О ТРУДЕ И НАСИЛИИ

№34 (666) от 23 августа 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
полковник Владимир Квачков:
О ТРУДЕ И НАСИЛИИ
Ответ на вопросы журнала «Новый век»
Процесс по делу русского патриота полковника Владимира Квачкова никак не может сдвинуться с мёртвой точки. Суд никак не может подобрать состав присяжных. За это время через зал суда прошло уже больше сотни человек, но состав присяжных так и не сформирован. Одна из главных проблем в том, что многие кандидаты в присяжные отказываются от участия в суде, считая, что Квачков невиновен и должен быть полностью оправдан.
Квачков бодр духом и уверен в своей победе. В тюремной камере он много работает, отвечает на письма. Отрывки из ответа исполнительному редактору журнала "Новый век" Сергею Романову мы публикуем с любезного разрешения автора.
…Вы спрашиваете, не кажется ли мне, что "упорный, ежедневный труд (мирный и ненасильственный) в отстаивании, пропаганде своих убеждений гораздо более эффективен и полезен, нежели одноразовые акты устрашения политических оппонентов"?
На мой взгляд, важна не только "толстовская" нравственность возможного ответа, но и сам факт постановки его в качестве актуальной нравственной и общественно-политической проблемы в современной России. Нам следует признать очевидное: русское общество в начале ХХI века вынуждено вновь после полуторавекового перерыва вернуться к осмыслению проблемы нравственности и целесообразности применения силы в форме насилия против зла, как внутри страны, так и за рубежом в национальных интересах России. Весь диапазон оценок и размышлений в этой области между толстовским "непротивлением злу насилием" и кропоткинским "есть только одна вещь хуже террора — безропотно сносить над собой насилие".
Где мы сейчас, что нам нужно и что нам можно?
Прежде всего давайте по истечении полутора веков подумаем, может ли всё-таки быть такое конечное состояние человеческого общества, при котором ему вообще не потребуется никакого насилия? Исчезнут убийство, воровство, клевета, бандитизм, наркоторговля, сутенерство, проституция, гомосексуализм и прочая греховная нечисть? Думается, что такого райски блаженного состояния человечества не просматривается даже в далёком будущем. А пока все эти и другие грехи и пороки существуют, будет и должно существовать насилие, как противодействие злу.
Но, может быть, вообще не надо бороться со злом за пределами самого себя, по мере личного нравственного совершенствования каждого оно исчезнет само по себе? Согласиться с этим, значит отвергнуть необходимость нравственного совершенствования практически всех институтов организации человеческого общества, включая государство, церковь, армию, школу, семью. Не будет борьбы со злом — не будет и нравственного развития человека. "Кто не карает зла, тот способствует его совершению", — утверждал Леонардо да Винчи. О внедряемой в сознание нынешнего поколения так называемой толерантности еще У. Теккерей говорил: "Ничто не ободряет так порока, как излишняя снисходительность". Очень ясно эту же мысль сформулировал Э. Берк: "Единственное, что необходимо для торжества зла — чтобы все добрые люди не делали ничего". Поэтому философская позиция Л.Н.Толстого, скажем так, по методу экспертной оценки представляется весьма и весьма уязвимой.
Наверное, лучше и точнее всего по этому вопросу высказался И.А.Ильин: "Лев Толстой был силён не только как художник, но и как глашатай насущных проблем… Он был велик в постановке вопросов применительно к жизни, но не в ответах на них и не в поступках. Он был велик, как художник, как мужественный паломник, но не как философ с системным мировоззрением (т. 6, кн.III, с. 495).
Кроме того, утверждение о недопустимости насилия по отношению к злу, безусловно, выражает не только познавательные, социально-политические и другие умозрительные аспекты философии, но и духовную, религиозно-нравственную сущность такого мировоззрения.
Позиционируя себя, как русского христианского националиста, автор не приемлет философию отказа нравственного человека от своего долга защиты Веры и Отечества. Мои знания и личный религиозный опыт не позволяют компетентно судить о причине того, почему Русская Православная Церковь сейчас молча наблюдает за духовной катастрофой русского народа, происходящей по всей России, позволяя себе лишь изредка высказывать какие-то неудовольствия.
Л.А.Тихомиров писал: "Терпимость — превосходное личное качество. Терпимость — необходимый принцип политики, особенно в стране, где живут люди различных вероисповеданий и народностей. Терпимость — сверх того — национальное свойство, от которого русский человек даже и не способен отделаться. Но… терпимость делается у нас любимым орудием в руках многих, кто добивается наиудобнейших способов действия для подрытия той самой России, к терпимости которой взывает" ("Критика демократии", М., 1997, с.396).
