| | | | |
ДУША НЕИЗЪЯСНИМАЯ
"По деревне по Гореловской,
По избушкам и дворам,
Чтя обычай добрый дедовский,
Собирала я на храм…".
Евг.Гуцева
У МНОГИХ РУССКИХ СЛУЧАЕТСЯ в жизни такая минута, когда Господь вплотную приступает к душе и берет её в полон. И с этой дарованной радостью человек живет до скончания дней.
Евгения Гуцева пришла в поэзию через Христа. Она не скитница, не келейщица и не уставщица, обыкновенная земная русская женщина, никогда не ждавшая славы мирской, но пониклая духом, искавшая вокруг укрепы себе, и растерянный взгляд не находил её; и вот отправилась богомольницей -поклонницей по православным обителям и вдруг открылся в ней поэтический дар, и стихи как бы сами полились из сердца, стихи-псалмы, стихи-молитвы, стихи-покаяния. Вот тебе, казалось бы, успокоение сердцу, полнота жизни, о коей обычно мечтается на склоне лет, когда наконец-то духу нет смущения, нет нужды ему сметываться на мирское и тленное. И все же Бог остоялся, как бы в засторонке, Бог-надёжа, которого можно было вспоминать при нужде, когда становилось совсем печально; но то был Бог при двери, ещё не завовевавший души, не выстроивший там храма…
Однажды в Оптиной пустыне приобрела Евгения иконы Спасителя и Троицы, вернулась в деревню Горелово, поставила в иконостас. Помолится, как приведется, да с тем чувством и уйдет в домашние дела. А следующим летом Спаситель вдруг замироточил, заплакал крупными слезами. И такое случилось потрясение души, такой страх обуял, что всю встряхнуло, и глаза сразу открылись, и то, чему верила внешними очами, отыскивая крепости по монастырям, вдруг разом вошло и в душу, и в ум, как истина: "Есть Бог-то, это Он создал и небо, и землю, и нас всех". И с той поры задумалась, отчего Христос заплакал в её доме, и так решила, что за её грехи Господь требует искупления дарами. "Мало кланяться, и просить, — дай, всё мне дай, -а ты людям послужи. Как говаривали святые отцы: "Богу не надобны ваши стояния в церкви, ваши молитвы и поститвы, если вы не делаете добра ближнему"…
И вот загорелась мыслью создать в городе Климовске этнографический музей, чтобы горожане вспомнили древнюю родову свою и родимую землю, от которой так спешно сбежали и потерялись в каменных вавилонах. Пошла Евгения по деревням и в одно лето собрала своим старанием старинную утварь и предметы крестьянского обихода: упряжь конью и скотинью обрядню, ткацкие кросна, точило, ступы, маслобойку, снаряжение рязанского "плотняка"-отходника, самовары и кухонные горшки, подойники, лохани и бадейки, туесье и корзины, бабьи веретена и прялицы, ухорошки и платье, — всего восемьдесят предметов и многое уже самой показалось в диковинку, почти утраченным в памяти; деревенские вспоминали вдруг и отыскивали в кладовых и амбарах, по чердакам и банькам, на полицах по забытым избяным углам домашнее обзаведение, что вроде бы и хранилось без нужды, но и выбросить жалко. А тут, под чужим желанием, вдруг обрело духовную ценость… Потом наняла грузовик, привезла вещи в Климовск, а там обнаружилось столько препон, столько потребовалось капиталу, чтобы отремонтировать музейный угол, столько открылось всяческой нуды и нервотрепки из-за чиновничьих "закорюк", безжалостно встающих на пути всякого деятельного человека, что Евгения растерялась, руки опустились, и поняла она, что канцелярскую стену не одолеть, — и подарила всю коллекцию городу. И вот снова год минул в благих трудах, и Бог, вроде бы, мирволил её трудам, помогал всячески в заботах, да и деревенские шли навстречу, откликались сердцем…
А весной образ Спасителя плакать перестал, истекли слезы.
