«ВЛАСТИТЕЛИ ДИСКУРСА»

НОМЕР 39(827) ОТ 23 СЕНТЯБРЯ 2009 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Владимир Бондаренко
«ВЛАСТИТЕЛИ ДИСКУРСА»

МНЕ НАДОЕЛИ нынешние "властители дискурса", то есть всего информационного и культурного пространства России, уже более двух десятилетий калечащие души миллионов людей. Меняются политические лидеры, меняются господствующие идеи общества, но в российской культуре с конца 80-х годов безраздельно командует так называемая "швыдковщина". Русские национальные культура, кино, поэзия, живопись, музыка, и прежде всего телевидение, осознанно уродуются и извращаются. Русская национальная культура в полном забвении. Но и русский национальный авангард тоже не приветствуется. Полная западнизация. Пошлая потребительская "культурка", навязываемая политической и финансовой элитой нашего общества. Уже нет споров между архаистами и новаторами, между почвенниками и западниками, царят гламур и западный культурный секонд-хенд. На телеэкране осознанно, по заказу сверху, демонстрируются лишь насилие, убийства и разврат. Ничего подобного вы никогда не увидите на телеэкранах США или Китая, Японии или Германии, разве что на платных кабельных каналах. В России меняются властители, слова даже говорятся о возрождении России, а воз и ныне там. Категорически запрещено поднимать русский народный дух, создавать героические или яркие исторические образы. "России нет, Россия вышла, и не звонит в колокола…" — как писал поэт Михаил Дудин. Уходят последние могикане великой культурной державы, заменить их некем, да никто и не позволит.
Некая "элитная" команда, собранная незнамо кем и когда, отслеживает весь наш культурный мейнстрим. Негодует, когда прорывается, к примеру, Александр Проханов на "Национальном бестселлере" или на телевидении, становятся популярными Захар Прилепин или Герман Садулаев, Всеволод Емелин или Сергей Шаргунов. О либеральной цензуре писали уже не раз. Казалось бы, с уходом ельцинского времени должно что-то поменяться и на культурном пространстве. Поразительно: наши президенты, один за другим говорят слова о возрождении страны, но культура, с которой и начинается любое возрождение, по-прежнему в цепких руках "швыдковщины". Там и определяют, кого послать на очередную международную книжную ярмарку, кого продвигать в издательства, кого делать очередным кумиром общества. Всё остальное объявляется несуществующим. Увы, но массы питаются тем, что доступно, поэтому, как ни горько это осознавать, наше время запомнится в большей части именами либеральной клики. Скажем, в современной поэзии разве нет новых ярких имен?
Поэзию, признаваемую и любимую нашим государственным истеблишментом, министерством культуры и международными комитетами славистов, как бы гоняют по кругу. Во Франкфурт едут, в Варшаву едут, в Лондон едут, во всех фестивалях, на всех встречах присутствуют, во всех современных учебниках о литературе конца ХХ века торчат одни и те же имена. От Гандельсмана до Салимона, от Елены Шварц до Сергея Гандлевского. С десяток, не более. Жалко их, загнанных — не успевают чемоданы собирать-распаковывать. Но это же всё — ярко раскрашенные манекены поэзии, специально для западных славистов. Даже у кого из них и была искра таланта — так давно погасла на мощном сквозняке мировых тусовок.
