В своей книге «Будущая история Арктики» британский исследователь Чарльз Эммерсон написал такие строки: «Для многих Арктика, — это чистая идея. Она не может быть перенесена на карту, но может быть описана. Холод, изолированность, пустота, белизна, нетронутая чистота снегов — вот образы, которые прежде всего приходят на ум при слове »Арктика«. Наши представления об Арктике эволюционируют в пределах данного набора понятий, через который мы просеиваем всю последующую информацию. И, тем не менее, многие из этих предпосылок — тех самых, что когда-то в детстве тянули меня в Арктику, — являются ошибочными. Арктика не пуста — в ней живут люди. И хотя большая часть Арктики изолирована, некоторые её зоны легкодоступны. В одних местах Арктика прекрасна своей первозданностью, в других же царит чудовищное загрязнение.
Идея об Арктике, как о замороженной части земного пространства, лишенной истории, где всё остаётся постоянно неизменным, — эта идея совершенно ошибочна. Просто мы привыкли мыслить более короткими отрезками времени, не превышающими масштаб нашего опыта.
В XXI веке уже неактуален вопрос об исторической изоляции Арктики. Роль этого региона возрастает в таких важнейших вопросах общего будущего, как энергетическая безопасность, климатические изменения, глобализация, равновесие между экономическим развитием и защитой окружающей среды. Арктика — это объектив, в поле видимости которого попадает вся планета. Вот почему, в конечном счёте, Арктика играет такую важную роль. Вот почему мы должны думать об истории Арктики, вот почему её будущее, каким бы оно ни было, затронет каждого из нас».
Действительно, разные страны в разное время осознавали значимость Арктики. Для России освоение арктических территорий — это вопрос не выбора, а вопрос предназначения.
Русские люди, из века в век штурмовавшие полярные высоты, застолбили крестами свое право на Арктиду, проторили узкую стезю в арктическое будущее человечества.
Недавно из Нижневартовска вышла на снегоходах четвертая научно-практическая экспедиции, организованная руководителем корпорации «Славтэк» Александром ПЕТЕРМАНОМ. Группе смельчаков во главе со своим предводителем предстоит пройти по Великому ледяному пути через снежные пустыни, мертвые поселки, занесенные полярные станции, неведомые кочевья и буровые вышки.
В день отъезда глава экспедиции ответил на вопросы нашего корреспондента.
«ЗАВТРА». Александр, Арктика состоит из трех уникальных компонентов: климат, ресурсы и люди. Расскажите о вашем опыте соприкосновения с арктическими пространствами.
Александр ПЕТЕРМАН. Арктика — это сложный организм, который много чего поглощает, а иногда что-то оставляет. Идёшь по тундре, вдруг видишь — крест, и гроб рядом стоит — на поверхности. Видно, что гробу больше ста лет. Но его никто не тронул. Странно. Сам он из темных досок, на нём старинные узоры. Или встречаешь гроб 1937-го года. На нём тонкой кисточкой красным выведено имя: «Ульяна Емельянинко». Песок, ветер, снег, лед много лет разрушали дерево. А надпись оставалась. Теперь она объёмно выступает, напоминает удивительную инкрустацию… При этом очень много уникальных памятников не сохранилось. Остров Вайгач — это, по сути, северный остров Пасхи. Когда-то там очень много было ведических кумиров — за сотню или больше. Сегодня на острове осталось четыре главных идола — женский, мужской, заячий и семиликий… Остров этот, наверное, более значим, чем остров Пасхи. В 30-е годы прошлого века советские ученые начали активно его изучать. И поныне там находят очень много интересных вещей. Главное, чтобы при расчистке острова, которая намечается, артефакты не вынесли бы вместе с мусором. Арктике очень нужны ученые, археологи, культурологи, которые могли бы давать профессиональные консультации, — что можно сносить, а что трогать категорически нельзя.
