СЕСТРЫ РУССКОГО ДЕСАНТА

Author: Евгений Храмцов
СЕСТРЫ РУССКОГО ДЕСАНТА
10(327)
Date: 6-03-2000
Война, как известно нам из школьной программы русского языка, — имя существительное, склоняемое как в единственном, так и во множественном числе, а главное — женского рода.
Существительное (и пока, к сожалению, еще существующее) — это точно. Насчет склонений — и в числах, и просто "по матушке" — ох, тоже спору нет. А вот что касается женского рода.... Не могут, не должны, по большому счету, стыковаться в одном роде два этих взаимоисключающих понятия — Война и Женщина. Первое — сиречь грязь, кровь, смерть, второе — красота, доброта, любовь (здесь, слава Богу, все сошлось воедино).
Они не дали, не позволили мне забыть себя. Точно так же, как не дают, не позволяют забывать лучшую — и отнюдь не слабую половину человечества своим "братишкам" по 247-му Ставропольскому казачьему десантно-штурмовому полку, одной из лучших частей Восточного фронта федеральных войск в Чечне, части, что ныне, взяв Шали и Ведено, все выше уходит в горы, на Главный Кавказский хребет.
"ОТСТАВИТЬ РАЗГОВОРЫ, ВПЕРЕД И ВВЕРХ — А ТАМ..."
Дождавшись спешивания с брони и развертывания полка на новом месте дислокации, мы с коллегой-фотокором направились к полевой кухне. Туда, где уже вовсю колдовали над котлами (война войной, а обед — по распорядку) старший повар Олеся Леонтьева и две ее ближайшие помощницы — Галина Волконидова и Ира Мозговенко.
— Накормите, девчата?
— А то! — отозвалась самая бойкая из поваров, их непосредственная начальница. — Становитесь в общую очередь, товарищи полковники. На войне для вас, как в бане, преимуществ нет.
Ладно, проглотили.
Пока скорые на руку помощницы Олеси наполняли "картечью с тушенкой" взводные и ротные термоса, попытался завести главповора на разговор-интервью.
— Давно на войне?
— На какой? Если вы имеет в виду нынешнюю — второй месяц. А до нее — была еще "первая" Чечня, а также работа в составе российского контингента миротворцев в Югославии. За последние шесть лет — с той поры, как подписала контракт — это моя третья "горячая" командировка.
— Замужем?
— Ой, не бейте по живому! — Олеся, взмахнув рукой, похоже, уже сейчас была готова влепить мне звонкую пощечину (на всякий случай отступил на шаг. Видно, зря). — Нет, пока холостячка. Но — живу надеждой, что найдется смелый, добрый, а главное — порядочный человек...
— За ним, в желании обрести его, и идете на войну — в горы, под пули? — осмелел я. — Не страшно?
— Мне уже поздно чего-либо бояться, кроме собственного одиночества "в тылах", — ответствовала Олеся. — И потому, выслушав очередной боевой приказ командира (я же солдат), включив "под ночь" магнитофон с песнями Высоцкого из "Вертикали", целиком и полностью принимаю на себя слова Владимира Семеновича: "Отставить разговоры, вперед и вверх — а там..." Да, говорю себе, "это наши горы, они помогут нам". Помогут во всем — и в победоносном завершении войны, и в лично-семейных надеждах-устремлениях — каждому из ее участников. Нам, и только нам — отечественной "штурмовой десантуре".
Акурат ко времени завершения экспресс-интервью подошла наша очередь к "раздаточному" котлу. Наскоро извинившись перед главповором, я поспешил к "тушеночной шрапнели".
ЕЗЖАЙ-КА ТЫ, ЖЕНА, НА ПЕРЕДОК!
Пока мы, подчищая до донышка котелки, нахваливали (и, право, было за что) плоды кулинарного искусства Олеси, Гали и Ирины, выяснили, что две оставшиеся наши "кормилицы-невесты" отнюдь не холостячки. У каждой в Ставрополе, "на базе", мужья, дети...
— И как же ваши благоверные отпустили вас на войну? — едва не поперхнувшись остатками обеда и полученной информацией, спросили мы.
— Да вот так и отпустили, — усмехнулись повара. — Любят, а значит, доверяют во всем. Знают, что в верности своих жен сомневаться им не придется.