Рассматривая проблему насилия с точки зрения ведущего научного сотрудника Центра военно-стратегических исследований Генерального Штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, то есть с моей пока еще штатной должности, приходится констатировать, что существующий ныне в военной научной сфере общепринятый понятийный аппарат не позволяет должным образом ответить на поставленные вопросы. Поэтому придётся рассмотреть несколько системообразующих понятий и обозначить методологию подхода к понятию проблемы насилия.
Попробую подробнее раскрыть и уяснить ваш вопрос — утверждение об эффективности и полезности ежедневного "мирного и ненасильственного" труда в противовес насильственным актам вооружённого устрашения. О каком состоянии человека, семьи, нации, общества или государства идёт речь, о войне или о мире? Если сам Л.Н.Толстой именно на два основных состояния — войну и мир — разделил жизнь человеческого общества и именно в состоянии войны раскрыл русский мир во всём его многообразии, то, может быть, и нам следует последовать за великим писателем? Тогда станет ясным и очевидным, что мирный труд, ненасильственные формы борьбы возможны только в условиях мира. Да и как по-другому? Разве было возможно мирное и постепенное перевоспитание русскими крестьянами французских фуражиров и мародёров за Отечественную войну 1812 года? Или ненасильственное воздействие русского офицерства и дворянства на французских офицеров и дворян в Москве и других захваченных Наполеоном городах? Нет, всё честное и порядочное в русском обществе ушло в армию, народное ополчение и в партизаны. А кто не смог, подожгли свои дома в Москве и ушли, куда смогли. Тот же путь борьбы и сопротивления врагу избрала наиболее совестливая часть советского общества на оккупированной территории в годы Великой Отечественной войны.
Таким образом, в условиях войны никому, кроме предателей, коллаборационистов и просто трусов не придёт в голову говорить о целесообразности сотрудничества с чужеземными захватчиками и призывать к повседневной общественно-политической работе по совершенствованию и улучшению оккупационного режима, призывать собственный народ к мирным, ненасильственным формам убеждения оккупационной власти в безнравственности физического уничтожения коренного населения страны, уничтожения национальной промышленности, сельского хозяйства, образования, науки, культуры и всего того, что составляет образ жизни нации.
Может быть, автор строк ломится в открытые двери, ведь совершенно очевидно, что в условиях войны отрицание необходимости отпора врагу есть прямое предательство и измена?
Во-первых, эта очевидность признаётся не всеми. В российском законодательстве 1996-го года в Уголовном Кодексе отсутствуют статьи, предусматривающие наказание за добровольную сдачу в плен, дезертирство и самовольное оставление части в боевой обстановке, членовредительство с целью уклонения от воинской службы, сдачу и оставление врагу укреплений, боевой и другой военной техники и имущества, мародёрство и т.д. Что это, как не провоцирование и стимулирование трусости и предательства? Зададимся вопросом, как будет воевать российская армия в подобном боевом, правовом, нравственно-духовном поле? Стоять насмерть, защищая каждую пядь родной земли, или разбежится, побросав боевую технику в условиях анархии и правового бессилия командиров, как это было с русской армией в 1917 году, а с иракской в 2003 году после предательства армейской верхушки?
За свой ответ на этот вопрос каждый русский воин от рядового до Верховного главнокомандующего будет отвечать самостоятельно. Нам же сейчас важно признать, что отказ от защиты Отечества есть измена, и что такой отказ поощряем законодательством нынешней государственной власти.
Во-вторых, и это главное, если очевидность необходимости вооружённого отпора врагу ясна и признана, тогда моментом истины в размышлениях о целесообразности и нравственности насилия, в том числе и вооружённой борьбы, становится вопрос об идентификации войны, то есть определение и распознавание состояния войны, её существенных и отличительных признаков. Если состояние войны наступило, тогда применение силы против врага, в том числе и на оккупированной территории, является необходимым; если же состояния войны нет, тогда степень и содержание возможного насилия (оно есть всегда, пока существует государство) должны адекватно соотноситься с характером угроз внешней и внутренней безопасности человека, семьи, нации, общества и государства.
