Вадим ЦЫМБУРСКИЙ. Морфология российской геополитики и динамика международных систем XVIII-XIX веков. — М.: Книжный мир, 2016. — 496 с.
Вадима Леонидовича Цымбурского (1957-2009) сегодня считают одним из самых оригинальных отечественных политологов конца ХХ—начала XXI веков, оказавшим огромное влияние не только на теоретическое, но и на оперативное поле современной российской политики. Несомненно, этому способствовал весьма нестандартный — из классической философии и филологии — его старт в актуальное политическое пространство, во многом обусловленный потрясениями "перестройки" и "рыночно-демократических реформ" советского общества.
Но, видимо, перегрузки такого старта оказались запредельными — к моменту нашего личного знакомства, состоявшегося в самом начале "путинской эры", Вадим Леонидович уже серьёзно болел и выглядел лет на двадцать-тридцать старше своего реального возраста, что, конечно, добавляло "гуру-фактор" всем его высказываниям, но одновременно заставляло воспринимать их как "голос из прошлого" — в гораздо большей степени, чем они того заслуживали. Тем более что "геополитика по Цымбурскому" исходила не столько из физической географии, сколько из географии культурно-лингвистической, из "языка пространства", то есть для него определяющим фактором было не константное противостояние Мировой Суши (Хартленда) и Мирового Моря, "теллурократии" и "талассократии", а динамичное взаимодействие наполняющих эти константы изменчивых и перетекающих друг в друга и сменяющих друг друга "языков" человеческих сообществ.
"По своей словопонятийной структуре "геополитика" есть некая встреча или синтез представлений о "географическом" и "политическом"… Я считаю себя безоговорочно вправе исходить из нормативной трактовки, отождествляющей "гео-" в слове "геополитика" с "географией" и "пространством"… Геополитика начинается там, где налицо — пусть в замысле или в умственной модели — волевой политический акт, отталкивающийся от интенций, усмотренных в конкретном пространстве. И интересуют её только такие пространственные структуры, которые мыслятся как субстраты, орудия и проводники порождаемых ею политических планов… Природа геополитики заключена в конструктивистском подходе к географии человеческих сообществ… В области теории геополитики мною обосновано определение геополитики как проектного политического мировидения и проектной политической деятельности (выделено мной. — Г.С.)", — формулирует Вадим Цымбурский.
Понятно, что любой проект невозможен без субъекта, следовательно, "геополитика по Цымбурскому" есть взаимодействие исторически обусловленных субъектов, человеческих сообществ и осуществляемых ими политических проектов, невозможных без определённой этнокультурной, социально-экономической, а также идейной составляющих.
Рецензируемая книга, изданная по инициативе Института социально-экономических и политических исследований, представляет собой часть (главы 1-5, 8, 10, 15) так и не защищённой автором диссертации на соискание учёной степени доктора политических наук — с добавлением некоторых сопутствующих материалов. Значение этого opus magnum для самого Вадима Цымбурского и всей отечественной политологии автор предисловия, известный отечественный философ Борис Межуев определяет следующим образом: "Вместо набора [традиционных] упрёков в имперской геополитике России за её открытую или подспудную приверженность идее "похищения Европы", от которой она так и не могла освободиться, в диссертации… представлена картина динамической системы Россия — Европа, образовавшейся в эпоху, когда совместными усилиями России и германских монархий была ликвидирована Балто-Черноморская конфликтная система (БЧС). БЧС одновременно и препятствовала вхождению империи Романовых в континентальный концерт великих держав, и вместе с тем своей собственной логикой втягивала Россию в европейскую игру. Желая разрешить свои конфликтные противоречия с другими членами БЧС — Польшей, Швецией и Турцией — Россия искала поддержку в Вене и Берлине, гарантируя своим новым союзникам опору на Востоке против возвысившегося в XVIII веке Парижа. В итоге, как следует из выводов "Морфологии…", Россия прорубала себе "окно в Европу" не столько в силу иррациональной любви к ней, сколько в поисках союзников против своих региональных соперников".
Иными словами, творческий акт Вадима Цымбурского в избранной им сфере исследований оказался не только не завершённым, но и в значительной степени диалектически противоречащим той парадигме, в которой создавалась знаменитая статья "Остров Россия. Перспективы российской геополитики" ("Полис", 1993, №5). Что лишний раз подчёркивает несомненно творческий характер того импульса, который автор придал отечественному политическому сознанию. Иное дело, что воздействие данного импульса привело, приводит и, судя по всему, будет приводить к результатам непредсказуемым и, возможно, даже нежеланным для самого Вадима Леонидовича, который считал "контекстно-несвязанной", то есть свободной и способной определять будущее человечества только западную, "евро-атлантическую" цивилизацию с безусловной доминирующей ролью аналитического английского языка.
Не случайно Борис Межуев указывает на работы классика американской политологии Куинси Райта в качестве "предшествующего звена" для взглядов Вадима Цымбурского. Вместе с тем вполне очевидно и влияние на него — возможно, воспринятое даже на "атмосферном" уровне, поскольку прямые ссылки на их работы отсутствуют — таких отечественных культурологов мирового уровня, как Алексей Лосев и Михаил Петров. Возможно, дай судьба Вадиму Леонидовичу ещё десяток-другой лет жизни, результат взаимодействия двух этих импульсов в его сознании мог бы оказаться ещё более плодотворным и значимым. Но жизнь, как история, проходит мимо сослагательного наклонения.
