная жизнь, специализация на разведение орловских рысаков, разворачивающиеся панорамы деревенской жизни, оскудение усадьбы…
Дети прекрасны – и они прекрасно получаются у Эртеля; как, впрочем, и взрослые, представленные суммами живых качеств…
Неспешность повествования завораживает.
Она завораживает и сейчас – если медленно, слой за слоем, погружаться в великолепие словесного пиршества, предложенного Эртелем времени.
2
Гарденины, сыто, важно и вальяжно проживающие в Петербурге; старинный особняк с широко блещущими холодными стёклами, истерическая сестра, ночью читающая Достоевского, и на Эртеля влиявшего сильно, что уж о барышне такой; туповатый, собою любующийся брат; властная барыня-генеральша…
Устают ото всего.
В деревню хочется.
…вот уж развернётся панорама усадьбы их, специализирующейся на разведение орловских лошадей.
А жителям-то отмена крепостного права – как нож в плоть: живут по-старому, не желают никакой отмены, рабство въелось в души и мозги: квёлые, слабые, каши больше, чем мысли.
Жизнь крестьянства, исполняемая на инструментах правды, прозвучит великолепно: в смысле живописности музыки, не отменяя ужаса этой жизни.
Животной.
Низовой.
Никакой богоносец, искусственно измышленный потом скучающими интеллектуалами, не просматривается.
Понятия всё же переосмысливаются, новые формы общественности могут двигать рост критического отношения к такой жизни.
И критика, и интеллигенция благосклонно встретила главный роман Эртеля; Толстой писал предисловие.
Детские годы писателя – в поместье, где отец был управляющим; кадры меняются – вот и сам Эртель – конторщик в имение крупного землевладельца…
Жена – дочь богатого купца и книгочея-библиофила: в доме представлено культурное общество.
Пестрота жизни требует отображения; под влиянием П. Засодимского, Эртель вступает в новый для него, литературный мир.
Он публикует очерки, рассказы, обращающие на себя внимание.
Он входит в литературу: дорога в которой привела к «Гардениным»: центральному его произведению, и одному из лучших романов позапрошлого столетия.
Он и ныне читается живо: больно психологически достоверен и красив.
Язык его густ и медов.
Образы запоминаются… вплоть до деревенских мальчишек.
Всё живо…