— А что касается "боевой" опасности, — перехватила очередной мой вопрос Ирина, — у меня, к примеру, муж — из бывших военных. Уверен на своем опыте: коль случится "нестандартная ситуация" — с прорывом противника в наши тылы, — мужики в погонах (а "штурмовые десантники" в особенности) костьми лягут, но не сдадут нас на смерть и поругание. Потому и сказал при расставании: ежели получила приказ отправиться на войну, езжай без страха и сожаления. Испытаешь себя "на пристрелке", близ окопов. А заодно — вместе, на пару — попробуем лишний раз проверить расставанием, расстояниями крепость своих отношений супружеских. Не "замылились" ли, не приглушились временем?
— Ну и как, не приглушились? — вставил меж делом фотокор.
— Наоборот, только окрепли! — махнула рукой Ира Мозговенко. — Жду не дождусь крайнего дня своей командировки, только бы скорее обнять-расцеловать своих детей и супруга. Соскучилась — сил нет.
— У меня ситуация похожая, — включилась в разговор Галина, Галина Алексеевна Волконидова. — Существенных разногласий с мужем по поводу моей поездки в Чечню не возникло. Но дело здесь не только в моей "контрактной военности", обязанности в любой момент отправиться вместе с полком "куда Родина пошлет". И даже не столько в желании испытать и укрепить наши с супругом взаимоотношения, сколько — в реальной возможности поправить, упрочить наш изрядно пошатнувшийся в последнее время семейный бюджет. После того как муж попал под сокращение в своей организации (а сегодня найти хорошо оплачиваемую работу в Ставрополе, да и в других городах России, — проблема), основа доходов нашей семь и состоит из моего заработка. Отчего бы не увеличить его на порядок, пусть и за счет "горячей" командировки?
— Но ведь здесь опасно! Стреляют...
— Гораздо опаснее, когда не стреляют, — усмехнулись, переглянувшись, Галя с Ирой. — Значит, жди какого-нибудь "сюрприза" со стороны боевиков. А к нашему орудийно-автоматному огню привыкаешь быстро: два-три дня — и засыпаешь под ночную канонаду, точно под музыку Вивальди.
Каждые сутки пребывания в боевых порядках Галины, Иры и их подруг-солдаток благодарное государство оценивает в восемьсот рублей с лишним. Примерно столько же, вернее на сотню больше, зарабатывают офицеры 247-го ДШП. Однако ни один из них (это не упрек) не попытался улучшить свое семейное благосостояние, прихватив на передок — поварами, писарями или связистами — своих благоверных.
Очевидно, они (и офицеры-десантники, и их супруги) в полной мере представляют себе, что женщине на войне, под огнем — не место. Ни за какие деньги, ни под каким предлогом.
И В ДОЖДЬ, И В ГРЯЗЬ ДОЛЖНА РАБОТАТЬ СВЯЗЬ
С сержантом-радиотелефонисткой Ольгой Дедейко мы встретились близ полкового узла связи. Только что отладив бесперебойные прием-передачу сообщений меж КП части и КНП подразделений, Ольга Анатольевна, передоверив аппаратуру своей сменщице, Свете Скребец, покинула кунг. Вышла и первым делом проверила надежность крепления радиоантенн, другой связисткой снасти. Хозяйка!
"Оля в десанте уже семнадцать лет, — вспомнились слова девчат с полковой кухни. — Начиная еще с Кутаиси, когда наш полк, будучи тогда полнокровной десантно-штурмовой бригадой, базировался там. Спец, каких поискать! А еще — просто смелая, решительная во всех отношениях женщина. Знаете, как мы ее называем подчас меж собой? Матушкой полка!"
Матушка, как выяснилось, оказалась бабушкой. В Ставрополе у нее внучка подрастает. Ждет не дождется, когда ее бабуля, охолонив "этих взбалмошных чеченцев" и их приспешников, вернется — непременно победительницей — к родному очагу.
— Какие проблемы возникают у вас на войне? — спрашиваю у Дедейко.
— Проблемы? — Матушка полка, похоже, не особо была расположена общаться на "острые" темы. Бросив коротко: "Ну случается, провода рвутся под огнем, — тут же перевела разговор в беспроблемно-благое русло. — Нет у нашей сестры здесь сложностей ни бытовых, ни морально-психологических. Живем своим монастырем, то бишь палаткой. Питание, баня — все отлажено по высшему классу, спасибо зам по тылу полка полковнику Эльбрусу Григоряну. Культурная программа — книги, теле-, радиотрансляции, магнитофон, песни под гитару, полковой "политаппарат" в лице майора Ганюкова дело свое знает и любит. Дров нарубить для печки-"буржуйки", воды натаскать, яму за палаткой выкопать и сортир, простите, поставить — на все находятся умелые мужские руки. Вообще, запишите, товарищи корреспонденты, что столь трепетно-благородного отношения к женщинам, как здесь, на войне, мы никогда прежде не встречали.