Итак, что такое война и когда для государства, общества, нации, класса, этнической, религиозной или другой социальной группы наступает состояние войны? Возможно, для многих такой вопрос покажется странным, поскольку в обыденном сознании понятие войны связано с представлениями о бомбёжках, огне артиллерии, стрельбе танков, автоматов и пулемётов, наступательных и оборонительных действиях и всего остального, что имело место на полях сражений воюющих сторон несколько последних столетий. Всё это так, и никто такую войну отрицать не собирается. Но дело в том, что после появления ядерного оружия в Советском Союзе и достижения основными геополитическими противниками (или соперниками) гарантированного взаимного уничтожения, к чему раньше других пришли СССР и США, основное содержание военно-политического противоборства стало постепенно перетекать из потенциального открытого вооружённого столкновения в иные сферы борьбы, прежде всего в общественно-психологическую. Победа здесь позволяет достигнуть тех же целей, что и победа в открытой вооружённой борьбе. Революционный скачок в возможностях небоевых средств достигнут благодаря массированному воздействию телевидения, радио, печати, других информационно-технических средств на общественное сознание, информационно-психологическое состояние человека, семьи, народа, нации противника. Конечно, такие возможности существовали и использовались в (гео) политическом противоборстве и ранее, но прежде вооруженная оккупация чужой страны была необходимым условием массированного распространения на её территории идеологии, противоречащей и уничтожающей прежний образ жизни нации, общества, государства или иного субъекта борьбы.
В современных условиях средства массовой информации позволяют массированно навязывать населению чужие и чуждые для него нравственные ценности, мотивационные основы поведения, для чего необходимо лишь, чтобы сами СМИ не были подконтрольны национальному правительству. Ещё лучше, чтобы и само правительство, и власть в целом перестали бы стоять на страже национальных интересов. Духовная оккупация становится основой политического, экономического, финансового, научно-технического и иного закабаления страны: оккупированное население не должно понимать, что оно уже в оккупации. Ещё лучше, чтобы ему при этом с утра до вечера по всем каналам говорили что-нибудь патриотическое.
Подобные действия обретают эффективность военных операций, когда их массированное насильственное воздействие приводит к изменению образа жизни нации, её духовному, физическому уничтожению или к другим существенным геополитическим изменениям. Отличие новой войны от старой заключается в её растяженности во времени и в отсутствии зримого физического насилия, но по сущности и по результатам она остаётся войной.
Однако современная военная наука в России не имеет не только ясного и адекватного ответа на вопрос о сущности новых типов войн, но в угоду нынешней политической верхушке не находит в себе интеллектуальных сил и воли даже поставить вопрос в необходимой плоскости или хотя бы сформулировать определение современной войны. О партийно-коммунистическом подходе к явлению войны в изложении бывшего ГлавПУра не хочется даже упоминать. Пустая трескотня "учения о войне и армии", изложенная волкогоновыми в советской и в нынешней российской военной энциклопедии, ограничивает понятие, определение и само глубинное понимание войны только её социально-политическими аспектами. Изучением же внутренней природы войны (не вооружённой борьбы, а именно войны!), как это делали Сунь-цзы, Д.В.Давыдов, К.Клаузевиц, Ф.К.Гершельман, Б.Лиддел-Гарт и другие, в советское время фундаментально не занимались.
В России до сих пор нет общей теории войны, на основании которой можно разрабатывать частные теории вооружённой, информационной и других форм борьбы. Этот провал в разработке системообразующей общей теории стал одной из главных причин, почему "зевнули" переход к войнам нового поколения, в том числе "холодной". Ни советская, ни российская политическая, ни военная наука так и не нашли отечественного термина для обозначения этого нового типа войны, и с 1946 года продолжаем пользоваться иностранным заимствованием. Термин не мог появиться, поскольку в отечественной науке не выработано и не дано определение понятию, отражающему эту новую данность.
Мы не признали "холодную войну" против СССР настоящей, действительной войной, и Советский Союз, проиграв её, исчез с политической арены. Если мы не признаем ведущуюся против России вторую "холодную войну" и не будем действовать в условиях войны так, как подобает действовать на войне, мы, русские, и другие коренные народы России, проиграем свою последнюю войну и исчезнем как нация.
Рассуждения об этичности и границах применения насилия возможны и нужны в философском споре в мирное время, но когда враг на твоей земле, не важно, какими средствами уничтожает твою веру, народ и государственность, самое время вспомнить простые и мужественные слова русского солдата Василия Тёркина на войне: "Драться надо? — Так дерись!".
