БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ЭСТЕТИЗМ ВЛАДИМИРА БОНДАРЕНКО

№19 (651) от 10 мая 2006 г. Web zavtra.ru Выпускается с 1993 года.
Редактор — А. Проханов.
Обновляется по средам.
Александр Байгушев
БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ ЭСТЕТИЗМ ВЛАДИМИРА БОНДАРЕНКО

"Высовываться всегда и в любом обществе опасно, зато интересно", — признается литературный критик Владимир Бондаренко. Насколько интересно, это он теперь чувствует на собственной шкуре — по тем неистовым тумакам и справа и слева, которые на него обрушились за его новую книгу "Живи опасно", М., 2006, прекрасно изданную в программно модернистском, эстетствующем издательстве "ПоРог", и, естественно, посвященную — о, ужас! — запретным модернистам.
В модернистском искусстве обычно попросту нет сюжета, по крайней мере, в его обычном понимании. Следить за захватывающим сюжетом — это уж никак не при общении с перегруженным деталями "Улиссом" Джеймса Джойса или бесконечными, упоительно занудными "Поисками утраченного времени" Марселя Пруста. Наблюдать за развитием типических характеров в типических обстоятельствах Франц Кафка, Бертольт Брехт или тот же Александр Проханов не желают. Да и задач таких перед собой не ставили. У Александра Проханова, как и у Бертольта Берхта, вместо лиц — только ярко знаковые маски. И завлекательность у модернистов совсем психологически не закрученная, а скорее тоже знаковая. Истинный андерграунд не читают, а смакуют по капелькам, как выдержанное годами вино. Но посвященному читателю даруется такое опьянение "потоком сознания", такая искристая игра цветной формой, которые многие сравнивают с наркотическим цветным трансом.
Модернизм — сильно действующее наркотическое средство, и с ним надо уметь обращаться. Ценность книги Бондаренко "Живи опасно" как раз именно в том, что он это прекрасно понимает. Отлично умеет отделить плевелы от злаков — благородных Иосифов Бродских от пакостников Владимиров Сорокиных.
Бондаренко любит сначала выбрасывать тезис, как на стадионе кричалку-баннер, а потом его доказывать. Беря с него пример, и я выброшу сразу свой главный тезис. Я попытаюсь доказать, что спрятанный под ковром камень преткновения, на котором все споткнулись и устроили такой хай вокруг книги "Живи опасно", — не только в самом факте обращения к анализу удач и провалов модернизма (= андеграунда), но еще и в том, что Владимир Бондаренко забрел на чужую территорию. В сепаратное прокаженное королевство, где хитрые портняжки, вроде Натальи Ивановой (Ароновой) и Аллы Латыниной (Бочаровой), внушают конкурентам коллегам-литераторам, что русским к модернизму лучше не приближаться, что это моветон, вроде Александра Проханова.
Ну, что ж! Бросать вызов обществу всегда чревато, и книгой "Живи опасно" Владимир Бондаренко сразу добился своего. Он жутко шокировал как либеральную, так и патриотическую части той нашей интеллигенции, которая еще читает книги. Либералы — те гневно обрушились на Бондаренко, увидев в его книге плохо прикрытое парой либеральных фраз самое откровенное, неистовое русское черносотенство. А патриоты — увидели "жидовствование" (в его богословском смысле) и попросту брезгливо шарахнулись от яркой книги, едва прочитав в ее оглавлении имена "прокаженных" писателей, которым посвящены критические очерки, — почти сплошь (разве что за исключением Александра Проханова) имена для кондового православного сознания действительно отторгаемые, вызывающе "поганые".
И вот вокруг книги "Живи опасно" впрямь устроен невообразимый литературный стриптиз. Днем с фонарем ищут у автора какой-то низменный интерес, ради которого он соблазнился оскандалиться. Рецензенты, еще раз подчеркну, что априори, то есть дружно сговорившись не читать саму книгу, — уже метят маститого литературного критика, как еврея из гетто желтым пятном на спине, жирной рубрикой: "Книга-провал" (см. "Литературную Россию", №11, 2006).
Я не спорю. Премьера любой книги, даже самой лучшей, может быть провальной — всё зависит от просвещенности аудитории. "Образованцы" (как ехидно характеризует Александр Солженицын некоторую часть нашей интеллигенции, поучившуюся чему-нибудь да как-нибудь, в основном на уровне хедера в местечке) новаторов никогда не понимали. Это каверзы нашей замусоренной отечественной сцены. Провальными были премьеры даже Чайковского и Мусоргского, потом признанные мировой классикой. Но вот чтобы объявлять книгу провалом, не читая?! Это уж из области манипулирования общественным мнением, культивируемого спекулятивной критикой, специализирующейся сегодня на "русском фашизме". Тот же Александр Солженицын на днях не в бровь, а в глаз объяснил такой заранее предвзятой критике: "Ксенофобия исторически не была свойством русских, иначе не устояла бы Империя из 120 наций. А словом "фашизм" у нас кидаются безответственно, как удобным бранным словом, чтобы не дать встать русскому самосознанию" (см. "Московские новости", №15, 2006).
