ДЕРЕВЕНСКИЙ ОЛИГАРХ

№50 (682) от 13 декабря 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Александр Синцов
ДЕРЕВЕНСКИЙ ОЛИГАРХ

Нынешним летом Владимир Княжев, став врачом общей практики, переехал из Архангельска на новое место работы — в Приозерный район, к истокам реки Онеги. Здесь места, можно сказать, гористые. Озера встречаются еще не так часто, как в Карелии, но уже настойчиво, ритмично. Шоссе от Московского тракта до Печерского (привожу старинные благозвучные названия вместо М8 и М12) идет косогорами. И на одной из гор возле этого шоссе стоит сельцо Рыбозерье. По гребню вековые величавые избы, советские брусчатые сараюшки на две семьи, шатровая церковь Святой Троицы с новенькой пластмассовой кровлей и крестом из нержавейки. А ниже, на скате, над самой дорогой, нависает особняк в купеческом стиле — сводчатые окна, рельефная кладка, балкон с кованым ограждением. Диковинное строение для здешних деревянных, бревенчатых краев. Сначала, во времена тракта, хозяин этого терема держал в нем трактир, постоялый двор и лавку. Потом здесь размещались последовательно школа, склад, общественный туалет, и наконец, по закону замкнутого круга, особняк стал жилищем для доктора общей практики, так раньше называли земского врача.
Владимир Княжев еще несколько лет назад бывал в окрестностях Рыбозерья на охоте и подивился этому особняку. И вот когда получил место в здешние края, то сразу решил, что тут и будет жить, хотя ему предлагали квартирку в поселке лесорубов, у железной дороги — гораздо ближе к цивилизации. Но ему в душу запали развалины этого "замка". Здесь устроил он свою резиденцию. С женой (она у него медсестра) теперь по медицинскому нацпроекту они стали иметь доход около тридцати тысяч в месяц. Ремонт оказался по средствам. Это в Подмосковье на такие деньги не разбежишься. А здесь Княжев , по его же словам, состоятельным человеком себя чувствует.
Владимиру тридцать пять. У них с Еленой двое детей, мальчики-погодки. Две машины — старый УАЗ с новыми алюминиевыми бортами на заклепках. И "шестерка". УАЗом нынче Владимир даже "целину задрал" — участок под картошку вспахал. На УАЗе на вызовы ездит по гиблым проселкам. А "Жигуль" запрягает, когда дорога предстоит асфальтовая.
Владимир — спортивного вида, на врача совсем не похож, по крайней мере в расхожем представлении о людях этой профессии. Коренастый, подвижный. Нос перебит и слегка свернут на сторону — результат аварии на мотоцикле в годы бурной молодости. А Елена — она Елена и есть. Белокурая, голубоглазая, улыбчивая. Сестричка. Докторша.
Они люди свежие для этих мест, может быть, даже чужеродные, если сравнивать Владимира с местными мужиками. Слишком белолиц он и ясноглаз. Блестят у него глаза жизненным азартом, этот свет более всего и отличает заезжего доктора от заезженных аборигенов. А вот Елена — будто коренная в своих резиновых сапогах с рюкзачком за спиной — только что из магазина в километре отсюда, на горе.
Дети режутся в плэйстэйшн. У них в гостях местные мальчики, которым эта игрушка хотя и не в новинку, но в диковинку.
Истекали последние дни лета. Мы с Владимиром сидели на балконе за чаем. Сервирована была широкая доска, просунутая одним концом в ограждение, а другим опиравшаяся на подоконник. Внизу, на шоссе, разгуливали куры. А в конце склона текла по камням бурная речка.
Видно было с нашего балкона километров на десять: увалы лесные, многоярусные, а вдали голубоватая дымка словно далекое море — океан.