Если говорить о ресурсах, то ничего хорошего тут не скажешь. Чтобы проехать нашей экспедиции по территории Арктики, мы оформляем все необходимые документы. И каждый раз мы сталкиваемся с тем фактом, что зависим не от закона, а от какого-то определенного чиновника, решения которого произвольны. Оттого, наверное, в арктических заповедниках активно ведутся буровые работы. И ни о какой экологии речь не идет. Я понимаю, что интересы государства должны соблюдаться. Но ведь если неправильно разрабатывать месторождение, то его можно убить за год, за два. Мне совершенно не понравилось то, как ведут себя на Севере нефтегазовые компании. Их поведение всецело зависит от политики руководства. По большей части подобные компании с местным населением ведут себя, как оккупанты.
Когда появились частные нефтяные компании, то местные жители столкнулись с их «жизненно необходимым пространством», сам факт обозначения которого создал жесткие условия сосуществования.
У России серьезнейшие проблемы с Северным Кавказом. Правительство, армия, МВД, ФСБ решают сложнейшую задачу урегулирования обстановки на Кавказе. Задачу, которая выглядит уже нерешаемой… Но если и дальше давать волю крупным ресурсным компаниям вести себя так, как им вздумается, то проблемы начнутся и на Севере. Население очень недовольно поведением «пришельцев». На многочисленные заявления, жалобы прокуратура никак не реагирует. А люди у нас такие — вначале долго терпят, но потом их уже не остановишь. Если в сегодняшней России доминировал бы государственный подход, то учитывались бы все факторы. В целом ничего сложного: главное, закон и контроль. Внутри-то этих компаний всё работает слаженно. В каждом нефтегазовом посёлке — масса жёстких правил, которые создают видимость тюремной зоны, только без колючей проволоки. Правила работают прекрасно, только не в ту сторону и с человеконенавистническим оттенком. А аборигены Севера доживают свой век. Ещё десять-пятнадцать лет — и они исчезнут. Они никому не нужны. Они брошены. Вот в Диксоне ещё какая-то жизнь чувствуется за счёт прослойки интеллигенции, которая приезжает из Питера. К тому же, там есть военная база и аэропорт.
В отношении остальных территорий отсутствует политика, отсутствует снабжение. Летом что-то привозят на кораблях. Всё остальное доставляется караванами из вездеходов, которые со скоростью 5 километров в час с самодельными наваренными кабинами и бортами двигаются по бескрайней тундре цепочкой — везут бензин, доски, кирпич, молоко. Это караваны севера, они организуются частниками, которые взяли на себя могучую роль государства.
Наши полярные станции — ужасны. Они расположены в ветхих избах. Люди там в буквальном смысле дичают. Арктика должна осваиваться вахтовым методом. И на полярных станциях люди должны пребывать 2–3 месяца, не более. У наших полярников нет даже спутниковой связи. Наша экспедиция четыре спутниковых телефона завезла в полярные станции по пути своего следования. Сейчас хоть что-то стало появляться в крупных посёлках, а так ещё 5–6 лет назад с этими населенными пунктами можно было связаться только по радиосвязи. Это страшные факты.
У нас в России проблема: всякий губернатор, всякий милиционер, всякий прокурор после отставки всегда хотят уехать подальше от места своей «службы». Нам всё время кажется, что за углом красивей, веселей, лучше. И получается, что страна возглавляется временщиками, переворачивающимися с боку на бок только во время выборов. И вот вся жизнь так идёт: от выборов к выборам.
Коренные жители Севера — люди в целом очень хорошие. Они нашу экспедицию встречали как самых дорогих гостей. Продукты там дорогущие, но они всем нас от души угощали. Сало, масло, сыр, сахар, хлеб — всё ставят на стол, ломтями огромными режут. В домах у них уютно, цветочки нарисованы для детей.
