УХ, СУХОПЛЯС!

НОМЕР 8 (744) ОТ 20 ФЕВРАЛЯ 2008 г. Введите условия поиска Отправить форму поиска zavtra.ru Web
Елена Антонова
УХ, СУХОПЛЯС!

В современном мире, хотим мы того или нет, происходит процесс нивелирования одной из самых сакральных областей самостояния человека — почвенной культуры, наследие которой, берущее начало от матушкиных колыбельных, облагораживало души, приобщало к родной земле, связывало с предками. Не зря раньше про негодного человека говорили: "наверное, он и колыбельных песен никогда не слыхивал". Теперь же лишь единицы могут, не кривя душой, сказать, что колыбельные их раннего детства были теми первыми благодатными ощущениями радости, тепла и покоя, важность которых нельзя переоценить. Что же касается сегодняшнего состояния всего пласта народного творчества: исторических и обрядовых песен, былин, баллад, легенд, заговоров, заклинаний, причитаний, плачей, частушек, скоморошин, — того, что всегда составляло гордость русской культуры, тут мы и вовсе обделены. Деревни деклассируются и умирают. Преемственность устного творчества нарушена. В лучшем случае, изредка можно услышать в концертах лишь стилизацию под народное пение, которая со временем даже у хороших певцов начинает обретать эстрадный налет. При этом теряется самое главное. Разговорное начало, доверительная манера, негромкое звучание, полная раскованность, музыкальное и речевое интонирование. Не зря народные певцы у нас, как аэды древней Греции времен Гомера, испокон веков величались певцами-сказителями.
Лев Львович Христиансен, создатель Уральского русского народного хора, энтузиаст русской песни, не уставал подчеркивать: "народное пение — это пение для себя, выявление своего чувства". Да и петь певцы должны своим, простонародным, а не артистически поставленным голосом. Христиансен так наставлял свою ученицу: "Научитесь сказывать, а не петь". Исполнять народные песни надо при отсутствии "пустых без подтекста слов и звуков" и всегда "оставаться художником". И еще: "испытывайте удовольствие от пения и радость от того, что доставляете радость публике". Этой ученицей профессора Христиансена в Саратовской консерватории, сохранившей его слова для будущих поколений народных певцов, была Елена Андреевна Сапогова, народная артистка России, удостоенная церковной награды Ангел Трубящий, которая на сегодня является, пожалуй, единственной среди концертирующих артистов собирательницей и певицей-сказительницей всего русского фольклора, от былин до скоморошин.
Недавно мне посчастливилось побывать на концерте Елены Сапоговой в Московском государственном историко-этнографическом театре, который в чем-то явился откровением и для меня. Ее слова о том, что "народные песни надо петь и слушать как великую поэму о жизни русского народа", сказаны не ради краснобайства. Это — ее кредо. И идут они от ее крестьянских корней из села Бряндино Ульяновской области, в котором пело всё и все. "Село звенело песнями. От чистоты и силы звука стекла дребезжали в окнах, лампы под потолком качались…. Все мои братья, а было их трое, играли на гармошке. Сейчас — ни одного гармониста…. До слез обидно, что все ушло, прокатилось…. Хожу и причитаю по-бабьи, прося прощения у родной землицы". Так она пишет после посещения своей малой родины в книжке "Своя земля и в горсти мила".
Но Елена Андреевна не была бы воином русской народной культуры, если бы только констатировала эти грустные факты. Она борется за русскую песню — "родник, бережно сохраненный для нас нашими предками" — всеми доступными ей средствами. Пишет статьи и книги, организует и принимает участие в фестивалях народного искусства, ездит с концертами по городам и деревням Поволжья и Урала, близким ей по мировосприятию и духу, передает свои знания и опыт студенткам Саратовской консерватории, которую сама закончила. Вот и в Москву на концерт решилась приехать, хоть и было ей куда как страшно выступать в этом огромном, чуждом ей городе. Но все обошлось на удивление хорошо. "Я и не думала, что в Москве столько цветов получу", — улыбаясь всем лицом, сказала она в заключение концерта, обращаясь к слушателям, до отказа заполнившим небольшой зал театра. И мне вспомнились слова Христиансена из ее книги "На привольной стороне" (1989): "взяв зрителя, вы потом что угодно сможете с ним сделать". Вот и она, взяла-таки в плен искушенную и в изучении фольклора московскую публику, сумела расположить к себе и своему искусству.
