Сибирцев Сергей. Избранное : в 2 томах. — М. : РИПОЛ классик, 2021.
Вышел двухтомник писателя Сергея Сибирцева, включающий его известные романы "Государственный палач" и "Приговорённый дар", а также избранные эссе, рассказы и сказки, отзывы о его творчестве литературных критиков и коллег-литераторов.
«Справиться» с прозой Сергея Сибирцева — это, почти как по Юлиусу Эволе, «оседлать тигра». И не потому, что она трудна для прочтения, наоборот, автор совсем не лукавит, когда приглашает читателя погрузиться в его «весёлые сочинения», в его «мирные юмористические сочинительские записки», потому как непутёвая и страшная жизнь, кричащая, хрипящая и шепчущая в них, по высокому счёту смешна. Всё о ней давно сказано, на что и намекает прозаик в эпиграфах и вплетая в поток повествования библейские сюжеты, образы мировой классики, а то и прямо ссылаясь на судьбу провидца крушения «золотого храма» в душе человеческой, падшего гения Юкио Мисимы…
Давно сказано… Но забыто или не понято, так что читателю требуется определённое мужество, чтобы вслед за автором, испытующим на пределе духовных и словесных возможностей свой дар «воспроизвести правду о человеке», быть готовым воспринять эту правду. Потому как, в отличие от прежних времён, ныне взыскующих такой правды немного находится. Тех, кто стремится без самоспасительных, комфортных иллюзий взглянуть на себя, на окружающее, на будущее России и человеческой цивилизации в целом. Масштаб высказывания писателя о переменах представлений о роли и предназначении homo sapiens таков, что шире любых условных границ.
«Инфернальная жуть», вглядывающаяся в нас почти с каждой страницы прозы Сибирцева, и о чём привычно пишет критика, рецензируя его произведения, не является особенностью писательского видения современной реальности, его творческой фантазией. И не стоит так же успокаивать себя, что автор хочет показать «нам всем, каким нельзя быть».
Впечатляющий гиперреализм Сибирцева в визуализации пороков и отклонений в человеческой натуре не является и «метафизической метафорой», а его герой – совсем не выходец из «инфернальных омутов» мироздания. Он живёт среди нас, современник и выкормыш того грандиозного духовного перелома, который произошёл в России за последнее тридцатилетие, так или иначе изменив каждого, выпустив в мир «бесов» разрушения и алчности. Его последствия очевидны и рутинно фиксируются на лентах ежедневных новостей, демонстрируя смещение всех извечных ценностей в режиме «новой нормальности».
На фоне всевозможных глобалистских форумов на темы изменений климата или виртуализации реальности уже едва ли не атавизмом воспринимаются личности вроде героя Сибирцева в "Приговорённом даре", интеллигента, бывшего госслужащего, внезапно ощутившего призвание стать «убийцей», очищать «землю, земную поверхность, земную атмосферу» «от скверны в образе человеческой особи». Однако всё ещё не до конца расчеловеченного и до настоящих физических «холодрыжных мурашек» любящего красоту: «Красоту, которая есть изначально творение рук Божиих, и рук рабов Божиих — человеческих рук. Эта красота ныне утеряна в Городе, утрирована под стандарт, под рутинный, конвейерный поток штамповок. Даже новые богатенькие буратина, городящие свои помпезные жилища-дворцы, совершенно не приемлют и не понимают истинной неаффектированной рукотворной красоты».
Здесь поначалу чувствуется отдалённая перекличка с Ф.М. Достоевским, словами своего героя говорящим о спасительной силе красоты и добра… У Сибирцева же с непревзойденной психологической тонкостью показано, как его персонаж, этакий современный «отдельный человек», «идиот», постепенно целиком уходит в «нигде», переломанный в жерновах торжествующего меркантильного «наступившего настоящего», обустраиваемого по «адскому образу и подобию». Без Родины, без дома, без цели, с ощущением полной жизненной исчерпанности. Лишь вопрос остаётся: «чёрным ли силам услужать», «добровольно превратиться в низшего порядка тварь» или всё-таки «без остатка отдаться доброму божественному началу»?..
На подобных отчаянных вопрошаниях о смысле человеческого существования в повседневном и вечном построена вся проза Сергея Сибирцева. Будто «на обнажённом жале кинжала» балансирует его слово, не щадя приученного к политкорректности и к навевающему «золотые сны» гламуру читателя. От этой прозы нечего ждать утешения или ярких картинок светлого будущего. Местами она откровенно и провокационно брутальна, но одновременно спасительна в наших туманных и трагических буднях своей иронией и неприкрытой насмешкой над суетными метаниями пустых душ, с радостным гоготом потакающих «демонам всевозможных мастей».
Где берёт силы писатель, чтобы выстоять, не отдаться течению той изворотливой и выморочной действительности, пафосно себя представляющей в разнообразных модных ипостасях, на телеэкране, в премиальных забегах, на элитных сборищах? Почему-то кажется — не в столицах, хотя им написан цикл остроумных и ироничных эссе "Московские этюды", где автор даже обещает «своим домашним», «жалеющим малооплачиваемые литературные упражнения», пойти поутру и «устроиться в миллионеры», и возносит пародийный гимн "О (не) нужности бестселлеров", в нескольких абзацах демонстрируя, что и сам бы мог с лёгкостью преуспеть на этом поприще, включившись со своим супер-сыщиком «майором Грунтовым» в поток доходных книжечек-однодневок.
Нет, не здесь кроется корень жизненной и творческой силы писателя Сергея Сибирцева, основа его таланта. Несколько строчек из его биографии указывают другой путь. «Университеты» автора, как пишется в аннотации к двухтомнику, включали в себя и работу в геологической партии, осваивающей нехоженую тайгу и болота Якутии, золотые прииски Бодайбо, труд в колхозах, на стройках Амурской области, работу палубным матросом на пароходах Амура… В той реальности, когда начинал писать молодой Сибирцев, признавались иные, нежели сейчас, достоинства таланта. Его проза вырастает из жизни, а не из умозрительных складных умствований или востребованной рынком конъюнктуры. Эта проза — свидетельство смятения умов, ищущих в диалоге с вечностью, поверх всех прельстительных ловушек и приманок нашего времени, точки опоры для самостояния. И даже нынешнее молчание Сергея Сибирцева красноречиво.