Культуродство

Кризис, который переживает Россия, всеобъемлющ. Особенно ярко, зримо, наглядно он явлен в области духа, в сфере культуры. Тихие стоны безропотно вымирающего населения, шелест и скрежет рухнувшей инфраструктуры отечественной промышленности и зловещий треск отламывающихся территорий оказываются не так явственны, как шумное, победное, яростное камлание лжепророков, черствых и пустых засохших тыкв "демократии", нынешних "духовных учителей" нации.
Распад культуры произошел не в одночасье, однако именно сегодня мы имеем возможность с ужасом и изумлением наблюдать высшие его проявления.
Культура для социума, нации и отдельного человека — это инструмент познания реальности; мост, перекинутый через тьму непознанного в наше "завтра"; золотой компас, указывающий путь и направление развития… Культура рождается на границе нашей привычной, обыденной жизни и неизвестного. На кромке огненного края вселенной и небытия сражается культура-воительница, приручает хаос, обозначает неназванное, выявляет незримое…
Культура — не просто сухой остаток жизни, не определенная, конкретная сумма знаний, навыков и представлений, но нечто живое, переживающее рождение и становление. Рождение и бытие ее связано с движением и напряжением. Культура возникает из точки откровения, она есть результат чуда и творческого озарения. Любую культуру невозможно усвоить, не ощутив восторга создавшего ее открытия, не почувствовав тоску и муку прорастания породившего ее зерна. Молодая нарождающаяся культура, как и эпоха, пробиваясь из гнили, слизи и окаменелостей своей предшественницы, обладает неизменным обаянием, создавая язык, стиль, систему образов, становится священным неисчерпаемым ресурсом человечества... Вспыхнув в своем первозданном качестве, она меркнет, охладевает, тускнеет. Смысл ее истончается, душа иссыхает, форма затвердевает. И вот уж мы имеем дело с грудой мертвой материи, с тоннами застывшего жира, по поверхности которого скользят кольчатые паразиты, создавая иллюзию жизни и движения. Когда культура умирает, ее место занимает кич — ее посмертная маска. Тогда вместо солнца светит прожектор, трагедия заменяется пародией, мировое пространство сжимается до размеров теннисного корта. Начинается увлекательные, но бесплодные постмодернистские игры. За их затейливым кружевом явно просматриваются конец, мрак, та самая пустота, с которой придется сразиться рыцарям новой культуры.
Молодая, живая культура возвышает, облагораживает, умащает, но иногда и ранит. Это опасная и взрывная эссенция, мерцающая во мраке. Дающая надежду жаждущим и отчаявшимся, пугающая сытых и успокоенных. Культура есть требование невозможного. Это бунт против пошлости и мертвечины. Это музыка истории и зеркало цивилизации. Как сказал Сартр, в культуре человек видит свое лицо.
Культура России путинской поры — есть культура кича. В музыке, балете, живописи, литературе, архитектуре, как, впрочем, и в политике, правит его величество кич. Кич — это диктатура посредственных гениев и гениальных посредственностей. Кич — квинтэссенция пошлости и фальшивых чувств.
Кич, будучи тотально преобладающим стилем нынешней эпохи, не щадит никого и ничего, он приобретает самые разнообразные и самые экзотические формы и оттенки. Заполоняет собой роскошные особняки и убогие деревенские хаты, из правительственных приемных распространяется вплоть до подвалов авангардистов. Захватывает умы как знаменитых академиков, так и безвестных школяров. Классика, фольклор, религия становятся его жертвой.
Такие фигуры, как певец Басков, балерина Волочкова, галерист Гельман, писатель Акунин, дирижеры Спиваков и Гергиев, художник Никас Сафронов — немыслимы вне эпохи преобладания кича. О фольклоре и эстраде говорить уже не приходится. Несколько престарелых жаб, уже много лет сидящих на груди русской песенной культуры, сегодня дали многочисленное потомство и заполонили пошлостью все оставшиеся ниши бытия драгоценной народной музыки.