Но Бондаренко для наших либералов именно "фашист", потому что он программно русский литературный критик, продолжатель лучших традиций Виссариона Белинского, Аполлона Григорьева, Николая Страхова, Александра Макарова, Вадима Кожинова.
О чем бы он ни писал, куда бы ни обращал свой критический взор, он смотрит на мир глазами русского человека, всемирно отзывчивого имперца и смиренномудрого страстотерпца, вселенского подвижника и духовника. Для него нет запретных тем, невозможны никакие ксенофобские резервации. Он понимает, что несет на своем челе знак второго мессианского народа, призванного переустроить мир из тоталитарного существования по Закону в свободное существование по Благодати. И для него литературная критика — не раздача оценок, а страстная проповедь. Проповедь священной русскости как мировоззрения вселенской Добродетели. Проповедь русского взгляда на мироустройство как Царства Божия на земле. Вот потому супостаты теперь и взбеленились, и стараются отчаянному Владимиру Бондаренко не дать встать, не дать размахнуться критической булавой — не дать в очередной раз громко поговорить о сакральном "русском", да еще агрессивно вторгнувшись на территорию "поганых" — в модернизм, издавна считавшийся святая святых присосавшегося к власти привилегированного гетто ивановых-ароновых. В этом вся суть!
Владимир Бондаренко по самой манере критического высказывания очень напоминает мне молодого Вадима Кожинова. То же стремление — именно, как музыкальную тему — выдвинуть хорошо продуманный яркий тезис, а потом, как композитор-симфонист, провести ее по вариациям, скрупулезно и энергично развивая. И еще — принимая критическую эстафету у Вадима Кожинова, Владимир Бондаренко точно так же предпочитает приоритет критика-мыслителя над критиком-описателем, банальным "образованцем"-пересказывателем текста, копошащимся в частностях и не умеющим убедительный философский силлогизм собрать. У Бондаренко совершенно кожиновское стремление именно к крупному дерзкому критическому замаху.
"Необходимость Бондаренко" сегодня стала афоризмом. И, тем не менее, популярного критика (пожалуй, единственного сейчас у нас действительно действующего литературного критика!), претендующего быть "властителем дум" — "неистовым Виссарионом" (Белинским) нашего времени, завистливые коллеги ничтоже сумняшеся вдруг бросились низводить аж в "псевдокритика", который якобы держит всех за дураков. Да, да, по простоте душевной, Илья Колодяжный так откровенно и "пожалился публично": "Одно из двух: или Бондаренко действительно верит в то, что он пишет, или он держит всех за дураков".
Блистательный эстетизм Бондаренко для "сермяжного" коллеги как кость в горле. Ему бы белой завистью позавидовать, тем более, что восторженное послесловие к сенсационной книге "Живи опасно" принадлежит ярому эстету Льву Аннинскому, которого уж в чем в чем, а в занижении критических оценок и, тем более, в недостатках вкуса, ни один эрудированный профессионал не решится обвинить. Не давал один из наших старейших и самых рафинированных наших литературных авторитетов Лев Аннинский никогда таких поводов.
Больше всего раздражают "образованцев", что по ходу своих критических рассуждений Владимир Бондаренко мало что не лезет за словом в карман, но еще, как опытный олимпиец-фехтовальщик, разит искрометной эрудицией — постоянно пытается вызвать у читателя какие-то литературные ассоциации, провести смелые исторические параллели, то есть всеми силами старается поднять разговор на высоту исторических обобщений из нашего привычного словоблудия вокруг ночного горшка, культивируемого ивановыми-ароновыми.
Я никогда не понимал людей, которые сами себя загоняют за "черту оседлости". Как никогда не понимал тех "наших", которые так страшно боятся своих перехвалить. На Западе давно смотрят на русскую литературу как на недостижимый эталон. Мы же сами себя порой загоняем в предбанник Европы, не понимая, что это как раз мы, как непосредственные продолжатели мистической сакральной культуры Второго Рима — Византии, первичны. А "они" с их приниженной прагматичной ширпотребно-потребительской культурой — вторичны.
