КРИЗИС ЭКОНОМИКИ

НОМЕР 3 (791) ОТ 14 ЯНВАРЯ 2009 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
КРИЗИС ЭКОНОМИКИ

Кризис нынешней экономики в том, что её подлинным предметом является не создание материальных благ и услуг в интересах людей, а использование людей вопреки их как материальным, так и духовным интересам.
Экономика — одна из наиболее поляризованных и противоречивых сфер человеческого действия.
Главными полюсами в ней являются, с одной стороны, "обмен веществ" между человеком и окружающей его материальной средой, с другой же — количественно измеряемые процессы отношений между людьми.
Скажем, производство материальных благ, которые потребляются для поддержания физической жизни, принадлежит к первому полюсу, а менеджмент производства, наука, услуги, культура, досуг и пр. — ко второму полюсу.
Во все времена существовала проблема сбалансирования этих полюсов.
Из их противостояния и попытки их корреляции родился "третий угол" — бумажная или воздушная сфера экономической жизни, внутри которой происходит игра между ценностями производства материальных благ и ценностями производства услуг.
Общая тенденция игры экономических элит или элит, игравших в экономику, состояла в относительном понижении стоимости материального сегмента ("обмена веществ") экономики при возрастании стоимости человеческого полюса экономики.
В итоге родилась тесно связанная с воздушно-спекулятивными операциями экономика чистого потребления.
Человек с его общественными, духовными, да и материальными интересами имеет к этой экономике весьма отдаленное отношение.
Экономика чистого потребления в каком-то смысле вообще не заинтересована в потреблении, поскольку основной доход ее воротилы получают не от продаж товаров или услуг, а от получения все новых и новых кредитов под все новые образы возможных продаж.
Они называют это инновационной экономикой. Недавно т.н. "лидер" инновационной молодежи Василий Якеменко высказался в том смысле, что, мол, инновация не в том, чтобы изобрести и воплотить, а в том, чтобы продать то, что изобретают и воплощают другие. Это точное, откровенное и очень наглое признание.
Так как продажа в этой современной экономике связана с созданием мифа товара или услуги, а не с затратами на производство, то и стоимость зависит не от производства или работы, а от приватных договоренностей между разного менеджерами и экономистами.
Одни из них финансисты, другие рекламщики, иные — страховщики… Между ними нет никого, кто представлял бы интересы миллиардов людей, населяющих земной шар и думающих о хлебе насущном.
Кризис этой экономики как раз и заключается в том, что эти люди и их судьбы для нее не цель, а только виртуальная реальность, обосновывающая получение новых кредитов и новых страховок, новых доходов и прибылей.
Существует, правда, надежда, что уже к весне вся эта система лжи и высасывания жизни из человечества начнет рушиться в необратимом и страшном катастрофическом ритме.
ЭКОНОМИКС
Кризис экономикса (экономической науки) в том, что главным предметом изучения она постоянно пытается сделать законы спроса и предложения, в то время как главным в понимании экономики является возможность управления человеческими ресурсами.
Проблема заключается в том, что возможность управления человеческими ресурсами должна быть востребована теми, кто готов эти ресурсы бросить на цели развития общества.
Но люди, выступающие от имени экономической науки сегодня, не верят в социальные цели общества. Они, являясь постмодернистами, отвергают сам принцип "всеобщего блага", полагая, что благо является не уделом всех, но достоянием тех, кто сумеет это благо ухватить.
Сделав получение блага высшей ценностью экономических отношений, экономисты и либерального, и даже левого толка, в принципе утратили способность понимания смысла экономического развития.
Маркс был не прав, говоря, что прежде чем заниматься чем бы то ни было, человек должен есть, одеваться и иметь крышу над головой.
Дело в том, что эти фундаментальные базовые необходимости — суть предварительное условие существования любого общества, даже самого архаичного и неразвитого.
Если есть общество, то человек уже имеет еду и защиту от среды. Другое дело, какой количественный вес в общем балансе усилий занимает выполнение этих условий.
Однако общество не развивается постепенным образом из не-общества через труд и эволюционно развивающуюся самоорганизацию.