Возьмём круг повыше, посерьёзнее, позначимее, — тот круг, о котором недавно говорил председатель комитета по Пушкинским премиям Игорь Шкляревский. Мол, как справедливо они распределяют премии… Что ни говори, достойные поэты: Александр Кушнер, Евгений Рейн, Олег Чухонцев. И опять дальше жирная точка. И опять обойма загнанных поэтов, до десятка, не более. Игорь, дорогой, а куда же все другие подевались? Ни тебе уже покойных, но недавно ещё активно действующих Юрия Кузнецова, Татьяны Глушковой и Николая Тряпкина, ни тебе и сегодня активно пишущих Геннадия Ступина, Вячеслава Куприянова или Глеба Горбовского, Татьяны Ребровой и Алексея Шорохова. Неужели их так не уважает Игорь Шкляревский? Не поверю. Но нет же в постоянно действующей поэтической тусовке и имён яростной и категоричной Юнны Мориц, нет узорчатого ориенталиста Тимура Зульфикарова, нет Виктора Сосноры. Выделен такой узкий, привычный, либеральной политической верхушкой отобранный, — круг поэтов для избранного общества. Увы, они — политические избранники режима. Как в своё время взяли в придворную элиту прекрасного поэта Николая Тихонова, покрутили его — он и закончился как поэт. Всё, что пытается бороться с навязываемой пошлостью, объявляется таким же "культурно невменяемым". Стоило прекрасному питерскому критику Виктору Топорову резко высказаться о пошлости пропагандируемого везде Гандельсмана, как он сразу был объявлен "неприкасаемым" и "нерукопожатным". Еще бы, живущему уже 18 лет в США поэту дают премию как русскому патриоту — за пошлейшие и гнуснейшие стихи о России. За издевку над собственной родиной. И жил бы себе в США, но послушайте, что пишет этот "выдающийся русский поэт-лауреат", которого награждают члены президентского совета по премиям. Изначально возмутившая Топорова пакость звучала так: "Мы живём в стране, где ничего не происходит. Где благая мысль всегда остается недодуманной, потому что (или — поэтому) не пресуществляется в действие. Мы живём, как арестанты, которые ходят по кругу. Мы живём в стране, где у власти ФСБ, наследники тех, кто "расстреливал несчастных по темницам", и хоть бы что — мы живём, ни шага в сторону. Шаг в сторону — расстрел. Мы это отчётливо усвоили. Мы ведь дети родителей, которые в своём доме разговаривали шепотом, которые вымарывали фамилии "вредителей" — кто не помнит этих чёрных полосок в книгах? Мы дети страха, и от яблони упали недалеко. Зато низко". Размещена эта пакость на "Гранях.ру"… А теперь послушайте, как звучит объявление о награждении: " В Большом Петровском зале "Президент-Отеля" в Москве состоялась IV торжественная Церемония награждения лауреатов международного литературного конкурса "Русская Премия", официальным партнером которого является Фонд Ельцина. Победителем в номинации "поэзия" жюри во главе с Сергеем Чуприниным, главным редактором журнала "Знамя", назвало Бахыта Кенжеева (Канада) за книгу стихотворений "Крепостной остывающих мест". Диплом второй степени получил Владимир Гандельсман (США) за книгу стихов "Ода одуванчику". Третье место — у Сергея Морейно (Латвия) за книгу стихов и переводов…". И на самом деле, не Личутину же с Куняевым русскую премию давать. Виктор Топоров, отнюдь не крутой патриот, пишет: "Пошло в голове и в сердце у, да простится мне этот эвфемизм, поэта. Поэта-лауреата. Поэта-лауреата, вы будете смеяться, Русской премии! Серебряную медаль (второе место ) за 2008 год! Воистину справедливое решение жюри под председательством Сергея Чупринина. Всемирно отзывчиво?
Пошлость этическая и пошлость эстетическая ходят как правило, парой, как шерочка с машерочкой.
Вот писать такие стихи (и такую публицистику) — это пошло, пошлей некуда, — а присуждать за них премию, причём, как на смех, Русскую премию — это как?
Всемирно отзывчиво? Вот и Русскую премию присудили Гандельсману не за пошлую русофобию, а за столь же пошлую "Оду одуванчику". "Ода одуванчику" — каково!
На следующий год жюри "Русской премии" и курирующий премию Фонд Бориса Ельцина, должно быть, перезагрузятся — и в обязательном порядке исправят роковую промашку. Флаг им в руки!.."
А в ответ Топорову со страниц нашей российской проправительственной печати несется: "Во-первых, можно было бы упомянуть известный текст В.Топорова о В.Гандельсмане, но комментирование публичных доносов не входит в задачу этой колонки…"
Занесли нынче Виктора Топорова в самый черный список, чернее не найдёшь. Будем теперь вместе держать оборону.
