Александр Проханов: «Это было в Дивееве». Александр Тарнаев: «Я — православный коммунист… »

Александр Проханов: «Это было в Дивееве». Александр Тарнаев: «Я — православный коммунист… »
23 ноября 2011 года Номер 47 (940)
Я выпустил в свет свой новый роман «Русский» и отправился в Нижегородскую губернию, чтобы провести серию творческих вечеров, рассказать моим почитателям о сути русской идеи, как она открылась мне в течение моей жизни: среди войн и революций, неусыпных трудов и странствий, необозримых русских пространств, населённых великим многострадальным народом.
Меня пригласили в Нижний Новгород мои друзья-коммунисты, ведущие свою избирательную кампанию за места в Государственной думе. И среди них — Александр Петрович Тарнаев, мой старинный товарищ, возглавляющий коммунистический список по одному из нижегородских избирательных округов. Он подготовил мне для выступления залы в маленьких городках, расклеил объявления, извещавшие о моём приезде, договаривался с местной администрацией, уверяя её, что мои вечера не будут носить агитационно-пропагандистский характер, а станут традиционными встречами писателя со своими читателями.
Я увидел эти маленькие, забытые Богом и властью городки, серые дома, изнывающих, потерявших надежду людей. Повсюду господство глупой, чванливой и алчной власти, добивающей некогда цветущий и могучий Нижегородский край. Чего стоит Арзамас, где за прошедшие десять лет был открыт всего один детский сад! Где лишь 28 семей смогли вселиться в муниципальное жильё. Где некогда знаменитый завод, выпускавший отличные советские БТРы (их прекрасно помнят те, кто воевал в Афганистане и Чечне), с нынешнего года отказался производить боевые машины, ибо в России больше нет стали, способной защитить пехоту от вражеского стрелкового оружия. И Министерство обороны будет закупать БТРы за рубежом. Я столкнулся с людским горем, унынием и безнадёжностью, а также с наглым чёрным пиаром, который партия власти обрушила на головы своих красных конкурентов, в том числе — и на Александра Тарнаева. Так, в одной из газет, которыми наводняются городки и селения, рассказывается, будто Тарнаев явился в Нижний Новгород с одной только целью: увеличить высоту Чебоксарской плотины. И тогда поднявшаяся волжская вода затопит неоглядные пространства вокруг Нижнего Новгорода, зальёт такие города, как Дзержинск, такие шедевры русской архитектуры, как Макарьевский монастырь. А сам Нижний Новгород превратится в Венецию.
Одно из моих выступлений планировалось в городе Павлово, где коммунисты выкупили зал в Доме культуры, заключили договор на двухчасовую аренду, заплатили деньги, и народ ждал моего выступления. Но вдруг глава городской администрации безо всякого объяснения приказал дирекции Дома культуры расторгнуть договор, не выпускать меня и моих товарищей на сцену, и бесцеремонно захлопнул дверь перед нашим приездом.
Это вероломство показалось мне отвратительным, и я, возмущённый, забил тревогу, обратился к знакомым журналистам на радио и телевидении, сообщил областной администрации, что если партия власти желает получить предвыборный скандал, она его получит.
Огорчённые, вместе с Тарнаевым мы поехали в Дивеево, стояли среди божественных соборов, приложились к раке преподобного Серафима. А у Богородичной канавки встретили послушницу, которая, узнав меня, сообщила, что она, православная, полюбила коммунистов, ибо нынешняя власть совсем умертвила страну, и вслед за ней в Россию придут сатанисты и погубят православную родину.