Общество дается человеку извне ("культурным героем"), в результате чего становятся возможными и труд, и самоорганизация, и еда с крышей над головой, и все остальное.
Экономика на всех этапах имела политический и метафизический смысл и никогда не существовала как прагматическое средство удовлетворения потребностей (в таком смысле "экономика" обнаруживается лишь на дообщественной стадии у деградировавших племен, полностью зависящих от экологической ниши обитания).
Главный источник экономического кризиса — противоречие между возможностями экономики (в широком смысле) и императивами политики.
Так, для того, чтобы обеспечить выживание человеческого общества, необходима мобилизация всех наличных человеческих ресурсов на самом высоком уровне мегаполисной организации, что в силу ряда геополитических и социальных причин становится невозможным (как то показал Фрэнсис Фукуяма).
Утрата исторической перспективы и переход от формата социального развития (целью которого по Марксу является высвобождение человеческого духа из-под ига нетворческого труда, провоцируемого капиталом) к формату глобальной "матрицы" персонализма, в которой ощущения и переживания в конечном счете объявляются высшей ценностью, есть неизбежный шаг к полной потере истории.
Экономика постистории — уже не экономика, но средство удержания человечества в анабиозе потребления, в то время как узкая прослойка традиционных элит будет наслаждаться в некоем модернизированном Амбере конструированием различных вариантов временного развития.
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ КАПИТАЛ
Кризис человеческого капитала заключается в том, что чем дороже время работника, тем условнее и периферийнее его участие в созидательном процессе.
Что является сущностью мобилизационного процесса, который принято называть "историческим прогрессом"? Это отношение времени людей друг к другу и критерии такого отношения.
Например, в древности жизненное время фараона приравнивалось к жизненному времени всего его народа: он "стоил" столько, сколько все его подданные вместе взятые (50/50).
В последующие времена социальная динамика привела к возможности разного рода нестатусных фигур играть со стоимостью личного времени, и нарушилась определенность такого баланса — монарх/остальные.
Стоимость жизненного времени одного, а затем и окружающих его элит стала понижаться относительно стоимости совокупного времени населения.
Как росла стоимость времени тех самых частных лиц внизу? Она также определялась приведением жизненного времени конкретного обывателя в соответствие с тем или иным числом занятых обеспечением его жизни.
Например, земледелец в Древнем Риме стоил столько, сколько пять его рабов плюс энное количество вольноотпущенников, плюс труд тех, кто собирал его урожай, и тех, кто доставлял его на рынок, и т.д.
На жизнеобеспечение современного представителя среднего класса в мегаполисе работает прямо или косвенно несколько тысяч человек: от далекой Джакарты, где делают для него кроссовки, до Голливуда, где для него делают фильмы, от парикмахеров и сантехников до подчиненных, которыми он командует, и т.п.
Естественно, что каждый в этой толпе "новых рабов" и "новых вольноотпущенников" сам опирается на кучу подобных людей, без деятельности которых он не сможет существовать.
Однако понятно, что за рабочим обувной фабрики в Джакарте стоит гораздо меньше и совсем других по своему собственному весу персонажей, чем за менеджером в Париже.
Статус безработного сегодня также есть форма труда, поскольку в обеспечении существования каждого безработного занята масса людей — в частности, чиновники собесов.
Относительная стоимость жизненного времени в учете человеческого капитала варьируется с колоссальными перепадами. Оптимальной в глобальной экономике (но абсолютно утопичной!) была бы ситуация, когда жизнь каждого из 6 миллиардов населения Земли обеспечивалась всеми остальными 6 миллиардами.
Это была бы абсолютная капитализация человеческого ресурса. Поскольку это невозможно, информационное общество представляет собой паллиатив: каждый, включенный в сеть, обеспечивается числом всех остальных юзеров.
Таким образом, время, проводимое каждым в интерактиве, капитализируется фактически безмерно по числу терминалов, к статусу которых сводится человеческий участник сети.
Однако понятно, что громадное большинство людей необходимым образом остается за пределами информационного общества. В этом случае само их существование разрушительно действует на систему виртуальной капитализации, и встает вопрос о том, как решить проблему этого "человеческого балласта".
