«Давно это было, а кажется – только вчера!» – есть такая, кем-то оброненная фраза, и я начну именно с неё. Ибо помню себя октябрёнком, а сестёр – пионерками с алыми галстуками на груди, поверх белоснежных блузок. Север, зима, мороз под пятьдесят. И бабушка наша Соня, вечно плачущая, жалующаяся на плохую, в особенности молодую, батрацкую жизнь, на то, что били её мужики, что «рабатывала» она от зари до зари. Вечно в своих чёрных шароварах, в чёрном сарафане, с длинной косой, хрупкая, стройная. И до глубины души верующая.
Как-то мы, внуки её, взбудораженные школьной суетой, побросали свои ранцы, сумки, облепили её панцирную кровать с толстой периной и, сияя на весь дом атласом красных пионерских галстуков, стали проводить с ней просветительскую работу:
– Бабушка, бабушка, а почему ты в Бога веришь?
– Как, внучики, в него не верить? – сразу мобилизовала она свои мысли. – Он ведь есть, он нас всех видит, спасает, жалеет, любит. И его за это любить надо!
– Бабушка, – продолжали свои атаки на неё мы, – а ты видела его когда-нибудь сама?
– Да нет, не видела, внучики, он – сын Божий, он помогает нам, от смерти многих спасает, – и, заплакав, запричитала, – я б давно умерла, если б не Бог мой Иисус Христос! Последний муж так меня избивал, до полусмерти! Ухо у меня не слышит, он так кулаком ударил в него, что из другого уха кровь хлынула. Неделю не в себе была, Господь в забытьи явился мне и сказал: «На земле ты ещё нужна, дел много у тебя праведных!» И я очнулась, вот так, милые мои, – всхлипывала она, вспоминая нелёгкие годы своей батрацкой жизни.
Стараясь её как-то поразить, я сделал шаг назад, прижал к щекам кончики пионерского галстука и произнёс:
– А я видел Ленина!
– Где же ты его видел, Лёнька? – спросила баба Соня. Тут меня и сконфузило.
– Как – где? На картинках, он бревно на плече несёт. На октябрятской звёздочке… – забормотал я…
– А деда твоего за что он расстрелял как врага народа!? – как кувалдой гвоздь, стала пришивать меня к полу бабушка. – А купца Липицкого почему они расстреляли – какой он врага народа?! Всю жизнь люди у него рабатывали, полные склады всего было у него, лошадей табуны… А сейчас где это? Не обидел никого, не ударил, не обокрал… За что!?
Баба Соня всхлипывала, приводя против нас свои аргументы.
Откуда у людей того времени такая сила веры в Бога? Когда не было церквей, батюшек, когда вера в Бога была непопулярна в обществе, а истинно верующих людей преследовали, а они всё же верили душой, искренне, как наша любимая баба Соня.
Утро. На улице мороз за сорок градусов. Дом охладевает за ночь почти до нуля, зябко, вставать из-под тёплого одеяла желания нет никакого.
И тут бабушка своим звонким голосом обращается к своему сыну, моему отцу:
– Лёнька! Ты обещал лосинки занести, пирожки-то делать будем?
– А я занёс, – ответил из спальни Лёнька. – Ночью ещё!
Во времена моего детства мяса «городского», говядины, в нашем доме не было, только лосятина – «лосинка». Когда отец добывал лося, баба Соня сразу с порога спрашивала:
– Самочка или рогач?
– Самочка, самочка, – с улыбкой отвечал отец, затаскивая в ледник тяжёлые куски лесного мяса. А если попадался самец, то баба Соня причитала:
– Опять проволоку привёз…
Мясо самца имеет тёмно-красный цвет, в нём почти нет жира, варить его нужно долго, а если в суп, то без обжаренного свиного сальца с лучком – никуда. Мясо самки лося – залитое жиром, алое, и аромат при готовке, и вкус – ресторанный. А если уж на мушку попался самец – ну что ж, иди охотнику на стол и самец. Были годы, когда лось спасал от голода целые деревни, отрезанные расстоянием и бездорожьем от материка.
двойной клик - редактировать изображение
…Ну вот, ответ от отца поступил, и первой скатилась со своей панцирной кровати, застеленной пуховой периной, и зашлёпала по холодному полу наша баба Соня.
– Пойду в духовке кота посмотрю, а то запеку ведь его.
В кирпичной печи была устроена духовка, при протопке печи она нагревалась, и там можно было запекать и пироги, и хлеб – всё, на что хватит кулинарной фантазии. И кот полюбил эту духовку. Когда ночью в дом приходит прохлада, он залезает туда и досыпает сладко в ночной тиши. Однажды баба Соня чуть не запекла его там. И вот теперь, перед растопкой печи его нужно было оттуда изгнать.
Мы, пионеры и комсомольцы, притихли, ожидая момента, когда начнут потрескивать в печи дрова, пахнёт дымком от растопки и в доме начнёт разливаться подогретая печью жизнь. Тепло – всему голова. Первобытный человек именно к нему торопился в пещеру, к костру, ибо он был источником единения людей, местом общения, а значит, и стимулом для развития интеллекта.
Бабушкина готовка была для нас чудесным действом, на котором сосредотачивались наши взоры. А как же иначе, ведь здесь всегда можно было отхватить самые вкусные кусочки! А уж если покрутишь мясорубку, то тебе потом обломится хороший бутерброд с лосинным фаршем, густо сдобренный чёрным перцем. Зажмуришь глаза от удовольствия и куснёшь его, вдыхая ароматы не такой уж и мрачной таёжной жизни.