Тут есть что-то от подло внушаемой нам, русским, нашими "жидовствущими" (не по крови, а в богословском, повторяю, смысле этого термина) отработанной яковлевской "рабской парадигмы русского народа". Вот и получается, что пока Александр Проханов жив, то не смей ставить его рядом с корифеями. На Западе слависты смело ставят Проханова в один ряд с Джойсом, Прустом, Кафкой, Брехтом, то есть с выдающимися авангардистами. И никого это не шокирует. А вот у нас, в нашей русской берлоге, такие сравнения запрещены. Западным славистам сравнивать Проханова с Брехтом можно, а своему Бондаренко нельзя. А то наши "жидовствующие" ивановы-ароновы за своих корифеев вроде маразматического Владимира Сорокина обидятся. Сами-то наши "жидовствствующие" дотянуться даже до западных корифеев никогда не смогут — вот и другие не моги! Сиди в резервации!
Однако еще тревожнее выглядит строгое предупреждение, как в патриотическом "КГБ" с вызовом на "профилактику", от влиятельного и ответственного за свои слова критика Сергея Казначеева ("Литературная газета", №16, 2006). Казначеев признает две аксиомы: а) "У критика Бондаренко стойкая репутация патриота-государственника, а те высоко чтят принципиальность и неподкупность". б) "Владимир Бондаренко плодотворно работает в последние годы". Но Казначеев, тем не менее, вдруг тоже начинает внушать Бондаренко, что тот якобы переступил грань и "может потерять репутацию патриота-государственника".
Ах, это "потерять репутацию"?! В советское время потерять репутацию (и сделаться "не выездным") легко было, поехав за границу и соблазнившись заглянуть в подвальчик на стриптиз. Похоже, что Владимир Бондаренко тоже где-то не удержался? Только вот заглянул-то он на стриптиз, увы, в нынешний наш отечественный книжный магазин.
Так что? Впредь Владимиру Бондаренко в реальный, продающий нашему широкому читателю книги, магазин не заглядывать? От всего западного, "непатриотичного", просто сторониться, как не от своих деревенских щей с кашей? Что нам — самих себя добровольно загнать в резервацию от засилья "чужого"? Я считаю этот вопрос глубоко принципиальным. А для оценки нынешнего состояния наших литературных дел решающим, кардинальным. И я абсолютно убежден, что Владимир Бондаренко совершенно правильно сделал, что агрессивно залез на чужую территорию. Чужое тоже надо знать и уметь вывернуть его подноготную. Если толком не знаешь чужого, если у тебя нет никаких представлений о мировой классической литературе и высоком модернизме Запада, то ты никогда не сможешь истинно оценить свое русское — мистически великое, для потребительского Запада недостижимое. Никогда не поймешь, почему на Западе "русский роман" — это специальный филологический термин — нечто вроде самой высшей оценки в шкале литературных ценностей! Почему Лев Толстой и Федор Достоевский считаются художественными и духовными вершинами всей мировой литературы — ее недосягаемыми для всех других литератур, кроме великой русской, гималайскими пиками.
Господи, как трудно даются прозрения!
Я уверен, если бы тогда у нас в "русских клубах" были на столе нынешние прохановские романы "Политолог" или "Надпись", была бы такая мужественная критическая монография, как "Живи опасно", то мы бы не упустили русской победы в 80-х. Но наша беда была в том, что в той современной литературе 60-х мы начинали практически с нуля. У нас у всех был кляп во рту. Мы уже и какие-то посты занимали — те же Валерий Ганичев, Юрий Прокушев, Феликс Кузнецов, Сергей Семанов да и я. Но о такой газете, как прохановское "Завтра", как бондаренковский "День литературы", тогда могли только мечтать. Попробовали православные Леонид Бородин и Владимир Осипов чуть-чуть рот приоткрыть, сквозь зубы молитву прошептать — так их Андропов сразу за колючую проволоку.
Я здесь вспоминаю то наше растерянное прошлое столь подробно почему? А потому, что в сравнении познается истина. Да за такую книгу, как "Живи опасно", КГБ Андропова тогда бы сразу отправил Владимира Бондаренко на нары рядышком к Владимиру Осипову и Леониду Бородину. Сама программная русскость этой книги, сама ее православность потянула бы на срок в ГУЛАГе минимум лет в пять. Сегодня нам сравнивать легче. Больше материала — запасники открыты, спецхраны уничтожены. Но открывшимися сокровищами культуры надо уметь пользоваться. Ценность книги Владимира Бондаренко "Живи опасно" именно в том, что на примере каждого из четырнадцати портретов, в нем собранных, критик-мыслитель показывает, как поэт может себя, пользуясь всеми сокровищами культуры найти, а как может и сам себя погубить. Эта книга, может быть, потому так трудно понимается некоторыми нашими коллегами, что за ее прямыми текстом много подтекста подсознательного, мистического. Авангард ведь невозможен без мистики искусства. А истинная мистика никогда не ночевала на Западе. Истинная мистика всегда была во Втором Риме Византии, и через сокровенную тайную доктрину православного исихазма (сокровенного безмолвия) была Провидением передана в Москву — Третий Рим, второму избранному народу — русскому народу, русской культуре.