«ЗАВТРА». По итогам ваших экспедиций было сделано несколько фильмов, которые представляют несомненный интерес не только для специалистов, но и для широких слоев русского общества, для всех наших читателей и посетителей сайта. Фильм «Северный Десант» — это настоящий блокбастер. Имеющийся в вашем распоряжении видеоматериал уникален. Как вы собираетесь им распорядиться?
А. П. В ближайших планах сделать английский перевод упомянутого вами фильма и разослать его по нескольким западным телеканалам. Иностранцы сейчас очень живо интересуются этой темой. Имел место факт переговоров с одной западной студией, но их условия нам не подошли. Они говорят, что оператор обязательно должен быть от них. А что я с ним буду делать в экспедиции? Наши экспедиции — это ведь своеобразный конкурс на выживание. Каждому участнику нужна особая подготовка. Оператор наш имеет опыт боевых действий в Чечне, опыт арктических экспедиций. Он всё знает, всё понимает. Плюс его профессиональный стаж работы в гостелерадиокомпании, плюс оптимальный вес, плюс умение ладить с людьми в коллективе…
В новом фильме мы хотим показать вопиющую необустроенность нашего российского быта. Государство должно помогать людям, а не пускать их жизнь на самотек. Многие на Севере сейчас выживают промыслами, охотой, рыбной ловлей. Кто чем стараются заработать…
Мы попытаемся снять немного другой фильм — не о героизме прохождения арктического маршрута, а о быте тех, кто живёт в Арктике. И, конечно, о нашем походном быте. Мы ведь тоже все делаем своими руками. Стали возвращаться к истокам. От пластика снова вернулись к деревянным саням, которые связываем верёвками. И не современными верёвками, а пенькой, которая намертво всё стягивает. Сейчас мы ставим на сани специальные амортизаторы, чтобы продукты не портились… Да! У нас сахар в пудру перетирается от постоянной тряски-трения, тушёнку разрывает. Пришлось самим разрабатывать оригинальную конструкцию, придумывать и усовершенствовать. Всю информацию мы готовы отдать нашим заводам. Уверен, если они научатся делать так, как мы им предложим, то их продукция выйдет на очень высокий конкурентный уровень. Мы же всё испытываем в жесточайших условиях. Все сочленения у нас на резине, через транспортерную ленту. Железа нет, поэтому в прошлом году ничего у нас ни разу не порвалось. Готовые снегоходы мы тоже дорабатываем. Мы усиливаем подвеску, ставим дополнительный бак, фильтры, системы GPS и ГЛОНАСС, ставим специальное стекло, свет специальный, дополнительный. Обо всех этих нюансах мы и попытаемся рассказать в новом фильме.
В путешествии ведем съемки, заодно испытываем систему ГЛОНАСС. Но также мы исследуем нашу землю с мыслью о будущей возможности развития здесь туризма. Сегодня у нас отсутствует закон о туризме. Например, набрать какую-нибудь группу заинтересованных туристов, прокатить их на снегоходах с учётом всевозможных справок и разрешений мы не можем, это предприятие будет считаться незаконным. А между тем, Север очень красив. В чём проблема, что мешает нам развить собственную туристическую корпорацию?! Почему государству нельзя обязать все эти многочисленные нефтяные компании организовать инфраструктуру для туризма? Ведь всё для этого есть: гостиницы, общепит, знающие люди. И сразу будут обеспечены работой многие жители наших северных посёлков. Жизнь в них вернётся. Многие иностранцы очень заинтересованы, чтобы узнать Россию лучше. Они же видят: того, что есть в России, больше нигде в мире нет. Я занимался этой проблемой и могу сказать, что от Санкт-Петербурга до Нарьян-Мара можно проложить интересные туристические маршруты в режиме «щадящий экстрим». Почему нельзя направить денежные потоки с Запада в России таким путём? Ведь в России вообще туризма настоящего нет.
«ЗАВТРА». Дело ещё в том, что Русская Арктида и вся Арктическая зона становятся театром мировой конкуренции за ископаемые ресурсы. Природа, культура, техника, этика и эстетика, и история становятся сопутствующими факторами в грядущей схватке.
