Широкая бурлацкая натура упорного, трудолюбивого отца сказалась в усилиях, с которыми сын – из семьи крючника – вторгался, пробивался, внедрялся в литературу, рассчитывая сломать все преграды.
С малолетства работал – по другому нельзя, и псевдоним, который взял впоследствии, - Артём Весёлый – точно противоречил упору и гнёту его жизни.
Он работал – потому, что иначе бы не выжил; и он накапливал опыт, чтобы стать тем, кем мечтал стать.
Он начинал с газетных очерков – и яркость их, колорит языка и масса известных досконально подробностей превращали их в художественные произведения: вместе с тем становились они будто кирпичиками его будущих сочинений, и главного: алым пламенем овитого романа – «России, кровью умытая».
…кстати, среди псевдонимов будущего писателя был и такой: Артём Невесёлый: то есть нити сомнения в грядущей судьбе, и естественная оглядка на то, что пришлось изведать в недрах жизни, обозначались в настроение, толкнувшим на выбор такого псевдонима.
Однако, потом частица «не» отпала.
Личный опыт перерастал в художественный: Артём Весёлый точно не писал, а восстанавливал пережитое; даже погружаясь в историю, создавая роман «Гуляй-поле» он, точно не описывает, а изображает былую реальность с позиций современника.
Верность фольклорным традициям и чуткость к новому создавали, скрещиваясь, специфический, мощный и выпуклый, язык Артёма Весёлого, неровно принимаемого критиками.
Рвутся всполохи огня: полотнища реальности трепещут на онтологическом ветру.
Бродит народная закваска.
Невозможно жить в несправедливости, но… похоже несправедливость один из основных законов жизни: всё всегда было так.
Революция была последним сильнейшим рывком к воплощению мечты, неистовой работой по исправлению прошлой истории, но…
Артём Весёлый не мог не принять революции – как не мог не погибнуть в раскалённой гигантской печи репрессий, оставив произведения, которые и сегодня звучат яркими и яростными художественными документами.