Владимир рассказывал:
— Полы на втором этаже полностью пришлось перебирать. А внизу — лишь несколько досок заменили. Там балки из лиственницы оказались. Их топор не берет. Сплошной смоляной монолит. Сначала один ковырялся. Не хотел связываться с мужиками. Знаю эту публику. Сам из мужиков. Только примани — потом не отвяжешься. Будешь им за кореша, на шею сядут. Но когда спину сорвал с домкратами, пришлось идти на поклон. Как и думал, порченый оказался народец. Неделю поработали и скисли. Пить стали. Деньги вперед просить. Договор на честном слове держался, а для них это мало. Им нужен партком, профком, КГБ, статья о тунеядстве, теща со скалкой. В общем, привез я со станции двух таджиков. Мужики опять недовольны. Таджиков стращать стали, подкарауливать, мутузить. Так что даже пришлось мне свое охотничье ружье расчехлять. Сетку-рабицу натянул по периметру. И чтобы за нее ни шагу. Иначе прямой наводкой. Мужики зло на меня затаили. А что делать? Мне надо ведь как-то устраиваться. Трудно понять их психологию. Кажется, я им работу дал, зарплату. Их самих лечу, жен, стариков, детей их. То есть им от меня один прибыток. А вместо ответного чувства — подозрительность, какие-то насмешки, косые взгляды. Ладно бы я был земский врач. Как раньше, до революции. И они бы вынуждены были отстегивать мне из своих доходов на мое содержание. Так ведь меня же финансируют по нацпроекту из Москвы, от нефтедолларов. Не понравилось им, видите ли, что я этот особняк купеческий восстановил и стал в нем жить, глаза им мозолить. Олигархом прозвали. Но ведь у меня же тут, на первом этаже, и кабинет, и две койки под стационар. Аптека. Да я здесь и книгами торгую. А можно и просто так взять попользоваться. Сам люблю почитать и привожу новинки на все вкусы. Санаторий. Культурно-оздоровительный центр. А они меня барином кличут. Откуда это у них? Ведь не скажешь, что социально-политический ген заговорил. Потому что в этих краях барина-то вовсе и не бывало. Просто столетиями жили здесь ходовые, оборотистые мужики, один из которых и построил этот дом на самом красивом месте. Удивительно. Ведь даже в революцию, в самое ожесточенное ее время, врачей, лекарей не гнобили. В городах не уплотняли. В деревнях они были тоже неприкасаемые. Ну, если не брать в расчет холерных бунтов, когда врачей, конечно, убивали даже. Откуда такой холод? Нет, женщины, конечно, уважают. И деньги в моем кармане не считают. А мужики все с прищуром.
Прием веду по полной программе. Сам за водителя "скорой помощи". На прошлой неделе с ущемлением грыжи одного отвез в город. Моментально диагноз и помощь. Только свистни. У Лены тоже дел невпроворот: патронаж, уколы, перевязки. Сначала думал, нам со всем этим в одиночку не управиться. Потом утряслось. Даже время свободное появилось. Мысль пришла — плантацию картошки разработать. Пахал под приусадебный участок. А следующей весной расширю раз в восемь под товарное производство. Пускай перекупщикам, но сдам. Для себя огород не буду заводить. Все продукты у мужиков уже сейчас покупаю. За наличные. И в этом тоже им от моего приезда выгода. Вместо огорода английский газон разобью, специальную травку посажу. И газонокосилку куплю. Моя мечта!
Жена загружена по работе. Пришлось даже кухарку нанять. Помощницу по хозяйству. Плачу ей по здешним меркам неплохо.
Вокруг меня тут вообще закручивается какой-то клубок новой жизни. Вот мост, например. Последний мост здесь был тросовый. Мертвяки в земле сгнили, половодьем сорвало и унесло. Если через реку, то до станции пять километров. А кругом — около ста. Построю мост. С военными договорился — у них пролёты есть десятитонные. Бетон под две опоры остается добыть. Береговое укрепление. Я так прикинул — тысяч в триста можно уложиться. Знакомый бизнесмен обещал помочь — ему товар возить тоже крюк приходится делать. И администрация районная обещала что-то подкинуть. С мостом заречные луга, давно брошенные, освоим. Кормовую рожь посеем. Индюшачью ферму заведем. Людям опять же работа будет. Понемножку надо вытаскивать деревню из грязи...
Такой вот разговор получился у нас летом с доктором Княжевым. Восстанавливал его для печати, а в это время по телевизору показывали похороны отца Андрея, заживо сожженного односельчанами вместе с семейством в таком же глубинном селе на русской земле. Тоже подвижник был. Народу служил. А это дело, оказывается, требует крайней осторожности. Служба эта тоже опасна и трудна. Невольно рука потянулась к телефону — как там мой доктор?
Ответила жена Елена. Доктор на вызове. Дети живы-здоровы. Металлические фермы уже лежат на берегу. А это значит, где-то в декабрьской ночи, в северной лесной глуши светится огонек нашей общей надежды.
Желаю здравствовать доктору Княжеву. Но понимаю недоумение, даже обиду других медиков, коим не посчастливилось попасть в нацпроект и получить высокие оклады.
На днях получил письмо от одного из читателей, тоже доктора. Он трудится в поселке Горняцкий под Кемерово. Пускай и он выскажется.