ТРУД
Кризис живого труда заключается в том, что его удельный вес в общей стоимости жизненного времени индивидуума стремительно понижается по мере перехода к "прогрессивным" инновационным формам экономики.
Всё, что нас окружает, есть овеществленный или, другими словами, мертвый труд, созданный ушедшими поколениями. Но это не только молотки и дома, но и звезды, море, пляж и т.п.
То есть якобы природа. В этом нет ничего странного, если понять, что мы не можем увидеть волну или камень без призмы культурного цивилизационного отношения к ним.
Мы не смотрим на звезды так, как смотрел римлянин 2 тысячи лет назад. Для нас это энергетические объекты, с которыми можно устанавливать высокотехнологическую связь.
Океан — неограниченные запасы белка, хранилище всей таблицы Менделеева и т.д. (не говоря уже о неограниченной возможности морских путей).
Овеществленный труд включает в себя также и способ восприятия любого явления, которое определяет возможность в принципе это явление использовать (допустим, прибрежная полоса песка на острове для привлечения прибыли от туристов).
Итак, мы видим, что превалирующее в данный момент общественное сознание включает в себя в качестве составной части овеществленный труд, а стало быть, и способ оценивать все, что является производительными ресурсами.
То есть в некотором смысле мертвый труд оценивает сам себя, потому что одним из его измерений является выработанное на данный момент общественное сознание.
Однако для того, чтобы всё это пришло в движение (молоток застучал по гвоздю, серфингисты пришли на песочный пляж и т.п.), необходимо приложить к этому мертвому труду живой труд существующих в данный момент людей.
Поскольку в каждый данный момент существует зазор между индивидуумом и его общественным сознанием, постольку существует идеологический и технологический конфликт между тем, как носители живого труда оценивают собственное время, и тем, как их время оценивает общественное сознание.
Речь идет не только о так называемой достойной плате за работу. Речь идет о самой стоимости человеческой жизни. О том, что человек практически утратил возможность ( а то и способность) предъявлять счет за свой труд, оцениваемый адекватно уникальности и неповторимости человеческой личности, человеческому измерению.
Поскольку в современном обществе труд настолько сливается с жизнью того, кто себя этому труду посвящает, а жизнь человека оценивается (хотя бы и зарплатой) все больше с точки зрения покупательной способности, постольку и реальность труда как бы исчезает.
Неважно, работаете вы или нет. Ваша зарплата (ваша стоимость) больше не зависит от тех усилий (творческих, физических), которые вы прикладываете к предмету труда. Она зависит от внешней оценки ваших возможностей покупать в "Пятерочке" или в "Калинке Стокман". А ваш труд, в перспективе, становится всё более ненужным и абстрактным по отношению к вашей стоимости.
В этом особенность инновационной экономики — вы ей не нужны, поскольку можете заявить права на свою долю прибыли, адекватную вашему труду. То есть отобрать у торговца вашим временем—жизнью—трудом его прибыль. И он заинтересован свести вашу долю к нулю… Интересно, можно ли решить эту проблему без революции?
ДЕНЬГИ
Кризис денег заключается в том, что они как количественная система обладают самостоятельной тенденцией к росту, не связанной с реальным повышением совокупной стоимости производительных сил.
Современный экономический кризис во многом связан с нашими волнениями по поводу т.н. денег. Слишком многие мечты и надежды связаны с деньгами, изменениями их курса и попытками увеличить их массу в своем кармане.
Между тем, деньги являются всего лишь наиболее абстрактной формой количества. Ведь денежная единица обладает переменным количественным содержанием, которое возрастает и уменьшается в зависимости от малопредсказуемых факторов на протяжении короткого времени.
Кроме того, количественное содержание денежной единицы приводится не только в соответствие со стоимостью потребляемых благ, но и в соответствие с другими, параллельно существующими денежными единицами — это т.н. валютные рынки.
Согласитесь, кстати, что рынки эти давно уже не имеют практически никакой связи с реальной жизнью, зависят от интересов узкой группы мировых спекулянтов. Но они привязывают нас к себе, потому что нам кажется, что деньги — это воплощенная форма духа времени. Причем игра на разных формах денежных отношений порождает количественный ресурс, который может быть инвестирован в реальные блага.