В среде власть предержащих и представителей нового класса особенно в моде так называемый "имперский стиль". Нагромождение золотых пилястр, вычурных орнаментов стало фирменным знаком парадных приемных и дорогих гостиных. Результат реставрации Большого Кремлевского дворца, убранство виллы предпринимателя Брынцалова не оставляют никаких сомнений в том, что мы имеем дело с чистейшим, сверкающем во всем своем блеске кичем.
Самым любопытным и показательным примером официозного кича является новый российский гимн, искусственно вобравший в себя элементы советской и императорской эпох. Этот чистейший образец эклектики и безвкусицы во многом определил стиль и смысл путинского правления.
Самыми яркими делегатами современной псевдокультуры, без всякого сомнения, являются Церетели и Кобзон. Тип художника и бизнесмена, совмещенный в одном лице, стал определяющим и главенствующим в нынешней творческой среде.
Коммерциализация искусства, индустриальный поточный метод создания культурного продукта, совмещенный с рекламой, плюс ложная респектабельность его творцов — вот характерные признаки кичевой культуры.
В литературе, кино, и, конечно, на телевидении преобладают фальшивые чувства, лакированная, поддельная жизнь, суррогат культуры и форма, начисто лишенная внутреннего наполнения.
Не случайно нынешний министр культуры России напоминает больше бродячего коммивояжера, настырно пытающегося "впарить" публике свой лежалый товар.
Кич-культура, кич-министр, кич-президент… Все пропитано духом подделки.
Полным ходом идет разжижение смыслов. Рудименты русскости, советскости, имперскости усваиваются всеядной кич-культурой, на глазах превращаются в гниль и мерзость. Даже культура протеста фатально и неизбежно приобретает имитационные формы, скатывается в кич. Порождает бурю в стакане, революцию в тарелке, штурм в постели…
Набоков в своем эссе о Гоголе исследовал феномен пошлости, выделил это явление в виде особой духовной категории. Действительно, вглядываясь в культуру путинской поры, начинаешь осознавать пошлость как некую мощную силу, способную размножаться и расширяться, окутывать собой культурные школы и государственные институты, связывать своей приторной массой весь существующий порядок вещей. Экс-гебист Путин, любитель поговорить о сортирах и обрезании, повязал нас всех не страхом и не ГУЛАГом, но тотальной, всепроникающей пошлостью.
"Мысли господствующих классов являются в каждую эпоху господствующими мыслями". Так говорил Маркс. Что собой представляют наши "господствующие классы" и каковы их мысли, мы хорошо знаем по знакомым и вполне обрыдлым персонажам. Итак, кто же заказывает музыку? Может, мастер словесных "загогулин", пенсионер федерального значения Борис Ельцин или действующий губернатор, поклонник таланта Моники Левински Дмитрий Аяцков, а может быть, страстный обличитель русского пьянства, "трезвенник", бизнесмен и функционер СПС Альфред Кох или интеллектуал Рома Абрамович? Или, может, наш президент, посоветовавшись с другом-таксистом, определяет духовный вектор развития страны?
"… ежечасно, и днем и ночью трудовой народ почти всего земного шара подвергается в той или иной мере воздействию буржуазной пропаганды, буржуазной идеологии. Наемные идеологи империалистов создали специальную псевдокультуру, рассчитанную на оглупление масс, на притупление их общественного сознания". Это уже из Леонида Брежнева.
Когда-то подобные формулировки вызывали улыбку. Фраза казалась мертворожденной, заученной формулой советского Агитпропа. Сегодня, столкнувшись с "прекрасным новым миром", мы наконец узнали о том, от чего нас уберегала Советская власть. Недавно видные деятели советской пропаганды обменивались своими впечатлениями о наступившей эпохе. Итог подвел Генрих Боровик, мрачно заметивший: все, что "мы" тогда говорили о Советском Союзе в положительном ключе, было полуправдой, однако то, что говорили отрицательного про Запад, оказалось горькой правдой…
Сегодня объемные труды советских ученых-культурологов, бичующие буржуазную масскультуру, читаются как откровение. Таким образом, "тоталитарный" СССР был вполне реальным заслоном от пошлости века сего.