"Для меня совершенно непонятным осталось, — пишет кемеровчанин Александр Шавкун, — на основании каких логических последовательностей, из каких оценочных критериев исходили, полагая, что заработная плата участковой медицинской сестры должна в 2-2,5 раза превышать таковую врача-специалиста узкого профиля, к категории которых отношусь и я. (7000-8000 р. и 2500-3000 р. соотв.). В 3-3,5 раза меньше фельдшера "скорой помощи", 8000-9000, что совершенно несоизмеримо даже с заработком врача — хирурга высшей категории. И наконец, в 5-6 раз меньше участкового врача-терапевта: 15000-18000 (а большинство из них по-прежнему работает на полутора-двух ставках).
Интересно, что по какой-то не поддающейся определению причине, в когорту "награжденных" подпало и большинство главных врачей, хотя на приеме в поликлинике или тем более на участке их что-то никто не видит. Неисповедимы тайны чиновнические.
Нет, не черная зависть грызла мою душу, когда я сравнивал эти цифры. Испытывал я чувство глубокого унижения, оскорбления, ущербности и комплекса неполноценности в одном наборе. Такое же ощущение, когда кто-то плюнул тебе в душу. Выходит автоматически, и в соответствующее количество раз снизилась моя квалификация, знания, опыт, профессиональное мастерство, ответственность? Да нет, не собиралась на этот счет чрезвычайная квалификационная комиссия, не устраивала экзамена ни одной из заинтересованных сторон. А ведь никто, кроме комиссии, причем официальной, медицинской, на областном уровне не полномочен давать каких-то оценочных категорий профессиональной квалификации специалистов. Даже медицинские чиновники, и тем более чиновники зурабовского пошиба, ни одного разу в жизни не надевавшие на свои плечи белый халат. Принятие такого непродуманного, сырого постановления или указа с подачи совершенно некомпетентного лица говорит не о государственном мышлении кремлевских судьбоносцев, а наоборот, об отсутствии такового.
Вспомним пресловутый Указ 122, ругательным словом вошедший в наш лексикон. Много тогда было наколото дров, но еще больше щепок. Здорово тогда подгорели блины на кремлевском камбузе, главный кок едва удержался на палубе. Провалившаяся тогда с треском скороспелая и нежизнеспособная программа, похоже, не пошла впрок все тому же коку. Точно по такому же сценарию, но уже в медицинском секторе, под личиной одного из четырех эпохальных проектов рождался и новый указ. Вспомните, сколько мирского шума было наведено, да все в подчеркнуто патетическом стиле, с осаннами, помпой, панегириками, дифирамбами и с постоянным президентским рефреном. На протяжении трех-четырех месяцев шумели СМИ о готовящемся указе. Уши прожужжали, глаза измозолили. А ведь видели, и, надо полагать, понимали медицинские чиновники всех рангов порочность зарождающегося плода-гомункулуса. Можно было бы и подсказать наверх, что искусственное прерывание беременности еще возможно. Но нет, промолчали "усачи-гренадеры" — не их это дело вмешиваться в дела государевы. Ненароком можно и место тепленькое потерять. Наше дело стать во фрунт, взять под козырек и дружно в сто горловин сказать: одобрям-с, слушаем-с, исполняем-с! В одну дудочку дудели, в один голос подпевали: я участвую в хору, все орут и я ору. Но если такие "шедевры" государственного мышления исходят даже от самого главного начальника, это совсем не значит, что ему дозволено плевать в души своим верноподданным, пусть даже под соусом изначально добрых намерений. Несоизмеримо возвышая и милуя одну сторону за счет унижения другой — это далеко не лучшая пиаровская технология для повышения своего рейтинга, замечу — бутафорского.
Обратите внимание, как еще во время подготовительной кампании незадачливые репортеры интервью брали только у предназначенных к "награде", но ни одного раза не предоставлялось слово "опущенным". Ясное дело, что при таких условиях ничего кроме восхвалений услышать было невозможно. Тенденциозность, понятная даже ежу. Знали и знают: ответ получат самый нелицеприятный. А надо бы, ой как надо было бы выслушать и другую сторону. Тогда бы и информация насчет рейтинга была объективнее.
Держите же, ребятушки, хвост морковкой, не впадайте в меланхолию, не предавайтесь ипохондрии: в ближайшие четыре месяца нам "остальным" (как хотелось бы провести аналогию с сюжетом из чеховского "Свадебного генерала", где хозяин знакомит его с гостями) также обещают повысить жалованье, только не поперхнитесь, аж на 15 (пятнадцать) процентов! Чего здесь больше, цинизма, ханжества или лицемерия? Скорее всего, того, другого, третьего поровну. Сравните с 300% счастливчиков"...