Суть денег в том, что они являются формой учета общественной стоимости отчуждаемого жизненного времени. Однако в силу того, что оторванные от привязки к материальному миру денежные системы имеют тенденцию к неограниченному росту обращающихся в них количеств, в итоге совокупная стоимость всех денег начинает превышать общественную стоимость и мертвого и живого труда всего человечества на данный момент.
Иными словами, если мы посчитаем аукционную стоимость каждого дворца, каждой лачуги, каждой лопаты, спутника и т.п., существующих на земле, и если мы посчитаем общественную стоимость жизненного времени всех мобилизованных в глобальную экономику обитателей мирового мегаполиса, то это будет в неких условных единицах "х".
А если мы посчитаем всю денежную массу, включая стоимость ценных бумаг, векселей, акций на акции и т.п., то она во много раз превысит совокупную оценку всех производительных сил.
Выход из этого в том, что колоссальный количественный избыток должен быть перераспределен в пользу небольшой группы лиц. Которая этот денежный избыток будет использовать не для потребления, ибо это приведет к абсолютной девальвации, а для финансирования глобальных политических сверхзадач. Таких, в частности, как изменение общественного сознания, создание информационного общества и, разумеется, война, которая является самым деньгоемким цивилизационным проектом.
А человечеству будет отведена почетная роль топлива этой глобальной печки или роль мышей для этой вселенской лаборатории.
КРЕДИТ
Кризис кредита заключается в том, что "прогресс" требует кредитования потребления вместо кредитования производства.
Понятно, что рост материальной базы экономики — так называемый её "реальной" части — ограничен массой зачастую непреодолимых факторов.
Нельзя сделать из Албании или Румынии Францию, невзирая ни на какие денежные инвестиции, ибо деньги вступят в противоречие с общественным сознанием данных мест (региональными производительными силами), а также со спецификой живого труда в этих странах.
Если представить себе постановку такой невыполнимой задачи по отношению ко всему миру (мир — это условная "Албания", а мы должны сделать из него такую же условную "Францию"), то перед нами встаёт та же самая проблема: мир не может перейти с одной ступени на другую в материальном плане, невзирая ни на какой избыток инвестиционного потенциала, находящегося в руках мировых правителей. Таким образом, потребность в экономическом росте, компенсирующая "арендную плату за Бытие", не может быть удовлетворена в силу объективных условий.
Тогда правители мира применяют встречный ход — они заменяют реальный рост виртуальным ростом. Спекулятивная экономика, создающая избыточную массу денег, — есть один из способов повышения фиктивной капитализации стоимости глобальной цивилизации.
Другим путем, более эффективным, является создание информационного общества, где время каждого через интерактивную сеть замкнуто на время всех, что создает неограниченные возможности играть с его стоимостью, которая становится целиком виртуальной.
Информационное общество есть предельная стадия развития ростовщичества. На этой последней стадии деградации человека и человечества инвестиции идут исключительно от узкой группы инвесторов к не менее узкой группе инноваторов. Остальных же втягивают в этот, заранее проигранный ими, процесс только для того, чтобы "под них" выдавать дополнительные кредиты, которые в перспективе невозможно выплатить. Ведь реального труда и реального производства, которыми можно было бы оплатить завышенные из-за виртуальных оценок стоимости кредиты, не существует.
Человек, не принадлежащий к кругу избранных, втягиваясь в кредитно-ростовщическую гонку, становится её рабом, вынужденным заложить в итоге свою жизнь без малейшего шанса выкупить её назад. Потому что труда — повторим, способного окупить эту жизнь, — больше нет. А есть необходимость и возможность бесконечного (до смерти) перекредитования, в котором оценка залога (жизни) зависит исключительно от безжалостного ростовщика-хозяина вечности, измеряемой виртуальной стоимостью.
ПРОИЗВОДСТВО
Кризис производства, или производительного труда (не смешивать с "живым") заключается в том, что он рентабелен только в зонах надвигающейся гуманитарной катастрофы и в конечном счете в условиях возврата к открытому рабовладению.
Кризис производительного труда также прежде всего и в том, что его стоимостное выражение — доля в глобальной стоимости человеческого времени — неуклонно снижается на фоне роста цен в потребительском секторе.
