НОМЕР 13 (801) ОТ 25 МАРТА 2009 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Людмила Барабанова
ДОСПЕХИ ЕРМАКА
Всякий, кто хотя бы однажды оказывался в настоящем сибирском застолье, знает, как в какой-то момент все непременно грянут вдруг "Ревела буря, дождь шумел". Не забыть, как я, застенчивый мышонок, пристроившись где-нибудь в уголочке, обмирала в детстве до сладкого ужаса, до мурашек по коже, когда голоса деда Лаврентия и его гостей наливались какой-то мрачной силой, а лица становились совсем другими: отрешенными и словно страдальческими, даже у страшного охальника дяди Гоши. Из всех слов мне понятней всего были "беспечно спали средь дубравы". Я понимала, что Ермака с его дружиной застали врасплох, что именно беспечность стоила казакам жизни.
Слова этой песни, ставшие поистине народной, сочинил известный поэт Кондратий Рылеев, и он придерживался той версии, что изложена Семеном Ремезовым в его летописи: в погибели Ермака роковую роль сыграли беспечность и драгоценные панцири. Еще бы не драгоценные! Ведь, по легенде, царь послал Ермаку за его богатырские подвиги в Сибири серебряный ковш, шубу с царского плеча и эти двухаршинные кольчуги, сработанные "мудростно" в пять колец.
А вот как Ремезовская летопись об этом говорит. В начале августа 1584 года казачья дружина Ермака шла на стругах "встреч" хану Кучуму по Иртышу. Около устья реки Вагая казаки сделали привал на острове и, утомленные походом, отрубились в молодецкий сон. Ни гром, ни молнии, ни ливень не были им помехой. Но враг-то не дремал. Хан Кучум боялся открытого сражения с дружиной Ермака, и вот выпал для него звездный час. Его лазутчики давно усердно отслеживали продвижение врага, и в эту роковую для казаков ночь, когда "в дебрях вихри бушевали", нашелся отчаянный разведчик в татарском стане, который бродом прошел через реку, проник в лагерь русских и возвратился к хану, прихватив три пищали с патронташами. Смысл понятен: караульные дрыхнут, можно брать русских голыми руками. Вот такое вышло побоище: темень, ливень и "тать в нощи". Все казаки полегли, не оказав сопротивления, а Ермак кинулся к стругу (лодке), но не в силах был вскочить в него, одетый в два царских панциря. Словом, оступившись, атаман упал в реку, и двойная броня утянула его на дно.
А примерно через неделю у Епончинских юрт (ниже по течению Иртыша) татарин, ловивший рыбу, петлей из переметной веревки вытащил на берег невиданную добычу — воина в богатых доспехах. И, конечно, сразу смекнул, что тут дело не просто, и кинулся в юрты к своим, чтоб созвать народ. По богатым панцирям все сразу поняли, что это Ермак. Но когда Мурза стал их снимать, то из носа и рта утопленника пошла кровь. Задрожал старый Мурза, поняв, что перед ними человек божий…
Тут мы сделаем передышку, потому что доподлинную картину в татарском стане вырисовывает "скаска" Аблая-тайши, калмыцкого князька, к которому тобольский воевода направил летом 1660 года Ульяна Ремезова (отца нашего летописца) с дорогим подарком — кольчугой Ермака. Это была дипломатическая миссия, продиктованная политическим расчетом. На южных окраинах Сибири обстановка тревожная, взрывоопасная, и московские власти решили уважить настойчивые попытки степного феодала Аблая завладеть чудодейственным сокровищем (а почему чудодейственным — об этом речь впереди). Он уж дважды присылал своих послов к тобольскому воеводе. Довольно испытывать терпение Аблая-тайши. Надо с союзниками жить миролюбиво. Вот почему Ульян Мосеев, сын Ремезов с товарищами и отправился в далекую Барабинскую степь.
В ставке калмыцкого тайши казакам оказали самый радушный прием. Поломав весь официальный ритуал ("чин весь оставил"), Аблай сразу спросил Ульяна, привез ли он панцирь. И когда получил кольчугу в руки, то "вселюбезно облобыза" драгоценный дар и поднял его над головой, хваля царя Алексея Михайловича за щедрость. И сразу спрашивает: "Знаешь ли, Ульян, где ваш Ермак лежит?" И не потерялся мудрый Ульян в этой ситуации: мол, не знаем, не ведаем до сего дня ни как похоронен, ни как погиб. И тут принялся окрыленный подарками Аблай-тайша рассказывать по своим преданиям…
Как, сняв кольчуги, положили татары обнаженное тело Ермака на лабаз (помост) и стали метать в него стрелы, и как каждый раз нетленное тело кровоточило, приводя всех в трепет и ужас, и так длилось шесть недель. И как к месту происшествия (12 верст от Абалака) прибыл сам Кучум со знатной свитой. "И нарекоша его богом, и погребоша по своему закону на Баишевском кладбище под кудрявую сосну". И как совершили пиршество, какие бывают по знаменитым героям. И как после тризны муллы и мурзы под страхом смерти запретили всем татарам поминать имя Ермака и хранить в тайне его могилу.
Так растроганный, благодарный, потерявший от радости голову Аблай-тайша нарушил религиозный запрет и раскрыл Ульяну страшную тайну. А Ульян не будь простаком, да и попросил записать все эти легенды да скрепить их подписью и печатью тайши. Так возникла "скаска" Аблая.
А почему все-таки такая тайна окутала события? По татарским легендам, чудотворение исходило не только от тела Ермака, но и от его одежды, оружия, доспехов. Влиятельные татары еще до погребения тела разделили священные талисманы: кафтан взял царь Сайдяк, пояс с саблей достался Караче. "И пансыри его разделиша на двое". Но, как мы видим, отыскался только один — у тобольского служилого татарина Кайдаула мурзы, которому еще отец Аблая предлагал огромный выкуп: 10 семей ясыря (невольников), 50 верблюдов, 500 коней, 200 быков и коров, 1000 овец. Но тщетно. Видно, не всё продается!
Аблай открыл тобольским послам и свою личную мотивацию. Когда он был мал и болен утробою, дали ему пить с земли, взятой с могилы Ермака — и исцелился. И каждый раз, когда он едет на войну с горстью этой земли, победа обеспечена. А сейчас собирается в трудный поход на казачью орду. Как тут без панциря?
Конечно, между учеными историками ведется спор о достоверности Ремезовской летописи. Например, иные с подозрением оценивают версию гибели Ермака: да едва ли обрядился бы он на отдыхе в свои кольчуги… Но для меня убедительней звучат доводы академика Окладникова. Первый: Семен Ремезов выступает здесь в роли этнографа, записавшего народные легенды и поверья, отсюда и героизация образа Ермака. Довод второй: если зачеркнуть в нашем сознании этот культ нетленного Ермака у сибирских язычников, как бы мы объяснили, что сотни лет русские и татары живут в Сибири бок о бок как добрые соседи. Что касается моего особого интереса, то я догадываюсь, какой огонь любознательности возжег в сердце пытливого отрока Ульян Моисеевич, рассказывая не единожды про свою экспедицию.
1.0x