— Ольга Анатольевна, и все-таки, давайте откровенно, — вставил я, — передовая, несколько незамужних либо надолго оторванных от семей женщин в окружении десятков, сотен, тысяч здоровых, крепких парней и молодых мужчин... Как тут без связи... связей...
— Ах, вы об этом! — рассмеялась собеседница. — Признаться, не по адресу обратились. Я ведь не мать-настоятельница монастыря, да и какой в полку монастырь? Икон над своим "спальником" в углу палатки не держу, со свечками по кунгам, боевым машинам и окрестным кустам не бегаю. Одно скажу со всей определенностью: если женщина ценит себя, не разбрызгивается на дешевку сиюминутного потворства "самцовым" желаниям — она всегда, в любой ситуации — в том числе и смертельно-боевой — останется Женщиной. Только так, с большой буквы. А иначе — это сами знаете, кто...
Смерив корреспондентов напоследок смешливым взглядом, Ольга Анатольевна поднялась в кунг. Спустя минуту перед нами вдыхала воздух шалинских предместий Света Скребец.
— Ребята, ну чего вы, вправду, прицепились к Оле? — в голосе сержанта-радиотелеграфистки звучала обида. — Не могли выбрать чуток помоложе? Поговорите и со мной.
Светлана Гавриловна оказалась предельно интересным на общение человеком.
Она — вдова российского военнослужащего. Муж ее, погибший в 1992 году в Тбилиси "при невыясненных обстоятельствах" (попросту говоря, был убит на улице экстремистски настроенными подонками), "сделал" своей смертью супруге и дочери квартиру-малогабаритку в Ставрополе. Света переехала, обосновалась на новом месте, дернулась по местным организациям-предприятиям с желанием обрести нормальную, неплохо оплачиваемую работу. Не получилось, везде — отказ: Вы — военная связистка, а нам нужны квалифицированные гражданские спецы". В конце концов, выяснив, что в Ставрополь перебазируется из "ее" Закавказья 21-я ДШБ (в Кутаиси и она, и бывший муж ее бывали неоднократно по делам службы), тут же пришла к комдиву с рапортом-заявлением: "Примите на контракт!"
С тех пор Света (14 "календарей" армейского стажа, из низ 5 лет в ВДВ) — сержант десантно-штурмового братства. Знает, "что почем" в войсках. За плечами — неоднократные прыжки с парашютом, высокоразрядные нормы ведения огня из "Макарова", "Калашникова" и других видов стрелкового оружия, а главное — "обыденная" полутора-двухмесячная полевая и горно-стрелковая профподготовка, кою Светлана Гавриловна, как и ее нынешние подруги-"товарки", прошла в полной мере в преддверии нынешней "второй Чечни". На "первую", в 1994-1996 годах, их, "девчонок-связисток", не взяли. Напрасно! По мнению Светланы, и она, и Оля, Ольга Анатольевна, и подавляющее большинство их подруг смогли бы и тогда сработать на "ять", как и подобает бойцам крылато-штурмовой пехоты.
Что ж, я в этом тоже уверен. Беседуя в дальнейшем с прямыми и непосредственными начальниками наших "радиосержанток", интересуясь качеством их профессиональной деятельности как в мирной, так и в боевой обстановке, не услышал ни одного ревниво-негативного отзыва.
Связь работает. Бесперебойно. Претензий нет.
МОЛОДО — НЕ ЗЕЛЕНО
Ладно, я во многом понимаю женщин зрелого возраста, простите великодушно, милые! У одних до сих пор личная жизнь не устроена, у других — проблемы материального свойства, у третьих — и то, и другое, помноженное на третье, четвертое и пятое...
Но вот никак не могу взять в толк, почему бросила себя в боевые порядки двадцати (с небольшим) лет младший сержант Света Куля? Все при ней — красота, молодость, фигура, стать... И деньги есть, не бедствует. Да за такой девчонкой, лишь улыбнись и свисни, не только в Ставрополе, но и в Москве (да что в Москве — по всей России) пойдут ребята "хоть на край света, хоть за край".