Скажем, когда я пытаюсь расширить пространство русской литературы за счет талантливых новых почвенников, за счет державных авангардистов и так далее, с разных сторон на меня начинаются атаки этой либеральной клики. Уже само введение в оборот ведущих писателей и поэтов патриотического направления вызывает у ведущих обозревателей либеральной прессы приступ бешенства. К примеру, некто Глеб Морев в "OPENSPACE.RU" пишет: "Подробно обсуждать список Бондаренко ("50 ведущих, наиболее талантливых русских поэтов ХХ века") нужды нет: в нем отсутствуют Кузмин, Ходасевич и Введенский, зато есть К.Р., Исаковский и Станислав Куняев. Ясно — человек культурно невменяем. Попробуем разобраться с природой этой невменяемости…" Да и мне интересно, какого литератора или критика можно назвать "культурно невменяемым человеком". Нечто дикарское, варварское, пещерное… "В представлении отечественного "патриота" русские, как известно, социально эксплуатируемый и этнически униженный этнокласс. Соответственно, "патриот"-литератор унижен не только этнически, но и культурно, и в основе его собственной культурной деятельности лежит компенсаторный механизм — стремление уесть обидчиков, властителей дискурса, т.е., правильно, либералов. Списки, подобные "Списку пятидесяти", составляются не просто так, а в противовес либеральной истории литературы…"
И пусть в этом списке будут Мандельштам с Пастернаком, Цветаева с Ахматовой, но, если в противовес, а, скорее, в дополнение к "властителям культурного дискурса" мною добавляются Павел Васильев и Сергей Клычков, Николай Тряпкин и Татьяна Глушкова — значит, я "культурно невменяем". Лихо закручено. Я вспомнил пример из статьи великолепного критика Игоря Манцова об известном мастере андеграунда Энди Уорхоле: "Между прочим, нью-йоркская вольница, пережитая и описанная Уорхолом, заставила вспомнить труды знаменитого математика и публициста перестроечной поры Игоря Шафаревича. Нечто про "малый народ", который хитроумно навязывает свою волю, свою этику с эстетикой народу большому и доверчивому. Это уже Энди Уорхол считает: "Мама дорогая, получается, левоеврейские гомосексуальные порнографисты везде?..
И не только они! С чувством глубокого удовлетворения воспринял тот факт, что понятие "грамотные", которое, казалось, я вызвал из небытия и которое пытаюсь здесь укоренить, старше меня самого…"
ИГОРЬ МАНЦОВ ПРИВОДИТ слова известного американского социолога Петера Бергера: "Средних лет профессора, особенно философы, и особенно в наших более старых университетах, создали специализированные монополии в использовании языка, для того, чтобы защитить свой элитный статус как грамотных…" Далее он пишет об Уорхоле: " Уорхол симпатичен мне потому, что он отстаивает право маленького массового человека на достоинство. Он против "специализированных монополий", против возомнивших о себе жрецов, против барства…" Я не соглашусь только с определением всех этих глебов моревых и львов данилкиных как "возомнивших о себе жрецов".
Думаю, и в сталинские годы кто-то давал Ермиловым и Кирпотиным право определять степень литературности, и в брежневские годы при всем расширении литературного пространства стояли кураторы, свои "властители дискурса". Парадоксально, но даже в диссидентской среде были свои строгие "жрецы", определявшие, кого "пущать", а кого "не пущать"…
Но в те времена у каждого круга всё-таки было своё литературное поле: и внутри Советского Союза, и вне его, с различными "Континентами", "Гранями", "Синтаксисами" и "Вече"…
После начала перестройки либеральный террор объединился с государственным, официальным культурным прессингом русской национальной литературы". Русскую национальную литературу откровенно загоняли в гетто, в некую резервацию, оставив ей малую толику (процентов пять) от издательских программ. Всё остальное смело подчинили мировой глобализации, ломая хребты и позвоночники русским литературным традициям. В самом Кремле с ельцинских времен и до сего дня царит "жажда Запада".
Никогда не поверю, что это сами по себе натальи ивановы, сергеи чупринины, дмитрии быковы, глебы моревы, аллы латынины и прочие гандельсманы овладели всем культурным "мейнстримом" страны. А если бы литературные делегации за рубеж формировал, к примеру, Вадим Кожинов или Валентин Распутин, если бы лауреатов литературных премий определяли бы Станислав Куняев и Александр Проханов, если бы издательские планы утверждали Савва Ямщиков и Николай Губенко, — думаю, расстановка писательских имен была бы совсем иная. Так что все эти слова о первенстве талантливых западников ничего не стоят. Но какова литература, какова культура — таково и общество. Значит, Путина с Медведевым вполне устраивают нынешние "властители дискурса".