В первом отделении концерта Елена Андреевна спела и сыграла нам литературно-музыкальную композицию собирателя русского фольклора Бориса Викторовича Шергина "Пинежский Пушкин". Композиция возникла непредугаданно. В один из наездов в Пинежье Шергин в благодарность за песни и былины сказительниц поведал им о солнце русской поэзии — Пушкине, о его жизни, любви к Наталье Гончаровой, женитьбе на ней, ссоре и дуэли с Дантесом, о роли в этой истории царя Николая I, и, конечно, прочитал им множество стихов Александра Сергеевича. Через несколько лет Шергин вновь был в тех местах. И каково же было его удивление, когда он услышал свой рассказ в изложении сказительниц, сотворивших собственную легенду о великом нашем поэте, куда вошли и стихи Пушкина, и песни на его слова. Это было так талантливо и по-народному прозорливо, что Шергин не мог не записать ее. Пушкин у сказительниц оказался "разумом быстрой, ростом высокой, красивенькой такой", да при этом "как стрела, как птица ум-от" его. Стихи Пушкина ошеломили сказительниц красотой и лепотой. Но на беду свою полюбил поэт девицу Наталью и сделал своей женой, даже приданного не взяв. А она его не стоила. В голове — все посиделки да танцульки. "От табаку-то (на этих приемах) он весь угорел, только песнями отманивался от бед". А тут с ведома и по наущению царя стал подкатываться к Наталье "приезжий кавалер Дантес". Но Пушкин "не хочет навыкнуть срам-от терпеть". Вот и заварилась дуэль. Выстрелил Дантес прежде сроку, пронзил сердце поэта. "Я устал, дак рад спокою-то", — только и смог вымолвить он. "Не в городе, не в поле, в пусте-месте убил соловья в саду, отшиб звезду у месяца". Из реки от кровушки поэта "не могли семь дён воду пить", а "где в Пушкина стреляли, там теперь пусто место". Заканчивается эта новая старина песней на стихотворение "Буря мглою небо кроет…", а в самую ее середину поместили сказительницы набросок поэта "Два чувства дивно близки нам…" Только диву даешься, до чего глубоко все поняли и прочувствовали полуграмотные пинежские сказительницы! Как сердечны и талантливы они! И все это пробудила Сапогова своим показом "Пинежского Пушкина".
Во втором отделении Елена Андреевна предстала перед нами в самых разных ипостасях певицы-сказительницы. То она изобразила плач-речитатив Ярославны из "Слова о полку Игореве", то исполнила плач-причитание матери об убиенном сыне: "По чужой стороне перепелкою я летала, / Свое дитятко я искала…/ Откликнися, мой сыночек, / На чужой стороне…", то спела вполне современную песню Алексея Решетова "Зеница ока, Родина моя". Затем в лицах сыграла былину вралихи (так кличут сказительниц в народе) Марии Дмитриевны Кривополеновой "Вавила из Скоморохи", редко исполняемый шедевр скоморошины. Потом вместе с дочерью Василисой спела обрядовую свадебную песню и две балладные песни. Потом были две духовные песни, а следом за ними несколько вариантов Колыбельной. Под конец Сапогова спела "Частушки моей мамы" с сухоплясом, пляской под сухую, без гармони, сразу напомнив мне вечерки на родине моих предков, в деревнях Вологодской области. Подтанцовывала Елена Андреевна в красных ботиночках на высоких тонких каблучках. И это вместе с быстрым ритмичным пропевом немудреных слов было так задорно и зажигательно, что оставалось только удивляться азарту и силе духа этой далеко немолодой женщины, которая, приехав утром в Москву, в тот же вечер почти два часа сумела держать в неослабном внимании весь зал.
Творчество таких подвижников русской культуры, как Сапогова, не дает прерваться связи времен. Без этой связи мы — Иваны, не помнящие родства, покидает нас сила, как богатырей, оторванных от родной почвы. Елена Андреевна хорошо понимает это. Вот концовка её книги "Своя земля и в горсти мила": "Насыпала в мешочек родной земли…. Приезжая в новые места, рассыпали её, приговаривая, — "по своей землице хожу". Так и её труждение на ниве культуры — горсть родной землицы, не дающей забыть, кто мы, откуда родом, удесятеряющей силы и хотение с толком послужить Отчизне нашей.