Можно ли отнести партизанские, диверсионные и террористические действия к явлениям войны и вооружённой борьбы? Безусловно. Объём статьи-письма не позволяет достаточно полно раскрыть особенности войны и военных действий с применением специальных форм и способов их подготовки и ведения. Очень кратко и упрощённо их суть можно показать через раскрытие метода ведения войны. О специальных методах, формах и способах военных действий, что является основным направлением научной деятельности автора, в силу секретности темы здесь рассуждать не будем.
Что такое метод ведения войны? Это способ достижения победы. Победа в войне — это новый порядок межгосударственных (в гражданской войне внутриполитических, общественных) и других отношений, изменение роли и места бывших воюющих сторон в геополитическом противоборстве, и вовсе не разгром или уничтожение вооруженных сил противника. Если совсем кратко: цель войны и сущность победы — другой послевоенный мир, мир на условиях победителя. Принципиально победа в войне с точки зрения природы войны, как и любой другой борьбы, может быть достигнута преодолением внешнего противления противника или лишением его внутренней способности к сопротивлению. Образно говоря, борца-рукопашника и его команду можно победить в честной открытой схватке на ковре, положив на лопатки, а можно иначе: подставить им никудышного тренера, подсунуть порочную методику подготовки, плохо кормить, не отапливать их дома, обострить личные и семейные проблемы с жильём, образованием, здоровьем, пригрозить тяжкими последствиями в случае выигрыша. В итоге борец может вообще отказаться от схватки или сдаться во время боя, предварительно поторговавшись. Если способы подрыва морального и физического состояния соперника неприемлемы в честной спортивной борьбе, "то на войне, как на войне": победу над противником пытаются добыть не только, а ныне уже не столько в открытой вооружённой борьбе с применением всех средств поражения на фронте, сколько изнутри — подорвать духовный, экономический, научно-технический, демографический и другие потенциалы противника, т.е. лишить его внутренних источников силы и самой возможности успешно вести борьбу.
Именно такой метод достижения победы был применён против СССР в первой "холодной войне", он же используется и сейчас против России. Применение нашими геополитическими противниками специальных форм и способов борьбы для окончательного закабаления русского и других коренных народов России требует соответствующих специальных форм и способов ответных действий.
Для победы и прихода к власти здоровых национальных сил в России нужны соответствующие асимметричные формы и способы политической борьбы.
Можно ли сравнивать политическую обстановку в России в конце XIX века, когда возник русский политический терроризм народовольцев, с нынешней и прислушаться к мнению Л.Н.Толстого по этой проблеме? И да, и нет.
Известно, что после убийства 1 марта 1881 года народовольцами императора Александра II Лев Толстой обратился к его наследнику Александру III с просьбой о христианском прощении террористов. Он не только не оправдывал участников покушения и их методы борьбы, но и утверждал, что "подобные попытки кончились и не могли не кончиться ничем иным, как только погибелью многих хороших людей и всё большим и большим озверением правительства".
Вот как описал видение Л.Н.Толстым проблемы терроризма И.А.Ильин, когда ему, тогда ещё молодому человеку, было разрешено в 1906 году посетить Ясную Поляну. "Опять говорили о революционном движении, о партии террористов с их вечными покушениями, о правительстве с его вечными контрмерами. И то, и другое отвергалось. Но осуждать считалось "не по-христиански". Вопрос стоял по-другому: кто из этих насильников больший грешник и кто, следовательно, заслуживает большего сострадания — насильники снизу или сверху?.. В беседе принимали участие только приверженцы доктрины Толстого. Все они искали расположения учителя, пытались предвосхитить его ответ и выказывали больше сострадания министрам, поскольку те составляют верхушку государства как системы и являются насильниками по профессии. Толстой говорил последним. Нет, сказал он, хуже — революционеры. Министры исполняют свой политический долг, и у них все права бороться с революцией; в то время как революционеры спонтанно и добровольно хватаются за убийство и террор, а потому больше грешат и заслуживают большего сострадания… Все сидели смущённые и сбитые с толку" (том 6, кн.III, с.489).
Почему Л.Н.Толстой из двух видов насилия посчитал терроризм большим злом, чем насилие государственное? Наверное, потому, что при всём неприятии им царской, государственной власти в России полное отрицание государства, как орудия насилия, очевидно, означало отрицание бытия самой России и русского народа, как нации. Исходя из этого, Толстой, по-видимому, считал возможным и необходимым эволюционное совершенствование государственной власти и народной жизни.
