| | | | |
№20(547)
12-05-2004
ОГНИ ОКРАИНЫ
Пишут. Звонят. Требуют, чтобы я полюбил людей власти, ну хотя бы самой справедливой. Тех, кого любят они — мои дорогие читатели колонки и глубокоуважаемые почитатели одного из самых именитых наших вождей. Называть не буду, чтобы опять ненароком не оскорбить чувства верующих.
ОН, говорят, так много сделал для народа!
Но ведь ОН — опять же если без фамилий, это — от вахтера и до царя. Начальник самый маленький и самый большой. ОН — миллионы самых справедливых на земле начальников. Маленький вахтер командует: стоять! Пропуск! У него дубинка электрошока в руке. У Большого вахтера — полиция и войско. Ему за то почтение. Нижайший поклон за справедливость. А вовремя спину не переломишь, не вознесешь хвалы на века, ОН тебя научит себя любить. Скорехонько кожаные куртки вокруг заскрипят. А и поделом. Народ-то ведь сам по себе глуп, — пишут мне. Ему строгость нужна. И национальная идея — это непременно. И никак не верят мои дорогие читатели, что у каждого деревенского мужика, к примеру, своя идея, и он, мужик, может сам себя прокормить. А уж про трех генералов, то есть в нашем случае вахтеров, — это вообще, говорят, сказка.
"Я, например, не могу построить навес, так как цены на материалы не по карману, хотя ведь живу в рыночных условиях уже десть лет. А ваш Иван Дмитриевич (речь идет об одном из персонажей "Огней окраины") в разруху смог своими силами дом буквой "П" построить. Не верю”. — Пишет мне Г.А. Быкова из Адлера.
И еще не верит милейшая Г.А., что вообще мужик, и Иван Дмитриевич, в частности, со всем своим семейством мог быть счастлив до 1917 года. А пускай даже и в дневнике своем о том собственноручно расписался — подделка, подтасовка, инсинуация.
Хотя, конечно, разговор о счастье по природе своей не политический, но с глубоким вздохом сожаления скажу вам, добрейшая Г.А., что несмотря на справедливость самой справедливой власти, я видел массу несчастных мужицких семей еще в пятидесятых— шестидесятых годах прошлого века. Колхозная семья из семи человек садилась за обед перед миской с похлебкой из перьевого лука, соли и воды с хлебом. Соседи наши были по деревне. Прошу, поверьте на слово. Дневника они не вели. Из пятерых детей моего возраста трое — все парни — умерли молодыми. Одного убили на Ленинградском вокзале, когда он после дембеля из стройбата при деньгах возвращался. Другой сгорел от водки. Приехал на тракторе, сел в гараже за стол — и двадцати семи лет помер. Третий неженатым скончался от ущемления грыжи, заработанной ребенком на трудфронте в войну. А власть при этом, без сомнения, была самая справедливая и народная. Может быть, даже для кого-то и любимая.
Но сердцу-то ведь не прикажешь, уважаемая Г.А.! Вот это семейство луковое я до сих пор люблю. А власть, хоть даже и с самим ИМ во главе, как-то рядом даже не встает.
О власти, по-моему, замечательно высказались шахтеры (чуть не допустил опечатку — вахтеры) в своих забастовках девяностых годов: "Все начальники — сволочи!"
Браво, мужики!
А вот повторное письмо из Ярославля, тоже касающееся одних из "Огней окраины", от семьи Кудрявцевых, уже дышит духом примирения. На этот раз у Александра Александровича тон покладистый. " Конечно, в письмах читателей приятно журналисту найти похвалу, — пишет он. — Но я думаю, восторг, лесть серьезному человеку должны быть противны".
Лесть-то она приятна, Александр Александрович. Но вот самому льстить, суесловить, да еще в лицо власти, пусть хоть на вершину ее вознесен ОН — самый, самый — вот это противно.
Но тут уж мы на Путине душу отводим. Уж Путину-то мы правду — матку в глаза по полной программе!
В одной из последних колонок угораздило еще меня затронуть тему вечных русских междоусобиц на примере 1993 года. И пожалел я погибших баррикадников по-мещански, по-обывательски, по-человечески. Мне казалось, лучше бы им пожить еще. И Бог с ним, с восстанием. Чтобы не нам чарку в их память поднимать, а чтобы они сами и подняли ее, и выпили. А хоть бы и не одну. А хоть бы и бомжарой каким-нибудь потом он грелся на сегодняшнем майском солнышке — все бы для него, казалось мне, лучше было, чем в сырой могиле. Но С.С. Алексеева с московской улицы Новгородской в своем письме не соглашается со мной. Вот что пишет эта мужественная женщина: " У меня три сына, но все они, к сожалению, пошли по пути А.Лыскова. ( То есть живут себе, небо коптят. — А.Л). Воспитывать борцами за советскую власть мне их было некогда: работа, длительные командировки. Поэтому я завидую отцу— герою колонки "Огни окраины", отправившего сына на баррикады у "Белого дома", пускай мальчик там и погиб. Он прекрасен, как горьковский Данко".
Склоняю голову перед силой духа этой моей корреспондентки. Героическое сердце матери в любом случае облагораживает души ее детей. Скажется это когда-нибудь в каком-нибудь их поступке, мысли. И не обязательно им для этого гибнуть в междоусобице, глубокоуважаемая С.С. Кто-то ведь должен достойно тянуть и лямку жизни.
Почему-то мне вообще больше нравится жизнь, чем смерть.
Иногда даже с презрением к себе, с полным сознанием своей низости я думаю: "Лучше жить на коленях, чем умереть стоя". Бичую себя за малодушие, морально уничтожаю. Уже от стыда готов сквозь землю провалиться, но тут замечаю, что на поверхности-то земли так много живых и у всех колени по разным причинам если и не полусогнуты, то с заметным надломом.
Думаю, может быть, и я не самая последняя сволочь. А попевка вроде "Пить будем, гулять будем, а война придет — воевать будем" — не посильнее ли всяких идеологических заклинаний. И что-то еще смутное вспоминается насчет скрытой теплоты патриотизма...
Александр Лысков
1.0x