Сегодняшняя культура — это тот самый "опиум для народа", о котором говорил когда-то Ленин. Это цветы на колючей проволоке, средство угнетения и подавления, описанное Руссо в своем Первом трактате. Это корм для жителей Дурацкого острова, про который рассказано в книге Носова "Незнайка на Луне". Поразительно, упомянутый министр нашей культуры в каком-то смысле не имеет лица. О, если бы это был зловещий интеллектуал, злодей и растлитель с душой Чикатило! Но нет. Это полная посредственность, как бы сказали раньше — мелкобуржуазная натура… Неужели культурой руководит брыластый мелкий шулер, раскладывающий свои мещанские пасьянсы в обществе стареющих критикесс? Кладезь банальностей, неиссякаемый источник пошлостей…
Лозунг времен "перестройки": откройте железные створы, дайте народу напиться чистой, как родниковая вода, культуры, освобожденной от гнета и цензуры большевиков! И вот дождались, вдоволь напились помоев, в которых и по сей день тонет страна.
И как будто так и должно быть… Один из современных мыслителей и бизнесменов Александр Долгин на семинаре в Институте Философии призвал к введению имущественного ценза на культуру. То есть для "элиты" — все высокое, утонченное, качественное, а простой народ пусть, мол, потребляет дешевые объедки западного масскульта. Так в России была публично провозглашена концепция "культуры для бедных". Путин, по всей видимости, разделяет подобную точку зрения.
Вероятно, мы по-прежнему остаемся самой читающей страной мира. Другое дело, что и для чего мы читаем. Газеты с названием "СПИД — изюминка" или бульварную "Жизнь" мы читаем, вероятно, для того, чтобы не думать о жизни. Возможно, выдавливание на периферию культуры высоких проявлений мировой культуры — с ее высокими идеалами и пафосом нестяжательства — есть сознательная стратегия новых "хозяев жизни", политический заказ власти. В подавляющем большинстве творцы высокой русской, европейской и американской культуры восставали против волчьего закона буржуазного общества.
Впрочем, похоже, у сегодняшней власти нет вообще никакой культурной стратегии, культурной политики, все пущено на самотек, слиплось в невнятное месиво. Один безумный авангардист, помещенный в психушку, в отчаянье воскликнул: "Власть именуется не Парламент, не Жак Ширак, не Саддам Хусейн, не ЦРУ, власть — это Клаудиа Шиффер, это Николас Кейдж, Кортни Лав, Кальвин Кляйн и миллионы их неофитов и безымянных подражателей". Наши властители, похоже, это отчетливо осознают и не лезут в эту тонкую сферу. При таких условиях в медийном пространстве не может появиться ни подлинный авангард, ни отголосок национальной традиции. Если что-то и прорывается сквозь железное сито электронных СМИ, то оказывается оскопленным, дезинфицированным, лишенным своего содержания.
А тут еще декадент от КГБ Путин, долгое время проживший в Германии, усвоивший некий стандартный, филистерский набор ценностей. Обаяние верховной власти таинственным образом влияет на стиль и метод любого художника… Ленин и Сталин все-таки разбирались в искусстве, и при всем своем демонстративном демократизме не ссылались в дискуссиях по вопросам культуры на мнение безымянных матросов и таксистов.
Культура и власть взаимосвязаны, взаимозависимы. Культура есть и инструмент власти, она решает задачи власти. Иерархия культуры, даже будучи в оппозиции к власти, выстаивается благодаря власти. Сегодняшняя власть, будучи безвольной и фиктивной, держит в рабском, безвольном состоянии и культуру.
И через культуру воспринимается сама власть. Гуманитарный фон, создаваемый властью, иногда важнее, принципиальнее говорит о системе, чем конкретная экономическая политика и набор дипломатических инициатив. Если в фарватере власти развиваются Маяковский и Эйзенштейн — это одна картина, если самыми главными в стране светилами являются Жванецкий и Цекало, то это во многом характеризует власть.
Художник живет в мире, наэлектризованном войной, политикой, социальными и психологическими противоречиями. Его произведения — вне зависимости от цели творчества — есть ответ на гигантский вызов времени. Каждый этот ответ дает по-разному.
Вопрос, как тот или иной ответ, устраивает нынешнюю власть.
Но, быть может, власть вообще глуха к голосу культуры и занята своими частными делами. И ей глубоко наплевать на жизнь общества во всех его проявлениях.