Ан нет, решила — как отрезала: поеду в Чечню! И поехала. Оставив горевать-куковать в Ставрополе и свою родню, и "сугубо штатских" и "при погонах" кавалеров-воздыхателей. Тоже мне, романтесса боевых дорог!
— Света, и для чего вам все это надо? — отловив близ штаба полка очаровательную делопроизводительницу, спрашиваю я. — Передовая, пушки, окопы... куда спокойнее и надежнее перебирать сейчас бумажки в тылах, имея за собой "крутого" мужа на "мерсе", с квартирой, обстановкой и оборудованием по евростандарту. Или что, не находились?
— Было дело, и не раз, — Света, должно быть, не впервой отбивала похожие вопросы-атаки заезжих корреспондентов. Да только считала и считаю, что позиция "дайте мне поскорее замуж" — удел слабых девчат. Те же, кто посильнее востребованностью среди мужчин, — никогда не воспользуются "первой возможностью". Испытают себя и окружающих в экстремальной ситуации, лишний раз проявив-обозначив своей женское "я". Надеюсь, что к завершению нынешней войны в Чечне сумею быть достойной и выбрать себе достойного супруга, с которым создадим достойную во всех отношениях семью!
Кто сказал, что "молодо-зелено"? Общаясь с младшим сержантом Светланой Владимировной Кулей, я в итоге отнюдь не воспринимал ее зеленой девочкой-кустом в цветении роз — алых, белых и сиреневых в крапинку, но видел девушку-цветок багряно-пепельного (краски войны) колора в "зеленке" предгорной Чечни.
Да, Света Куля романтик. Но романтик особого, "десантно-штурмового" рода. Она не витает в облаках, ясно сознавая, что, как сказал поэт: "Война — отнюдь не фейерверк, а просто трудная работа, когда — мокра от крови — вверх ползет под пулями пехота". Она увидела, насколько это удалось штабному писарю, не только парадную сторону, но и изнанку вооруженного противостояния. Она знает — и по бумагам-донесениям "из первых рук", из окопов, и лично переживая то, что переживают все, находящиеся в полукилометре от "стреляюще-взрывной периферии", помогая паковать "грузы 200" и оказывая первую помощь "трехсотым" (раненым. — Прим. ред.) — реверс "монеты" чеченской кампании. Знает и аверс — прекрасные человеческие качества, коими характеризуются наши военные, российские мужчины и женщины, на войне. Отвага, доблесть, честь, благородство, готовность пожертвовать собой ради жизни друга — первоосновы проявления этих качеств.
Именно в желании обрести и закрепить их в себе, дополняя природой данную красоту, Света и отправилась в Чечню.
"ФЛОРЕНС НАЙТИНГЕЙЛ" 247-ГО ПОЛКА
Капитан меджслужбы Елена Банщикова — легенда в среде бойцов и командиров российского "восточного фронта" на Северном Кавказе. Слышал, что будь она "в иное время и в ином месте" театра военных действий, наверняка бы удостоилась знака и звания "Флоренс Найтингейл" — высшей степени европейского и мирового признания, заявленной англичанами для поощрения "особо отличившихся на войне медицинских работников".
Елена Станиславовна не знает (или не хочет знать) такой награды. Из англичан предпочитает Шекспира, из нашенских — Алексиевич, Друнину, Галича и Высоцкого. Очень скромно, если не сказать — более чем, оценивает свои профессионально-боевые качества и заслуги.
— Ой, да что вы, — смущается товарищ капитан, — я же ужасная трусиха! Когда начинается стрельба — постоянно вбираю голову в плечи. А коль вижу кровь и смерть — все в груди обрывается, работаю исключительно "на автомате".
У этой "трусихи", добровольно вызвавшейся поехать в Чечню, — тридцать пять прыжков с парашютом, многочисленные рейды в "зеленку" Аргуна — туда, где ее 247-й понес самые жестокие потери. А еще — полторы сотни огненных километров, от Гудермеса к Шали и далее, в предгорья Главного Кавказского хребта, десятки спасенных человеческих жизней.
В одном из боев она, командир медвзвода, ставшая на время практикующим военно-полевым хирургом, эвакуировала с передка солдата, получившего разрыв сосудистого пучка бедренной артерии. По всем медицинским канонам, такое ранение, называемое еще "короной смерти", в 99 случаях из 100 приводит к летальному исходу. Оставалось надеяться только на чудо...