Опечаленные, мы покидали дивную обитель, думая, что нам уже не видать Дома культуры в Павлово, и мне не рассказать почитателям о романе «Русский» и о газете «Завтра». И вдруг, когда мы проходили под надвратной колокольней, на которой хрустально звенели и переливались куранты, пришло сообщение, что глава администрации Павлово отменил свой запрет на зал, и мой творческий вечер состоится. То ли неразумный голова услышал грозный оклик из Нижнего Новгорода, то ли помогла свеча, которую Тарнаев зажёг перед ракой преподобного Серафима, но совершилось маленькое, незаметное для других, чудо. И не где-нибудь, а в Дивеевской обители. Так проявило себя народное православие, которое сильно не знанием священных писаний, не твёрдостью в догматических трактованиях, а наивной верой открытого сердца, для которого мир полон знамений, чудесных указаний, таинственных свершений, соединяющих Небо с обыденной человеческой жизнью.
Но на этом наши злоключения не кончились. Из Дивеево мы должны были отправиться в город Саров — колыбель сталинской атомной индустрии, где была создана советская атомная бомба, остановившая атомный удар по России, «православная бомба», как её иногда называют, ибо в Сарове подвизался преподобный отец Серафим, и до сего дня здесь хранится гранитный валун, о который в своих денных и нощных молитвах он истёр себе колени.
Зрительный зал, где я должен был выступить, собрал в себя несколько сотен замечательных учёных, инженеров, докторов наук, лауреатов Государственных и Ленинской премий, — той истинной российской элиты, которая и сегодня, в жесточайших условиях, продолжает совершенствовать ракетный ядерный щит страны. Я предвкушал эту встречу. Хотел заглянуть в глаза этим людям — истинным сынам Отечества, хотел поделиться с ними своими переживаниями, сомнениями и прозрениями.
И вот за час до моего появления в Сарове я опять получил отказ, в котором глава городской администрации Димитров лишал меня зала. Меня попросту не пускали в Саров, на этот раз, ссылаясь на закрытость города, на режим секретности, хотя все предварительные процедуры были соблюдены: поданы все заявки, заполнены все анкеты, а глава администрации обладал правом провести через кордоны несколько посетителей, не подвергая их ФСБ-шным проверкам.
И вновь бесконечные телефонные переговоры, жалобы, урезонивания… Зрительный зал между тем наполнялся. Устроители вечера до последних минут пытались уговорить упрямого главу, который, видимо, получил строгий наказ из областного центра не пускать в атомный город красно-коричневого писателя.
И вот отказ получен. Надежда на встречу с саровцами улетучилась. Огорчённые, мы двинулись из Дивеева по заснеженным дорогам, ночным лесам в сторону святого источника, где суровый, удручённый неудачей Тарнаев ушел в рубленую купальню и кинулся в ночные студёные воды источника. Плавал в чёрной воде под снегопадом. Не знаю, молился ли он, трижды окунаясь в купель, или сами святые воды явили свою чудодейственную силу. Но пока мы удалялись от берега ночного потока, раздался телефонный звонок. Организатор вечера прямо из переполненного зала извещал нас о том, что, увы, вечер не состоится, что все усилия сломить сопротивление местных властей оказались тщетными.
И тогда, будто кто подтолкнул меня: я взял телефон и попросил устроителя включить в Доме культуры громкую связь. И по телефону, стоя под ночным лесным снегопадом, я провёл свой творческий вечер. Успел выразить своё восхищение этими замечательными русскими умами. Поделиться моими представлениями о настоящем и будущем русского государства.
В ответ в телефонной трубке долго звучали аплодисменты. И я понял, что услышан залом, что мои огорчения напрасны — встреча с читателями, вопреки злокозненной власти, состоялась. И опять мелькнула мысль, что это маленькое чудо свершилось по воле преподобного Серафима, и Тарнаев, окунувшись в купель, угоден старцу. Мы видели удивительные чудеса, сопутствующие моему коммунистическому другу Тарнаеву.
Уже после встречи более 150 человек обратились с письмом к городской администрации и лично главе города Саров Димитрову, выразив своё возмущение случившимся, и призвали уважать право горожан на общение с деятелями русской литературы, культуры, учеными и политиками.
Не эти ли мнения множества людей, мирян и духовных лиц, — не они ли дают нам право утверждать, что новая левая идея в России будет связана с верой? Что православный социализм станет политической и метафизической основой, соединяющей веру и творческое начало русских людей.