Белая роза империи

«Розы и императорская корона ей одинаково к лицу».

Дарья Фёдоровна Фикельмон (Долли) – об императрице

В Историческом музее – очередная выставка «Петергоф. Сокровища российской императрицы», посвящённая чарующему образу Шарлотты Прусской, любимой супруги Николая I, принявшей после крещения имя Александры Фёдоровны. Она не слишком знаменита - не пыталась быть Минервой, подобно Екатерине Великой и не была даже гиперактивной, как свекровь – Мария Фёдоровна, которая всегда имела свою «партию» при дворе.

Супруга Николая I редко появлялась на публике, предпочитая заниматься детьми, чтением, рукоделием; слыла набожной и смиренной; казалась безучастной. Да не всем же коронованным на Руси немкам писать законы и сталкивать мужей с дедовского престола! Шарлотта/Александра следовала прусскому обыкновению Kinder, Küche, Kirche, была верным другом своему царю Николеньке и добросердечной матерью семерых детей.

Экспозиция роскошна и, вместе с тем, по-домашнему уютна, так как это - рассказ о приватной жизни царя с царицей, их детей и внуков. Однако прежде, чем говорить о веерах, сервизах и предметах меблировки, нелишне вспомнить об одном факте. В 1844 году малороссийский парубок Тарас Шевченко выдал поэму «Сон», где в грубой форме высмеял и государя, и его жену. Дабы не быть голословными, предоставим слово хохлу-рифмоплёту: «Цариця - небога / Мов опеньок засушений, / Тонка, довгонога, / Та ще, на лихо, сердешне / Хита головою. / Так оце-то та богиня», что в переводе с мовы означает: царица – убожество, как опенок засушенный, тонкая, длинноногая, и ещё, на беду трясёт головою. Так вот это - богиня. Последняя фраза насчёт «богини» - издёвка над тем обожанием, каким одаривал Николай свою жену. Ладно бы только это! Шевченко глумился над заболеванием Александры Фёдоровны – после декабристского мятежа женщина страдала нервным тиком.

Виссарион Белинский писал: «Читая пасквиль на себя, государь хохотал, и, вероятно, дело тем и кончилось бы, и дурак не пострадал бы, за то только, что он глуп. Но когда государь прочёл пасквиль на императрицу, то пришёл в великий гнев, и вот его собственные слова: "Положим, он имел причины быть мною недовольным и ненавидеть меня, но её-то за что?"».

Неужели за то, что императрица способствовала сбору денег, на которые крепостного Шевченко выкупили на свободу? Вот вам украинство во всей его глубинной сути. Это – гнусь, дикарство и патологическая неблагодарность. По приговору следственной комиссии укро-хлопец Тараска был определён рядовым в Оренбургский корпус с резолюцией Николая I: «Под строжайший надзор и с запрещением писать и рисовать».

Белинский, этот властитель либеральных дум, тем не менее, припечатал Шевченко: «Мне не жаль его, будь я его судьёю, я сделал бы не меньше». Да, Тарас Григорьевич являлся русофобом в те времена, когда это ещё не было в тренде и ненавидел «москалей», как вид, хотя петербургский бомонд сделал всё, чтобы самобытный малоросс мог развивать свои таланты. Увы, хохол осталось хохлом, несмотря на явный, видимый дар.

Но вернёмся в залы Исторического музея и поглядим, что приготовили нам авторы проекта. Речь идёт не о петергофском чертоге – официальной резиденции, но об Александрии – дворцово-парковом ансамбле, именовавшемся не иначе, как «Собственная Его Императорского Величества дача». Расположена «дача» на территории Петергофа, и, будучи отстроенной для императрицы, названа в её честь.