Прекрасный турецкий писатель, недавно посетивший Москву, Орхан Памук пишет: "А насчет "жажды Запада" я скажу, что это отнюдь не одним туркам свойственное чувство. У людей во многих странах есть ощущение, что всё, что в мире происходит, происходит только в Америке и в некоторых европейских государствах. Я, например, приезжаю в Китай — мне говорят: вот вы стали знаменитым, как же вы, писатель, пишущий по-турецки, этого добились? Приезжаю в Корею — все жалуются, что никто в мире ничего не знает о корейской литературе, тоже спрашивают: как это вам удалось, господин Памук? Я свое собственное везение считаю чудом. В мире доминируют Америка и Западная Европа — и в мире литературы тоже. Поэтому выходит, что опыт других народов не оказывается в полной мере разделенным человечеством. Мы читаем американских писателей, которые пишут об американцах. Девяносто процентов человечества знает, что история делается где-то там, где их нет, что они из этого процесса исключены. Я об этом много писал — в "Снеге", отчасти в "Стамбуле"..."
Памук абсолютно прав. Значит, кто-то счел наш русский литературный опыт ненужным и неинтересным для человечества. И поразительно, что в экономике всё меняется, дискурс определяют уже совсем другие люди, нации и государства, а в культуре всё остается по-прежнему. Но с неизбежностью должны появиться новые мировые культурные центры, и среди них — Россия. Вектор мирового культурного интереса меняет направление. Наконец-то. Но этого упорно не хотят понимать наши нынешние властители, вся господствующая элита России, ориентированная исключительно на Запад.
К примеру, прочитайте, кто ведет культурные колонки в популярном интернетном журнале "Оpenspace.ru": Михаил Айзенберг, Наталья Иванова, Елена Фанайлова, Илья Кукулин, Ксения Рождественская… Крутые яростные либералы, восхваляющие западный образ жизни. Уберут их — придут другие, такие же.
Вы можете представить, чтобы в тележурнале или интернет-журнале появились Владимир Личутин, Петр Краснов, Станислав Куняев, Леонид Бородин, Юрий Павлов и так далее?.. Как нагло пишет тот же Дмитрий Быков: "Я её чувствую своей. Это не страна Александра Казинцева и Владимира Бондаренко, они сюда пришли, как варяжское племя, — напали на добрый и кроткий, безответный народ и стали княжить по своим бесчеловечным северным законам. Вот их я не люблю, это не их страна, и они не имеют на неё права, это моя страна". То есть русские — завоеватели, которых пора выгнать вон с хазарской территории, так, что ли?
Пока страной руководит элита разрушителей, она никогда не допустит к информационным каналам ничего созидательного. Все эти ивановы и айзенберги, гандельсманы и чупринины — лишь шестерки, марионетки в руках более высших шестерок типа Швыдкого и Сеславинского. Но и те вполне заменяемы, и на место швыдких найдут подобных. Пока высшие силы в государстве нацелены на истребление интеллектуального ресурса страны, всеми Министерствами Правды будут заведовать необходимые люди...
К примеру, скажите: почему на разных телеканалах в разное время, но о литературе ведут передачи исключительно одни приближенные лица "властителей дискурса"? Виктор Ерофеев, Александр Архангельский, Николай Александров, Сергей Минаев, Александр Шаталов и так далее. Почему даже вполне умеренным Юрию Полякову и Сергею Есину никак не пробиться к телеэкрану? А вот Кашпировский с его одурачиванием масс опять при деле. Командуют разными телеканалами разные люди, а "властители дискурса" одни и те же. Никак без сталинской решительности не обойтись. А откуда она возьмется?
Помню, когда-то Владимир Маканин мне сказал по поводу засуетившихся в начале перестройки граниных и рыбаковых: мол, Володя, это всё идут колонной заменители Солженицына, пока еще место самого Солженицына на отечественном пространстве было пустое. Так и в нынешней культуре царят эрзац, блатота, как писал об этом недавно ушедший от нас Всеволод Некрасов.
Говоря о "властителях дискурса", пытающихся определять всё развитие нашей культуры, её "гениев" и её "лидеров", я не выбираю ни национальный фактор (тут всё перемешано), ни стилистику и эстетику того или иного направления. Это не борьба консерваторов с новаторами, почвенников с авангардистами. Все независимые, неподконтрольные в России нынче не в чести. Что лидер андеграунда Всеволод Некрасов, что хранитель древностей Савва Ямщиков — едины в своем неприятии кодлы, заправляющей всей культурой, блатоты и пошляков.
Новая буржуазная элита, респектабельная и всемогущая, что в Америке, что в России, всегда стремится держать под контролем художника, дабы не случилась новая революция, не взбунтовались массы. В новом рыночном искусстве командует тот же инстинкт потребления. Всё остальное — вон.