И Лена сделала это чудо! Не имея возможности наложить жгут поверх раны, медбригада Банщиковой попеременно пережимала парню пальцами перебитую артерию, проводя попутно комплекс неотложных операций. И так — 3,5 часа, на всем пути (броней, вертушкой, автомашиной) до Моздокского госпиталя. Тамошние светила военно-медицинской науки и практики долго потом еще разводили руками, силясь понять, как же все-таки удалось "этой юной хирургине" вытащить парня буквально с того света. Но ведь вытащила-таки! Парень тот сегодня на ногах, заканчивает курс реабилитации в Ростове.
Банщикова не запомнила его фамилию. А вот лицо этого парня — как сейчас у нее перед глазами. Простое, мужественное лицо терпящего боль русского солдата.
Видела она и страдающие чеченские лица. Как-то раз, близ Мескер-юрта, к ней на ПМП (полковой медпункт. — Прим. ред.) привезли шестерых молодых "лиц известной национальности". Характер их ранений давал повод серьезно усомниться в том, что это "просто мирные ребята, случайно попавшие под обстрел".
— Доктор, помогите нам, — жалобно протянул один из них, кусая губы от боли. — Мы отблагодарим... Вот здесь, в кармане, деньги. Возьмите...
— Еще одно такое предложение, и я за ваши жизни не поручусь, — ответила Елена Станиславовна. Повернулась к своим помощникам, — ну, что стоите, как аршин проглотили? Готовьте к операции!
Несколько часов не отходила она от операционного стола, извлекая пули и осколки из тел "замиренных чеченцев". Все они, получив своевременную и квалифицированную медпомощь, вскоре были отправлены на последующее лечение в клиники Гудермеса и Хасавюрта.
Банщикова не делает различий между больными и ранеными по их национальной принадлежности. Клятва Гиппократа, данная ею дюжину лет назад в стенах Нижегородского факультета Военно-медицинской академии, гласит: "Помоги страждущему!" В этом же Лена, православная по духу, видит свой священный христианский долг. А то, что среди ее пациентов встречаются подчас и мусульмане, и представители иных религиозных конфессий — не суть важно. Помоги страждущему, коль он нуждается в твоей помощи!
Такие принципы, кстати, исповедовала и знаменитая Флоренс Найтингейл, английский медик времен Крымской войны 1853-1856 гг., чьим именем названа уже упомянутая награда. Награда, что, на мой взгляд, должна непременно украсить грудь капитана Елены Банщиковой, дополнив ряд заслуженных ею в Чечне российских боевых наград.
* * *
Перед тем как отправиться маршевой колонной на Гудермес и далее, в глубокие тылы, мы с фотокором еще раз поговорили с "женщинами из окопов". Сказав, что публикация эта предполагается в мартовском номере, предложили "девчатам войны" обратиться "под праздник" к своим матерям, сестрам, дочерям, подругам, встречающим День 8 Марта вдалеке от свиста пуль и разрывов мин и снарядов.
Мы ожидали (и опасались), что последуют высокопарно-напыщенные фразы, коими наши фронтовые дамы готовы разрядиться, отбросив напрочь "смурные моменты истинности собственной", своего боевого бытия.
Не было всего этого! А что было?
— Мамочка, с праздником тебя! Прости, не писала о том, что уезжаю в Чечню. Не хотелось вас с отцом тревожить. По весне непременно приеду к вам в отпуск. Ваша Елена.
— Ксюша, доченька моя! Поздравляю тебя с нашим общим праздником. Учись прилежно. Предвыпускной курс института — это все-таки не хухры-мухры. А за меня не беспокойся. Как и обещала при расставании с тобой, моя кровинушка, я обязательно вернусь домой. Скоро, очень скоро. Твоя мама Света.
— Наташка, подружка моя, привет! Тут вот заезжие корреспонденты предложили поздравить тебя с 8 Марта. Натка, обнимаю тебя крепко и желаю, чтобы все наши девчоночьи надежды — и там у тебя, в Ставрополе, и у меня здесь, под Шали, — поскорее сбылись!
Нет, все-таки женщины на войне, в жестоком откровении окружающих их грязи, крови, смерти — всегда остаются Женщинами.
И дай Бог, чтобы они таковыми оставались и впредь!