Из сопроводительных текстов мы узнаём, что этот династический брак был заключён не только по государственным соображениям, но и по любви, что в монаршей среде – величайшая редкость. Юная Шарлотта, дочь легендарной королевы Луизы, была тиха и покорна, тогда как Николай Павлович отличался резвостью да крутым нравом. Противоположности – притягиваются. На выставке – немало изображений, где супруги даны на контрасте. Он – орёл, она – лебёдушка. Он – яростно-алый, она – теплично-белая. Он – пламя, она – эфир. Примечательны бюсты венценосной пары – копии с работ Кристиана Рауха – император глядит строго и чуть надменно, тогда как его жена – сама кротость.

Светская львица и умница Дарья (Долли) Фикельмон писала: «Какая жизнь у этой женщины! Будучи на троне, она обрела счастье. У неё семейный очаг, исполненный нежности, сладости и удовольствий; превосходный супруг, которого она обожает и который любит её; красивые и здоровые дети; характер, способный во всем находить радость; красота, молодость духа, точно у пятнадцатилетней; она окружена заботой и вниманием. Одним словом, имеет всё то, что может нравиться и услаждать жизнь».

В начале осмотра – галерея литографических портретов. Здесь не только наши государи, но и заграничные родственники. Семья Романовых теснейшим образом была связана со всеми фамилиями Европы, а на одной из выставочных витрин мы видим «Берлинский календарь» - ежегодный генеалогический сборник – с портретом Николая I. К слову, русского царя считали самым привлекательным из монархов, даже, когда тот облысел и сделался полноват, а уж портрет Николая I работы Джорджа Доу, говорит о том, что в молодости у государя была наружность сказочного принца или рыцаря Прекрасной Дамы. Впрочем, Николай всю жизнь играл эту роль для своей дражайшей «половинки».

Благо, эпоха располагала к романтическим переживаниям, в чём также убеждаемся, пройдя по выставочным залам. На смену ампиру, сочетавшему в себе не только античные формы, но и обращение к Египту, Этрурии, Вавилону, пришёл бидермайер с его интересом к Средним векам. Возникла неоготика – в архитектуре, дизайне, моде и – литературном творчестве. Любимое чтение светской публики – романы Вальтера Скотта.

В неоготическом духе была выстроена Александрия, да и вся тамошняя мебель – причудливо-стрельчатая. Мы видим портрет императрицы в своём кабинете – художник Александр Брюллов, старший брат Карла Брюллова писал её на фоне готических линий окна, стены, кресла. Другой портрет, работы Владимира Гау – царица в синем платье, напоминающем облачения XV века. А вот – царевна Ольга в уборе а-ля Изабелла Баварская, с длинными косами, уложенными по обеим сторонам лица. Живописец Тимофей Нефф, умело выписывавший материю, явил прелесть бархата и невесомость фаты.

Перед нами - кубки, бокалы, подсвечники, чернильные приборы, ширма с изображением рыцарей и дам в бургундских головных уборах – hennin (в таких и по сию пору часто рисуют фей для детских книжек). Особое внимание привлекают каминные часы «Руанский собор» - в виде уменьшенной копии храма. Важно и то, что и механизм, и обрамление созданы в России, а не в Европах.

К этой романтико-средневековой теме относится и знаковый праздник «Волшебство Белой розы», устроенный в честь Александры Фёдоровны в Потсдаме в 1829 году. Это был первый официальный выезд за рубеж в качестве правящей четы. «Волшебство белой розы» обыграли в духе средневековых романов, где Прекрасные Дамы часто носили цветочные имена – тому образчик Флёрделис (fleur de lys) из популярнейшего «Собора Парижской богоматери». Белая роза или белый цветок – домашнее прозвище царицы в бытность её прусской принцессой.

«Волшебству…» отдан целый раздел экспозиции – тут зарисовки самого мероприятия, эскизы костюмов и даже памятные ордена, вручённые всем участникам действа. Разумеется, орден был выполнен в форме цветка. Точкой сборки представляется Потсдамский кубок, созданный в 1830 году – в память о событии. На примере феерического кубка можно понять, отчего над «новой готикой» слегка подшучивали интеллектуалы – здесь нет чёткой строгости форм, а стрельчатые формы соседствуют с …барочными завитками ручки. Собственно, то было эклектичное течение, в коем превалировала фантазия.