Таким образом, для того, чтобы быть рентабельным, производительный труд должен сосредотачиваться в человеческих регионах с крайне примитивной инфраструктурой, которая позволяет выживать производителю при такой шкале оценки его времени, которая невозможна в продвинутых частях мирового мегаполиса.
Иными словами, безработный Нью-Йорка тратит на жизнь в порядки больше, чем инженер в Судане или даже в Беларуси.
Однако вытеснение производительного труда на цивилизационную окраину в силу заинтересованности организаторов экономики понижать стоимость времени тех, кто в этом труде занят, приходит в противоречие с принципиальными курсом на повышение мобилизационной включенности человеческих ресурсов в новую экономику.
Таким образом, в пределе "интеллектуальная" экономика предполагает упразднение производительного труда, что по очевидным причинам до конца невозможно. Очевидно, зазор междиу возможным и желаемым будет заполнен возвратом к рабовладению на новом высокотехнологичном витке.
Китай, Индия, Индонезия, возможно, Африка и Бразилия — вот страны-лидеры в сомнительном соревновании за страшное право возврата к массовому рабскому труду.
В то время, как холеные подонки "инновационного человечества" будут рассуждать об инновациях и внедрениях — реальность вещей будет оплачиваться трудом миллионов бессловесных. Поэтому их надо лишить любых мобилизационных социальных технологий, дающих возможность через труд и адекватное представление о роли человека в истории обретать политическое, а, стало быть, и экономическое самосознание. В первую очередь — лишить коммунизма и ислама. Борьба Запада против них беспощадна и безжалостна.
А что же Россия? Она принадлежит к странам, в которых будет создаваться т.н. сырьево-инновационная элита. Для её создания потребуется возрождение т.н. национального сознания, требование этнизации политики, которые в идеале приведут к исчезновению не городского коренного населения, связанного с Почвой и Родинойи замене его на подконтрольных рабов-мигрантов (немусульман, или отрезанных от исламского политического влияния).
Городское же население превратится в самодовольное и лишенное души рыночное стадо, волнующееся по поводу валютных курсов и цен на "отдых".
К остальным оно будет относиться свысока — как к животным и цунарефам, труд которых является рентабельным постольку, поскольку они лишены социальных, политических, да и просто человеческих прав.
И правильно говорили классики: фашизм — орудие в руках эксплуататорских классов!
СОБСТВЕННОСТЬ
Кризис частной собственности в том, что сегодня она лишена политического и социального содержания, и отношение владельца к своей собственности во всё возрастающей степени носит случайный характер (акционирование).
Серьёзнейшим вопросом относительного мирового общества является вопрос о том, кто в нем благополучатель.
Мы видим, что колесо фортуны поднимает вверх случайных выскочек из броуновского движения, люмпенов, которые становятся обладателями миллиардов. Однако в их личной судьбе нет ничего постоянного. Побывав будто бы на вершине, они могут превратиться в заключенных или быть объявленными в международный розыск.
Деньги, вопреки иллюзиям нищих горе-аналитиков, не имеют никакой политической силы. Они обесцениваются или приобретают вес в считанные мгновения ока, по воле незримых макроспекулянтов, действующих через посредников.
Но самое главное, что в современном обществе изменился принцип собственности, способ отношения к производству. Можно быть акционером крупного и прибыльного предприятия, но годами не получать дивидендов по решению совета директоров, которые хотят всю прибыль направить, например, на развитие. Можно обладать собственностью, доставшейся от поколений твоих предков, но потерять её, ввязавших в кредитно-ростовщические игры по совершенно пустяковому поводу. Например, купив платье жене, ты попадаешь в ситуацию колебания валют и начинаешь задалживать по кредитным выплатам. Можно, наконец, не обладать никакой собственностью (и не нести за неё ответственности), но создать себе такой внеисторический статус, что тебя будут буквально упрашивать войти в отношения с собственностью через консультации о её судьбе. Нет, даже просто легитимизацию чужих консультаций твоим благосклонным кивком или улыбкой. А то даже одним фактом присутствия твоего имени.