А. П. Все верно. В 1730-м году по приказу Петра Великого 600 человек казаков-поморов вышли из Архангельска и пошли на восток. Их имена записаны на страницах истории освоения Арктики. Сегодня мы двигаемся по их следам, по Великому северному пути, идти по которому предначертано России свыше.
Когда мы шли по Таймыру, то встречали памятники нашим исследователям. Мы идём, и нам постоянно попадаются могилы с русскими крестами. Видим, что этот путь был оптимальным и 200, и 300 лет назад, потому что это самый краткий путь с запада на восток. Только мы за день проходим 200–300 километров, а они проходили 25–30 километров. Они шли, останавливались, хоронили умерших и шли дальше…
Еще, на мой взгляд, в Арктике должна быть построена база МЧС. У меня такое впечатление, что МЧС — это самая работающая, самая серьёзная организация России. И если в Арктике будет создана база МЧС — это будет разумно и своевременно.
«ЗАВТРА» Александр, вы живете в Нижневартовске со дня основания города, являетесь, по сути, коренным его жителем. Расскажите в двух словах про специфику жизни типичного «нефтяного города».
А. П. В разных городах совершенно разные экономические ситуации, совершенно по-разному живут люди. Всё зависит от того, в зоне влияния какой нефтяной компании находится город. У нас, в Нижневартовске, с ТНК-BP одна ситуация, в Сургуте — где «Сургутнефтегаз» — совершенно иная. В Сургуте на нефтяную компанию работает 94 000 горожан, у нас сейчас — чуть более 6 000. Притом, что это две одинаковые компании. Всё зависит от политики хозяев.
Когда кто-то покупает нефтяную компанию — он всего лишь покупает инструмент, лицензионный участок. Недра как принадлежали государству и народу, так они им и принадлежат. И существует договор по использованию этих недр. Если нефтяная компания становится градообразующим предприятием, она по факту должна брать на себя ответственность за людей, которые будут на неё работать. Сейчас никто никакой ответственности на себя брать не хочет. Отсюда такое ощущение, что мы живем в условиях экономической оккупации. Люди недовольны от такого к себе отношения. Спрашивается, как это недовольство можно зафиксировать? Оно зафиксировано в социологических исследованиях: кривые безработицы, самоубийств, наркомании, алкоголизма, тяжких преступлений ползут вверх. В таких моногородах, кроме нефти и газа, ничего нет. Если раньше у нас в городе 76 тысяч были заняты на добыче, то теперь — 6. Оставшимся 70 тысячам куда пойти? Запасов промышленных руд здесь нет, древесины нужной нет, торфа нет. Благо, что выброшенные на улицу люди — хорошие специалисты. Они находят себе применение в других регионах. Зарабатывают деньги на стороне и привозят их сюда, живущим здесь семьям. Таким вот образом город и выживает. В Сургуте — другая ситуация, хотя разделяет нас всего 200 км, что по сибирским меркам очень мало.
Во времена моего детства с обеспечением в городе было очень туго. Продукты завозились с осени, набивались в склады. К весне запасы оскудевали, часть продуктов портилась, и мы вынуждены были есть полугнилые овощи, порошковую картошку. Сейчас продуктовое обеспечение севера взяли на себя мелкий и средний бизнес. Благодаря ему жизнь в Нижневартовске мало чем отличается от жизни в других крупных городах России. Огромная обуза с плеч государства снята. В этом их большая заслуга. И когда малому и среднему бизнесу начинают поднимать налоги, а нефтяным компаниям снижать — в этом проявляется антилогика! Такая постоянная антигосударственная позиция приводит к тому, что люди уезжают с Севера.
Ведь в целом люди живут здесь плохо. Многие не могут позволить себе даже раз в год выехать на юг, к морю. А это пагубно сказывается на здоровье — ведь северный климат непредсказуем и суров!
Вопросы задавал Андрей ФЕФЕЛОВ