Могла ли Россия пойти по этому исторически длительному пути и пройти его до появления в стране такого политического варианта самодержавия или конституционной монархии, который бы воспринимался русским народом, как истинно справедливый, как путь промысла Божьего? Скорее всего, до самого начала Первой мировой войны возможность эволюционного развития православного самодержавия, о чём писали и на чём настаивали Лев Александрович Тихомиров и другие, ещё сохранялась. Однако российская правящая верхушка, политическая элита оказались не способны осуществить необходимые изменения в политической системе империи. гражданская война в России после революции 1917 года показала, что русский народ отверг путь общественного развития вдогонку за Европой, какой по сути предлагало Белое движение. Что-то не своё увидели русские поколения конца XIX и начала ХХ веков и в царской династии Романовых, к тому времени уже утратившей свою сакральность, и в белогвардейских демократах Февральской революции 1917 года, до омерзения напоминающих нынешних. Потому и выбрал русский народ новую, советскую власть, а вместе с ней и Красную империю СССР…
Жертва, на которую решился русский народ и нашёл в себе силы совершить фантастический революционный рывок в будущее, больше не решился никто в Европе: ни немцы, начавшие было с Советской Баварской республики, ни венгры, ни другие европейские народы. Духа на социалистическое переустройство всего мира, своего государства и общества хватило только у наших русских предков. Национализация банков и всех природных ресурсов, гигантское обобществление собственности в промышленности и в сельском хозяйстве, плановое распределение общественного труда, бесплатное образование и здравоохранение буквально катапультировали русскую нацию и другие рядом с ней живущие народы на несколько столетий вперёд по сравнению с другими народами мира. Символом этого рывка в общечеловеческий космос стал полёт Ю.А.Гагарина.
Вряд ли кто в мире, включая гений Л.Н.Толстого, мог увидеть в террористических актах конца XIX века какую-то часть того пути, который, в конце концов, привёл к образованию СССР. Ведь даже основоположникам коммунистической идеи социалистическое общество и государство представлялось не совсем таким, каким оно стало в советской России.
Вместе с тем, больше "сострадая" террористам за чинимое ими насилие, Л.Н.Толстой распознал и увидел ту границу, за которую нельзя заходить в политической борьбе. Эта граница — возможность народа, общественно-политических сил, сословно-трудовых классов и групп отстаивать и защищать свои интересы, иметь действенные, избирательные и другие политические механизмы ненасильственными способами влиять на выбор направления и путей национального развития. Повторимся и подтвердим, что такая возможность в самодержавной России теоретически существовала до самой смерти Льва Николаевича.
В настоящее время такой возможности у русского народа, по мнению автора, не существует. Сложившаяся сейчас в России политическая система не только и не столько не хочет предоставить общественно-политическим силам эту возможность, она просто не может позволить себе реальную, честную (в смысле по одинаковым для всех правилам) политическую борьбу, ибо в такой борьбе никаких шансов на победу у власти криминального капитализма нет и никогда не будет. Поэтому у национально-патриотических и других нравственно здоровых политических сил нет и никогда не будет возможности прийти к власти в России через выборы и другие ненасильственные формы и способы борьбы.
Выборами проблема возвращения народу государственной власти решена быть не может. Более того, по плану нынешнего российского руководства избирательные кампании 2007-2008 гг. должны пройти на политическом поле, полностью "зачищенном" от принципиальных политических противников. К выборам в качестве оппозиции будут допущены только оппортунистические партии лево-коммунистической ориентации, которые будут считать победой уже и 20% голосов избирателей, и что-нибудь эдакое либеральное, для показа обязательной демократической коллекции на Западе. Остальное же стадо будет построено в колонну согласно количеству рядов в зале Госдумы. Такое и в страшном сне не могло присниться Л.Н.Толстому, а мы в нём живём…
На этом размышления на заданную тему можно закончить, поскольку далее более важной становится не интеллектуальная, а нравственная и волевая составляющие человека, и все последующие слова и дела строго расходятся по двум человеческим качествам: личному мужеству и решительности или трусости и малодушию.
В самом конце своей жизни Лев Толстой завершил своё всемирное духовное сострадание практическим действием, поступком — он встал и ушёл из своего дома и своего мира в реальную, настоящую, живую Россию. Те, кто 17 марта 2005 года ушли на Минское шоссе в засаду на Чубайса из своих домов, оставив жён и детей, наверное, тоже устали просто духовно страдать за униженную Россию и решились на поступок. Что из него получится и прологом чего он является, не знает никто. Бог им судья. И всем нам.
Москва, “Матросская Тишина”
Полностью письмо В.В.Квачкова будет опубликовано в журнале "Новый Век"