Энди Уорхол вспоминает: "Я увидел, как Марк Ротко отвёл хозяйку в сторонку и, глядя в нашу сторону, обвинил её в предательстве: — Как ты могла впустить этих? — Я огляделся и понял, что вокруг полным-полно тоскливых и нудных интеллектуалов". Суть одна и та же. Узкий круг прозападной элиты стремится контролировать всё общество...
Но для меня всегда оставалось мистикой, почему всё наше чиновничество и в советские годы, и особенно в сегодняшнее время, так безоговорочно подчиняется этим "властителям дискурса". Большинство чиновников в силу обычных демографических причин вышли родом из деревень и посёлков. Из заводских окраин и военных городков. Почему они дружно отрицают свои же национальные обычаи, свои песни и танцы, своих поэтов и писателей?
ВСЁ ТОТ ЖЕ ИГОРЬ МАНЦОВ пишет: "В России же борьба за, прости господи, символический капитал ведётся слишком бескомпромиссно: доминирующая на данный момент социальная группа стремится унизить противника до крайности, стереть саму память о нём и его бесспорных достижениях. Так было при Советах, так было в перестройку, так и сейчас". Вот поэтому и, к примеру, являюсь я для Глеба Морева "культурно невменяемым человеком". И пишет смело стрекочущий вовсю Дмитрий Быков, не боясь уронить себя в глазах общества: "Что сетовать на то, что Проханов, Белов или Юрий Кузнецов находятся вне современного литературного процесса? Они отсутствуют в нем не потому, что их замалчивают. Они выбракованы не современниками, но самой историей, самой эстетикой, если угодно…" Вот так, идеологи государства объявят "вне литературного процесса" Достоевского или Шолохова. И команда Быковых резво подтвердит, их тут и не стояло. Совсем уж убийственно: "Нет никакой нужды приращивать к русской литературе то, что отрублено никак не демократами и не жидами, а самим ходом литературного процесса…" Отрублены все: Белов и Распутин (чего только с ним Путин на Байкале встречался?), Проханов и Кузнецов, Бородин и Куняев… Самой жизнью, самой историей. А они всё никак этого не поймут, и писать продолжают. И племя молодое подрастает.
Александр Проханов, Василий Белов и Юрий Кузнецов обойдутся, к счастью, и без быковых. Но в нашем государстве сегодня официально перекрыта дорога всем молодым национально мыслящим и независимо пишущим литераторам. Кто из них сопьётся, кто забросит это безнадежное дело, самых упорных уничтожат, как Юрия Петухова, но без молодой национальной русской литературы и культуры не будет ни мощной обороны, ни мощной промышленности, ни самого государства. За что лезть под пули молодому солдату, если нет никаких идей в голове? За деньги?..
Разве случайно государство в трудные минуты обращалось к монументальной пропаганде? И где государи найдут поддержку? Лишь среди творцов русской национальной культуры. С сожалением признает тот же Дмитрий Быков: "Сегодня все мы присутствуем при возвращении в культурное поле (то есть, надо полагать, в то поле, где дают литературные и кинематографические премии. — В.Б.) Проханова, Белова и Бондаренко, Бурляева и Бондарчук... То есть их, конечно, и не запрещал никто. У них есть свой союз писателей, свой кинофестиваль "Золотой витязь", свои здания и издания. Но, видимо, надо начать писать на них рецензии, выдвигать на поощрения, брать интервью, приглашать в телевизор... Потому что в так называемом западническом (или, как иные выражаются, постмодернистском) лагере не осталось никаких ярких талантов. Выродились абсолютно…"
Надо же — им и подпитка со всего мира, и поддержка государственная неприкрытая идет, а они — вырождаются. Дмитрий Быков: "Публика из патриотического стана, как все люди очень сильно в чем-нибудь убежденные, обладает столь необходимой для творчества "энергией заблуждения". Правда, сама эта энергия еще не обеспечивает творчества, но очень способствует его имитации. Люди, у которых есть колоссальная Идея, всегда энергичнее людей, которым приходится обходиться своими силами…"
Предлагаешь им помощь, указываешь на наиболее талантливых мастеров, незамеченных с Запада, ибо солнце-то светит с востока, а они в ответ — о "культурной невменяемости" или же, как Дмитрий Быков о "кондовости": "Конечно, никто не сделал для прохановско-бондаренковского торжества больше, чем отечественные постмодернисты, чем котельный авангард, протухший еще в семидесятые, чем засилье масскульта… Думаю, такие шедевры, как последние работы Виктора Ерофеева, Дм. Пригова или Вл.Тучкова, сделали для легитимизации почвенничества больше, чем любой Бондаренко.