«Тайгу любить надо, а не бояться!» – всегда учил нас отец. Полюбишь её – и она одарит тебя россыпями вкусных лесных ягод – голубики, черники, княжники. А захочешь мяса – даст связку гусей или жирного оленя. Бери, сколько съешь! Только не каждому она так просто открывает свои кладовые.
А между тем у бабушки уже всё шло своим чередом: потрескивала печь, истошно орал на кухне кот, выманивая самые вкусные кусочки мяса. А бабушка, что-то приговаривая, – в особенности, в адрес прошлой батрацкой жизни, – продолжала своё кулинарное волшебство.
Сейчас батраком называют, как правило, человека, занятого неквалифицированным трудом. А раньше на селе были три категории граждан: купец, помещик, а остальные – батраки или крестьяне, которым, чтобы прокормить семью, надо было батрачить на кого-то.
Ну вот и наши босые ножки зашлёпали об крашенный холодный пол. Несмотря на то, что северная ночь будет длиться ещё долго и рассветать начнёт только после десяти утра, дом рано начинает жить своей северной жизнью.
Конечно, ноги вынесли нас на кухню, глаза пробежались по столу в надежде увидеть что-нибудь вкусненькое, а не найдя там ничего, устремились к печи. В кастрюле уже закипали лосинные внутренности. Сердце (у некоторых лосей оно не вмещается в ведро), кусочки печени, почки, лёгкое – хороший набор для пирожков из лосинного ливера. «Вот в ней-то, в этой кастрюльке, самое вкусное и будет», – смекнули наши юные глазёнки, и каждый взялся за своё дело – уроки. Дело это было скучное, малоприятное, особенно тот момент, когда за твоей спиной появлялась мама с дневником в руках – и затрещины летели в твой стриженный затылок. Но в этот раз обошлось без затрещин, выручила баба Соня:
– Лёнька, иди, помогай крутить лосинку!
У нас с отцом одинаковые имена.
Не раздумывая нисколько, ринулся я на помощь бабушке. Та резала тёмное лисиное мясо по кусочкам, вперемешку с белыми кусочками свиного сала, а я своими ещё слабенькими руками крутил её величество мясорубку. Всё-таки есть что-то удивительное в этом процессе. Слегка кровяные, неаппетитные кусочки мяса заходят в эту железную мельницу, а выходит красивого цвета продукт. Когда я, обессиленный, отходил от мельничного станка, баба Соня тщательно перемешивала фарш и сдабривала его от души чёрным молотым перцем.
Каждый из нас стоял с куском хлеба в ожидании кулинарного чуда. Бабушка с пониманием брала из наших ручонок хлеб, намазывала на него толстым слоем лосинный фарш, посыпала его луком, чёрным перцем и выдавала нам настоящий северный деликатес с лосиной начинкой – специально не говорю слово «бутерброд», так как немцы к такому изыску отношения не имеют. Скажу и то, что северное дикое мясо, оленина или лосятина, не имеет никаких паразитов, поэтому и употреблять его можно в любом виде.
Как мёд, таяло это северное лакомство на наших язычках. Крутились мы, как коты, вокруг длинного чёрного бабушкиного сарафана, ан нет, больше нам ничего пока не доставалось. Значит, надо вновь браться за эти постылые уроки. Между тем бабуля уже принялась крутить лосинный ливер для пирожков. А к моему столу подсела мама, дневник в руки – и начались уроки вперемежку с затрещинами. Вот такая у меня была учёба.
Но вот, наконец, раздался звонкий бабушкин голос:
– Идите!
Он для нас был, как спасительная соломинка. "Топоток" детских ножек устремился на маленькую кухню с украшенным морозными узорами окном. На столе – две горки пирожков. Мы уже знали: одна горка – с ливером, другая – с "лосинкой". В лосинное мясо добавляется свиное сало, иначе оно не будет иметь столь эффектный вкус, и блестящей оценки блюду не дашь. Со свиным салом – совсем другое дело. Получается, что есть два «кулинарных» зверя, которые друг без друга – никуда, один лысый, жирный, а второй – в шерсти, громадный и тощий.
Как снежинки, мы с сёстрами разлетелись по стульям, и… К пирожкам баба Соня придвинула глубокую тарелку с бульоном, крепким, наваристым, из лосиного ливера, перченым, солёным. И пирожки бабы Сони, крупные, с мужскую ладонь, оказались в наших ручках. Макнули мы пирожки в этот бульон – и трапеза началась. Откусишь кусочек, глазки зажмуришь и жуёшь, после снова макнёшь да ещё черпанёшь, чтоб бульона больше в пирог залилась, и снова… Два пирожка удавалось съесть не каждому. Обессиленные, наевшиеся, мы разбредались по своим ученическим столам постигать науку. А баба Соня продолжала властвовать на кухне, разговаривая сама с собой, а чаще всего – молясь: «Спасибо тебе, Господи, за то, что ты насытил нас…» В конце молитвы голос её дрожал и переходил в плач.
Вот такая была моя баба Соня, Проскурякова Софья Григорьевна, тысяча девятьсот восьмого года рождения.
Илл. Юрий Ужегов
