№12 (696) от 21 марта 2007 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Алексей Татаринов
ГЛАМУРНЫЙ АПОКАЛИПСИС
Ясно, что ни Уэльбек, ни Бегбедер, ни их герои не могут назвать себя христианами. "Я не только никогда не исповедовал никакой религии, но даже возможности такой никогда не рассматривал", — признается Даниель из "Возможности острова". Но о Боге — точнее, о его отсутствии, о "неспасении" — здесь рассуждать любят. "Чему уподобить Бога?", — спрашивает себя главный герой "Платформы". Ответ не предполагает специальной теологической подготовки: "Когда я доводил Валерии до оргазма, когда тело ее содрогалось в моих объятиях, меня порой охватывало мгновенное, но пронзительное ощущение, что я поднимаюсь на новый, совершенно иной уровень сознания, где не существует зла. В минуты, когда ее плоть прорывалась к наслаждению, время останавливалось, а я чувствовал себя богом, повелевающим бурями". Увы, но божественное в этом мире длится недолго и познается в интенсивности полового акта. В этом "божественном сексе" герои обнаруживают не только мимолетное счастье, но и причину безысходных страданий, начало ненужной старости, где совокупление живет лишь в воспоминаниях, в рефлексии. Для героя эта рефлексия завершается выбором самоубийства, для человечества — созданием мира, в котором нет места страдающему и любящему человеку.
В романах Уэльбека и Бегбедера угасают межличностные конфликты. Нет вражды человека с человеком, нет "Востока" и "Запада". Ислам здесь больше напоминает не агрессивную религию и пассионарную культуру, а некую персонификацию бессмысленной жестокости мира. Даже любовных треугольников нет, потому что вполне можно жить втроем, можно встречаться и впятером. Групповой секс — этот эротический коммунизм — становится повседневной практикой снятия серьезных конфликтов. Здесь только одно противостояние — с миром, все остальные просто исчезают.
"Почему мне так хочется, чтобы меня любили? Потому что Бога нет. Если бы я в Него верил, его любви мне, может быть, хватило бы. Некоторые атеисты компенсируют отсутствие Бога, становясь донжуанами. Но можно ли божественную любовь заменить женской?", — риторически вопрошает повествователь в "Романтическом герое". Еще один вариант замены — влечение к пустоте. Если "монотеизм" — плохо, то "буддизм" — хорошо. Как Апокалипсис может быть романтизацией воли к гибели, достойной сценической площадкой для собственного угасания, так и буддизм в этом художественном мире способен скрывать, поднимая на философский уровень, сильнейшую страсть к исходу из жизни, исчезновению. Эсхатология Уэльбека использует привычные для европейца христианские понятия, но помещает их в контекст мышления, напоминающего буддизм: не второе пришествие и суд, а сознательный отказ человечества от тех "страстей", которые и есть жизнь. В сознательном, непреклонном движении к гибели есть своя последовательность, своя эстетика. Герой "Элементарных частиц" сомневается, стоит ли ему возвращаться на работу, которая приведет к рождению "гениального" проекта о самоустранении человечества. Восток посылает свою молчаливую помощь: "Мишель бросил взгляд на маленькую кхмерскую статуэтку, стоявшую в центре на каминной полке; выполненная весьма изящно, она изображала проповедующего Будду. Он откашлялся, прочищая горло; потом сказал, что принимает предложение".
В современной культуре интерес к буддизму проявляет себя часто: и в области формы, и в области содержания. Многим интересен идеал угасания страстей, снижения пафоса, лишения времени и пространства социальной конкретности...
Полностью — в газете «День литературы», 2007, №3
1.0x