"И я поняла это по-своему: значит не то делала, не туда путь торила. А домишко наш был на плохом фундаменте, мы с мужем подкопили денежек, чтобы поднять избу. И тут как будто кто-то свыше подсказал: надо не фундамент выправлять, а церковь ставить. А мне всегда мечталось жить возле храма, я даже хотела наш домик продать и где-то купить пусть и крохотную избушку, но только чтобы возле церкви… И тут загорелось во мне: строить надо. Никогда не думала, а тут нетерпением сердце занялось, как пожаром. А дело-то затеялось в мае… Жалко было и дня потерять. С девяностолетней бабушкой Любой нашли место возле пруда, отмерили земли, вбили колышки, на бумаге нарисовала я часовню, как привиделась она мне, подговорила мужиков, и те все мои денежки, что были скоплены на поправку избы, быстро закопали в фундамент, да так криво нагородили, хоть плачь…Сижу, руки сложила: вот Бог-то направил, а денег нет. Тут приехал в Горелово отец Владимир, я ему поплакалась, а он успокаивает: "Ты, Евгения Николаевна, шибко не думай о деньгах, Бог тебе поможет…". Ну поверила я батюшке, воспряла, стала ходить по людям, просить на храм; иные встретили мой зачин с недоверием, а иные с радостными слезами. Бедные подавали, для них и сотенка большие деньги. Бабушка Люба, великая постница и молельщица, дала восемь тысяч, почти все, что скопила на похороны. Теперь надо лес добывать, да мужиков нанимать. Столько бумажной волокиты открылось, всякой несрядицы, и сердце мое поначалу стало роптать, людей осуждать, дескать я с таким добрым делом к ним, а они нос на сторону. Очень обидно показалось, что бескорыстно никто ничего не сделал. Я так ждала, чтобы кто-то из плотников сказал: "Николаевна, я две недели для души, для Бога поработаю". А они такие деньги заломили. Только скоро я поняла, что нельзя никого осуждать, это Бог меня проверяет, с добрым ли сердцем взялась я за храм, иль это игра лишь, вспышка ума… Само строительство произвело на людей потрясающее впечатление, особенно на детей. Дети искренни, у них душа голубиная. Стали на стройку прибегать, помощь предлагать. И такие глаза ясные… Однажды подъехала на велосипеде девочка лет десяти, неухоженная такая, и смотрит на меня вопрошающе. "Ты чья?" — спрашиваю. "Я из Воропино приехала к вам помогать часовню строить. Я православная. Вы мне сразу понравились". — " Почему же?" -"Потому что у вас крестик на шее". — "А что ты умеешь делать?" — "Я умею кирпичи класть". И вот стала постоянно приезжать на стройку…
И как предсказывал батюшка, с деньгами всё устроилось. Мужу на работе, узнав о моем послушании, товарищи помогли. Ведь задумывала поначалу часовенку у пруда поставить, а бабушка Люба мне приговаривала: "Это у нас храм-часовня… Может, к нам старенького батюшку приставят. Это ж какое счастье будет". Аппетит приходит во время еды. Глаза боятся, а руки делают. Пришлось стройку раздвигать, к осени и оградой железной окружили, поставили отдельный домик для православной библиотеки. А душа-то просит красоты. Вот и резные царские врата заказала, и резной крест, и три луковки над храмом, крышу железную, да наличники тоже резные…Одно благодарное дело другое за собою тянет, людей сплачивает.
Мое послушание сопровождается радостью и благодатью, подобного чувства я не знавала прежде. Я служу людям, а значит Богу. Нечаянная радость посетила меня. Поняла я, что вера без любви мертва. Бог — то любовь, это деяние. Человек делом преображается.
…Те, кто духом посмиренее
Оброняли мне "сквозь слез",
-Дай, Господь, тебе терпения,
Помоги тебе Христос!"
Владимир Личутин
1.0x