Как уже отмечалось, на выставке много портретов императрицы – подлинников, копий, литографий. Позировала неохотно, лишь подчиняясь воле Николая, желавшего увековечивать свою даму сердца. Везде она – та самая белая роза, ибо внешность её была точёно-благородной. Французский путешественник, литератор Астольф де Кюстин, оставивший возмутительные записки о России, всё же отмечал: «Императрица обладает изящной фигурой и, несмотря на её чрезмерную худобу, исполнена, как мне показалось, неописуемой грации». Хотел укусить, но оказался честен. Это вам не Шевченко!

В те годы восторгала тонкокостная, бледно-розовая нежность, прозрачность (вспомните описание губернаторской дочки у Николая Гоголя!), а потому были востребованы пастельные оттенки. Вот – бальные перчатки, носовой платочек с вышивкой, чулочная пара и шляпка, браслет, опахала – эти вещи словно бы достраивают образ изысканной женщины-цветка. Нет, они взяты не из гардероба самой императрицы, но отражают стиль и дух времени.

В залах экспозиции - уникальные сервизы, иные из которых имеют столько неординарное оформление, что они кажутся выполненными в XX столетии, где-то в 1970-х. Допустим, «коралловый» сервиз – чашки, чайники, тарелки, оплетённые пластическим декором. Тут же - предметы из богемского стекла, ценившегося уже тогда ничуть не меньше венецианского. Да и русское стекло уже догоняло западные образцы – тому пример изделия Императорского стекольного завода.

Несмотря на то, что выставка по большей части посвящена частному бытию царского семейства, не стоит забывать, что у подобных лиц не проходило ни дня без тех или иных церемоний. На одной из экспозиционных витрин – шитое золотом придворное платье в русском стиле. К сожалению, показан экземпляр конца XIX века, а не 1830-1850-х годов. Фрейлинские наряды а ля рюсс придумала ещё Екатерина Великая, а её внук Николай I, следовавший триаде «Православие – Самодержавие – Народность» дополнил и осмыслил этот репрезентативный формат.

Платья сочетали в себе боярские мотивы с элементами парижской моды. К облачению полагался кокошник с фатой. Выглядело сие эффектно - стройнейший контур, откидные рукава, бесценные вышивки. Для каждой из категорий дам и девиц был свой обязательный цвет. Николай I, предпочитавший унификацию, также переодел в полувоенную одежду всех чиновников (впоследствии к этому вернётся Иосиф Сталин). В экспозиции можно увидеть вицмундир самого государя, который великолепно смотрелся в форме. Высоченный, с могучим торсом и длинными ногами, одетыми в ботфорты, он поражал всех царственной мощью, а у женщин вызывал ещё и чувственно-любовный трепет. Де Кюстин назвал царя «славянским Людовиком XIV», но, в отличие от легендарного французского короля, наш государь никогда не ставил фавориток вровень с законной женой, воспринимавшейся им, как драгоценность.

Фрейлина Анна Тютчева впоследствии скажет: «Император Николай I питал к своей жене, этому хрупкому, безответственному и изящному созданию, страстное и деспотическое обожание сильной натуры к существу слабому, единственным властителем и законодателем которого он себя чувствует. Для него эта была прелестная птичка, которую он держал взаперти в золотой и украшенной драгоценными каменьями клетке, которую он кормил нектаром и амброзией, убаюкивал мелодиями и ароматами, но крылья которой он без сожаления обрезал бы, если бы она захотела вырваться из золоченых решёток своей клетки». А захотела бы? О, вряд ли. Шарлотта Прусская, Александра Фёдоровна была счастлива в браке и материнстве. Она не слыла первейшей интеллектуалкой, не писала трактатов и виршей, зато славилась мудростью, а это куда как важнее.