Почему это происходит, как формируется этот авторитет традиционного клуба, в котором многие просто дают себе труд родиться, внятно показал английский писатель Ивлин Во в романе "Мерзкая плоть".
Но тебе, собственник, платить надо за всё, и всё больше — потому что в кармане у тебя кредитная карта, и машина у тебя "Мерседес" (как у всякого "приличного человека"), а денег всё не хватает…
Новые правила игры лишают совокупного собственника возможности серьёзно отстаивать свои экономические сценарии.
Вместе с тем круги, не имеющие юридических прав на серьёзную собственность, оказываются способными мобилизовать неограниченные ресурсы на свои проекты.
Напомним еще раз, что эти круги — традиционные элиты, входящие в советы директоров практически всех крупнейших ТНК.
Таким образом, в современном мире практически не работает официально провозглашенный принцип частной собственности. И все многочисленные законы об ООО, налогах, наследстве и пр. — являются ширмой, прикрывающей надзаконный статус тех, кто владеет секретом постоянного пребывания наверху.
Речь идет опять-таки о традиционном клубе, который после ряда тяжелых исторических потрясений вывел себя за рамки гласного и открытого общества, управляя собственностью, рынками и человечеством через нагловатых менеджеров-временщиков, ловко спекулирующих отчуждаемыми у людей собственностью и жизнями.
ПОТРЕБЛЕНИЕ
Кризис потребления заключается в том, что само потребление сегодня в гораздо большей степени представляет институт культуры, чем обеспечение жизненных потребностей.
Современный западный человек потребляет во много раз больше, чем позволяет ему марксистски понятая доля в производстве реальных благ.
Во-первых, он живет в кредит, который компенсируется за счет растущей капитализации его жизненного времени, а оно достигается привлечением к обеспечению этого человека всё большего числа других людей.
Иными словами, каждый в мегаполисе помимо своей воли превращается в социального паразита.
Однако человек не может занять больше определенного количества квадратных метров жилья (если не брать в расчет выскочек-миллиардеров) и не может поглотить больше определённого количества калорий.
Одним из направлений повышения расходов по кредитам является избыточная роскошь: катера, автомобили, "активный отдых" и т.п. Но это направление ещё связано с большими затратами на своё производство.
Гораздо более перспективным выглядит потребление мифов, концептов, брендов. Если раньше (в XIX в.) название фирмы ассоциировалось с определенным видом товаров (например, говоря "Зауэр", вы имели в виду качественную охотничью двустволку), то теперь логотип фирмы превращается в оторванный от классификации товара символ стиля.
Корейская ДЭУ производит не только автомобили, но и компьютеры, танки, пистолеты и пр., в перспективе становясь неким символом корейского технического гения. Компании шоу-бизнеса дают свои имена духам и пиджакам, "Крупп" может превратиться в стиль мужской одежды.
Если посмотреть на соотношение расходов заемных денег в жизнеобеспечении современного яппи, то стоимость съеденных им бифштексов составит 1%, фитнес и солярий — 10%, дорогой отдых — 30%, остальные расходы — плата за бренды тех пиджаков, ресторанов и турфирм, с которыми он имеет дело.
Фактически, используя время обывателя, общественное сознание выдает кредиты на оплату самого себя, становясь при этом всё менее и менее содержательным с точки зрения реального смысла.
Так в зеркальном замке заколдованный герой, отражаясь во всё новых и новых зеркалах, думает, что он увеличивается во времени и пространстве, копируется.
Но он остается прежним, единственным — увеличивается количество его ничего не значащих отражений, под каждое из которых он пытается заново кредитоваться.
Но ему надо выдумать, что каждое из миллиона его отражений — реально и имеет собственную потребительскую судьбу, со всеми её страстями и желаниями: ведь кредит, тем более потребительский, даётся именно под возможность реализации во времени страстей и желаний.
И приходит время кредитоваться под собственные изображения, теряя и изобретая возможность не только удержать над ними контроль, но и не позволить им однажды возобладать над тобой. Не в реальной, конечно, жизни (ведь не о реальности же речь), а в той новой потребительcко-виртуальной зеркальной жизни, в которой реальность определяется покупательской способностью. И в которой твои культурные копии внезапно могут начать обладать в большей степени, нежели ты.