Бондаренко, кстати, активно пытается "наводить мосты". То есть он бывает на антибукеровских обедах, съездил на нацбестселлер (о котором написал совершенно хамскую, по обыкновению, статью) и вообще играет в снисходительного победителя. Сдайтесь, и не убьём. Даже признаем кое-кого из ваших кумиров. Ахмадулину там... Как ни горько, в его книге "Дети тридцать седьмого года" наблюдается всё та же, очень типичная для почвенничества, помесь навоза и елея: поверхностно усвоенные приличные манеры, отставляемый мизинец, пэнснэ — и при всем этом кондовость, которой не спрячешь…"
Продолжает ту же тему шустрый Лев Данилкин: "У Бондаренко дурной вкус — но этот дурной вкус служит ему хорошую службу: он позволяет ему вовлекать в культуру объекты, которые критика с отшлифованным представлением о каноне не замечает, а это любопытные штуковины. Глушкова, Куняев, странный Бродский — автор гениальной любовной лирики. Конечно, о Бродском и Лимонове лучше читать Жолковского — но поскольку Жолковский молчит о Глушковой, Куняеве и Шпаликове, то, получается, в культуре их сохранил вахлак Бондаренко, похожий на героя Быкова в "Служили два товарища". Всё просто и ясно: русская национальная литература — это сплошь "объекты, которые критика с отшлифованным представлением о каноне не замечает, а это любопытные штуковины. Глушкова, Куняев…" И так далее. Нет у меня, по мнению Льва Данилкина, "отшлифованного представления о каноне". Правда, когда Данилкин взялся за Проханова, его либералы дружно обвинили в том же самом дурном вкусе.
Блатота правит бал. Но за этой блатотой напрямую стоит потребительское, сырьевое государство, не заинтересованное в национальной культуре. Приведу еще цитату беспощадного Некрасова: "Словно режим отыгрывался в искусстве-литературе за свои сердечные скрипения, уступки в иных областях. В силу, в сущности, глубоко наплевательского к этим литературе-искусству своего отношения — действительно — не видел режим, что ли, цену евтушенкам—минкиным—рассадиным и всем корытичам, которых сам плодил беспощадно... Чтоб они-то и были тут лит-ра-иск-во: согласно его, режима, намерЕниям…" К этому и добавить нечего.
Но сегодня, чтобы выжить, в подполье ли новом, в оппозиционных кружках, в союзах различных писателей, необходимо вновь вернуться с неизбежностью уже к советскому опыту. Не случайно же Александр Солженицын написал свой рассказ "На изломах". Не случайны были протесты Всеволода Некрасова и Ильи Кормильцева. Я согласен с позицией Игоря Манцова: как ни относись к советскому замыслу, а иного у нас, в противостоянии всей растущей пошлости, — нет.
"Это происходит потому, что Советская власть противопоставляла себя Западу и настаивала: "я — сама!" Постсоветское подражательство как таковое — это и не хорошо, и не плохо. Однако Запад моментально опознаёт подержанный дискурс, вцепляется в глотку, изысканно опускает и тутошнюю историю, и тутошнюю элиту. Элита нервничает, злится, вспоминает о самостоятельности, взыскует достоинства. Но наша единственная "территория самостоятельности", пускай проблемная, — это территория, на которой осуществлялся советский проект…" Я бы добавил: обогащенный православной идеей. Идея христианского социализма — это и есть наше культурное будущее. Иного быть не может. Иное — хуже.
Если я стараюсь разглядеть не только в узком кругу единомышленников, но и в самых неожиданных ярких произведениях представителей самых разных течений и направлений движение народа, поиски национального героя, — это не фантастический вымысел. Никто не знает, из какого сора иной раз растут не только стихи, но и русские национальные таланты. Путь Владимира Маяковского от стихов "Люблю смотреть, как умирают дети…" до державных произведений тому пример. Величие русской литературы — не только в поддержке национальных традиций, но и в дерзновенных открытиях. Я стараюсь сочетать в себе так называемую кондовость русской православной культуры и открытость, всечеловечность по отношению к наиболее ценному в мировой культуре. Думаю, такова была и будет наша стержневая русская словесность.
Поднимайтесь, ребята, на Олимп! Иного вам уже не дано.
Газетный вариант. Публикуется в сокращении